1.Лян Шэн. Встретились на узкой дорожке.

В тринадцать лет у меня появилась дурная привычка.

Я открывала глаза среди ночи и изо всех сил вглядывалась в темноту, пытаясь рассмотреть оклеенный газетной бумагой потолок. Однако во мраке ночи это была совершенно напрасная трата сил.

Ночь накрывала меня величественным чёрным колпаком, я сжималась под одеялом маленьким клубочком, размышляя, почему же во всех романах пишут, что ночь похожа на спокойную гладь воды? Я лишь слышала кашель отца, тихие горькие вздохи мамы и ещё равномерное дыхание спящего Лян Шэна.

Я наблюдала, как он спит. Ему нравилось спать на боку, темноволосая голова утопает в подушке, длинные ресницы, будто пара лебедей, что прилегли отдохнуть на его глазах, крылья носа слегка двигаются при дыхании, бледно-розовый оттенок кожи. Такая мягкая белая кожа у детей Вэйцзяпина встречается крайне редко. Поэтому в моём детском сознании, Лян Шэн был не такой как я и не такой как все остальные ребята в Вэйцзяпине. Мне нравилось, когда он засыпал днём, сунуть тонкую травинку ему в ухо и смотреть, как он просыпается от щекотки. Я сразу пряталась рядом с его кроватью и мяукала, подражая нашей кошке. Глаза Лян Шэна всё не открывались, возможно, он догадывался, что это я, и невнятно бормотал: «Цзян Шэн, не шали, поспи».

Его звали Лян Шэн, меня Цзян Шэн.

До четырех лет наши жизненные пути не пересекались.

Когда мне было четыре года, в один прекрасный полдень солнце осветило половину горного склона, а мама с усталым лицом подвела ко мне красивого, будто сошедшего с экрана телевизора, маленького мальчика и сказала: «Цзян Шэн, это Лян Шэн, зови его старшим братом».

Четыре года. Об этом возрасте сохранились лишь смутные воспоминания. Передо мной только комки глины, трава, цветочки горца. Мне неведомо, что называют катастрофой! Природа играет человеком! И уж тем более я не знаю, что в те дни в Вэйцзяпине произошла страшная авария на шахте! Погибло 48 шахтёров и два журналиста. В моих глазах небо Вэйцзяпиня синее-синее, вода чистая-чистая. Поэтому, когда мама подвела ко мне Лян Шэна, я звонким детским голоском повторила «старший брат Лян Шэн», а за спиной матушки скорчила ему гримасу.

Возможно, моя гримаса была слишком страшна, потому что при взгляде на неё Лян Шэн расплакался.

Плача, Лян Шэн закрыл руками лицо, стараясь не зарыдать в голос. Дети Вэйцзяпина плакали не так культурно как он, они широко распахивали рот в истерике, земля тряслась и духи сокрушались. Я прониклась симпатией к Лян Шэну в тот момент, когда он начал так интеллигентно плакать.

Когда Лян Шэн только появился, он чрезвычайно любил плакать. Днями и ночами я могла слышать его долгие тихие всхлипы.

Обняв подушку, я медленно тянулась к его подушке, в упор среди ночи наблюдая, как он плачет. Но в густой темноте могла лишь видеть, как приподнимаются его слабые плечики, и вздрагивает темноволосая макушка.

Я сказала: «Лян Шэн, если ты боишься темноты, Цзян Шэн будет спать с тобой».

Он, похоже, не проникся симпатией ко мне, всхлипнул, протестуя: «Кто это боится темноты?»

Некоторое время я неподвижно смотрела, как Лян Шэн плачет.

Он повернулся, глаза красные, спросил: «Нашла что-то интересное?»

Я надула щёки, как маленькая рыбка, обернулась ватным одеялом, прижалась к маме. Спросила, верно ли, что горожанина плач делает более счастливым, что кусок сахара?

Счастье – это первое слово, что я выучила, но мама не отметила мои достижения. Укрыв меня одеялом, она сказала: «Цзян Шэн, запомни, Лян Шэн твой старший брат! Не горожанин! Не надо говорить ерунды, ты постоянно должна помнить, Лян Шэн твой брат!»

Вмешательство провидения, в четыре года я и шестилетний Лян Шэн встретились на узкой дорожке. Я не могла и не догадывалась спросить, почему этот мальчик, которого зовут Лян Шэн, неожиданно вошёл в мою семью?

Это было предопределено, он мой старший брат, а я его младшая сестра.

2. Вэйцзяпин. Война Лян Шэна и Бэй Сяоу.

Перед тем временем, как появился Лян Шэн, отец постоянно был очень занят. Только в прошлом году приезжал домой навестить родителей, и я, наконец, смогла его увидеть. Получилось так, что встретились мы уже вчетвером. Высокий и худой, со скучающим выражением лица, похоже, я ему не слишком нравилась.

Ну и ладно, во всяком случае, я тоже не любила его. Впрочем, если бы он был похож на отца Бэй Сяоу, который позволял своему сыну кататься на отцовской шее, как на лошадке, думаю, он нравился бы мне чуть больше.


Мать видела, что маленькой девочке не хватает тепла отцовской ласки. Невозможно заглушить инстинктивную привязанность растущего ребёнка. Поэтому между хлопотами она говорила мне: «Цзян Шэн, твой папа самый выдающийся человек в нашем Вэйцзяпине, поэтому не может постоянно находиться рядом. Он журналист, каждый день трудится и всё это, Цзян Шэн, ради нас с тобой».


Договорив, она, стирая капли пота со лба, улыбалась мне, и только уголки её рта были горько опущены.

Такие разговоры она вела до того момента, как появился Лян Шэн. После она перешла на молчание, будто иссякшее горло колодца Вэйцзяпина. Это молчание становилось ещё более полным при работе в поле или занятии другим тяжёлым трудом.

Она приготовила Лян Шэну самые вкусные блюда, однако Лян Шэн ел мало, его равнодушный взгляд, затуманенный робостью, бродил, не задерживаясь на мне.

Мама, видя плохой аппетит Лян Шэна, повернулась ко мне и сказала: «Цзян Шэн, пригляди за братом. Мама пошла в больницу, увидеться с отцом».

После её ухода Лян Шэн спросил: «Цзян Шэн, когда мама злится, она может ударить ребёнка?»

Я покачала головой и уставилась на стоящее перед ним аппетитное жареное мясо. Потом закрыла глаза и начала торопливо есть. Мне подумалось, если закрыть глаза, картошка будет иметь привкус мяса. И в самом деле, куски картошки не только имели вкус мяса, но были ещё и такие же мягкие. Я удовлетворённо принялась набивать рот. Однако, открыв глаза, увидела, Лян Шэн, стоя на цыпочках, кусочек за кусочком перекладывает палочками мясо мне в пиалку.

Он улыбнулся и сказал: «Цзян Шэн, приятного аппетита. Посмотри на себя, совсем не похожа на маленькую девочку».

Я состроила ему рожицу, в этот раз он не заплакал.

Поели, и я повела его на самый большой луг в Вэйцзяпине собирать жучков. В это время Бэй Сяоу верховодил шайкой детишек, играющих в войну. Он посмотрел и, увидев рядом со мной Лян Шэна, закричал: «Цзян Шэн, это кто? Твой зятёк?»

У ребятишек Вэйцзяпина не было злого умысла, они порой даже не знали, что означают их высказывания. Но лицо Лян Шэна неожиданно покраснело, городской мальчик, кожа лица такая нежная.

Я стащила Бэй Сяоу с баррикады, потянула к Лян Шэну, сказала: «Его зовут Лян Шэн, он мой старший брат».

Бэй Сяоу, посмотрев на Лян Шэна, скривил рот в улыбке: «Меня зовут Бэй Сяоу, я здесь главный».

Лян Шэн тоже улыбнулся. Уголки рта изогнулись в ни с чем несравнимую по красоте дугу, в солнечном свете, как прекрасная кукла.

В тот день мы развлекались как сумасшедшие. Дети забыли обо всём, Лян Шэн веселился от души, наловил больше всех жучков. Даже забыл плакать.

Только Бэй Сяоу постоянно ходил за мной хвостом и приставал: «Цзян Шэн, почему в вашей семье все имена такие странные? Ах, я забыл, главу твоей семьи зовут Цзян Лянчжи. Неудивительно».

Я не знала, кого зовут Цзян Лянчжи, но Лян Шэн знал. Когда дети называют родителей другого по имени, это обычно приобретает оттенок брани, но я верила, что Бэй Сяоу просто болтает. Однако Лян Шэн так не считал, и, не стесняясь, двинул Бэй Сяоу кулаком.

Они затеяли драку. Бэй Сяоу был слабым человечком, и действовал руками; у Лян Шэна к слабости примешивалось понятие чести, он пустил в ход и кулаки, и зубы. Укусил так, что Бэй Сяоу заорал. Постепенно теряя выдержку, стал кричать мне: «Цзян Шэн, чёрт побери, ты не собираешься спасать меня!»


Первоначально я полагала, что команда Бэй Сяоу объединится против Лян Шэна. Никак не думала, что они ещё более малодушны, и будут лишь спокойно наблюдать со стороны за поражением Бэй Сяоу. Вот если бы Бэй Сяоу взял верх, они забили бы Лян Шэна до увечий. Это был первый раз, когда я узнала, насколько поступки людей Вэйцзяпина низки. Я направилась вытаскивать Лян Шэна, сказала: «Брат, мы уходим. Не кусайся».

Это было похоже на то, как соседи зовут свою собаку Дай Хуана: «Дай Хуан, не кусайся! Пошли!»

Лян Шэна был слишком увлечен борьбой зубами, поэтому, когда я протянула ему руку, без колебаний впился в неё. Только услышав мой истошный вопль, он очнулся, бросил кусать лицо Бэй Сяоу и, обхватив мою кровоточащую руку, закричал: «Цзян Шэн, Цзян Шэн». Моё сморщенное от боли лицо разгладилось, потому что я увидела, как в растерянности на глаза Лян Шэна наворачиваются слёзы.
Нахмурив брови, я сказала: «Брат мне не больно, пошли домой».

3. Авария на шахте. Сумерки как вода.

Вечером мама Бэй Сяоу притащила почти изуродованного сына к нам. Морщины на её лице по сравнению со следами зубов на щеке её сына ещё более бросались в глаза. Моя мама непрерывно приносила чай и без остановки бормотала слова извинений. До глубокой ночи лицо Бэй Сяоу со следами укуса стояло у меня перед глазами. Перед уходом мама Бэй Сяоу ещё прихватила связку красного перца с ограды нашего дома.


Из-за Лян Шэна мама выпорола меня.

Моя добрая мягкая мама первый раз подняла на меня руку. Она била меня прутом и плакала: «Знаешь, ты иголка в глазах Вэйцзяпина! Будь осторожней с людьми, нельзя постоянно всем докучать. Хочешь, чтобы весь Вэйцзяпин узнал о твоём существовании? Как можно так третировать людей?»

Тогда я не знала, слова мамы были предназначены для ушей Лян Шэн. Она была мягкосердечной и, как большинство описанных в романах брошенных женщин, покорной судьбе.

Прут попал на рану от укуса Лян Шэна, и я затряслась. Подглядывающий из-за дверной занавески Лян Шэн плотно прикрыл ладонью глаза.

Лунный свет, как вода.

Подобно воде струился лунный свет, слабая мать беспомощно подняла прут. Растрёпанные волосы, в глазах слёзы. Четырёхлетняя девочка никогда не сможет понять женскую печаль.

Мужчина, которого звали Цзян Лянчжи, нищий учитель в Вэйцзяпине взял её в жёны, чтобы жить, поддерживая друг друга! Ради заботы о его нетрудоспособных родителях, чтобы не увеличивать тяжесть его ноши необходимостью искать дополнительный заработок, она дважды с сожалением избавлялась от беременности. Каждый раз он обнимал её и, плача, говорил, прости. Этот мужчина со слезами на глазах поклялся, что в будущем непременно даст ей счастливый дом и табун здоровых ребятишек! Потом он, в самом деле, сделал это! Добился успеха, стал знаменитый репортёром в столице провинции. Однако у него появилось новое увлечение. Такая же, как он, хорошо образованная журналистка! Они были счастливы! Близки! Сладость! Упоение!

Крестьянка в далёком Вэйцзяпине терпела! Горевала! Напрягала последние силы! Ждала! Она знала, что у него есть там семья и к тому же ребёнок. Однако не смела заикнуться, не смела плакать и затевать скандал! Понимала, он не разведётся с ней, из-за того, что свёкор со свекровью нуждались в её заботе и терпеливом трудолюбии. К тому же она никогда не вмешивалась в его личную жизнь.

Несколько дней назад, мужчина, которого звали Цзян Лянчжи и его любимая журналистка вместе приехали в Вэйцзяпин, вести репортаж с угольной шахты. Но неожиданно произошла авария, обвал грунта, журналистка погибла, любовь закончилась. Тот мужчина, которого звали Цзян Лянчжи, сейчас находился в больнице между жизнью и смертью. Только жена была у постели больного. Он наказал ей, привезти сына в Вэйцзяпин, приглядеть за ним. А если он умрёт, то позаботиться о ребёнке. Ему не нужно было даже просить её, только распорядиться.

Такого рода женщине можно посочувствовать. Когда был жив, обманывал и после смерти тоже.

Эта обманутая женщина и была моей матерью. В данную минуту с растрепанными волосами, со слезами на глазах, будто потерянная. О делах родителей я выяснила, когда мне было 13 лет. Так же с 13 лет у меня появилась дурная привычка – открыв среди ночи глаза, изо всех сил напрягать зрение, пытаясь разглядеть оклеенный газетами потолок. Сворачивалась в клубок, пытаясь понять прелесть ночи, ночь, как вода! Лунный свет струится, как вода!

В прошлом именно такой ночью, в которой лунный свет подобен воде, мама порола меня и при этом обнимала и плакала, приговаривая: «Цзян Шэн, о, моя судьба».

Я была у мамы поздним ребёнком, она по-своему дорожила мной. У неё никогда в жизни не было каких-либо драгоценностей, а я была её драгоценным золотцем. Все сожаления по поводу двух предыдущих нерождённых детей она превратила в любовь, сосредоточенную на мне. Но сегодня, закончив плакать, она оставила меня стоять во дворе в наказание.

Той ночью луна была такая одинокая, я стояла босиком, только Сяоми, маленький котёнок, теплым комочком жался к моим ступням.

После полуночи Лян Шэн тайком вышел из комнаты и тихонько окликнул меня: «Цзян Шэн, Цзян Шэн».

Я, взглянув на него, с обидой на лице опустила голову. Голые пальчики ног то сжимались, то растопыривались.

Он взял мою руку, с сожалением глядя на красную метку укуса, вытекшая кровь свернулась в тёмно-красный нарыв. Спросил: «Цзян Шэн, ещё болит?»

Я покачала головой и кивнула. Потом схватила его за руку и разревелась, вытирая грязь и слёзы его опрятным рукавом.

Он, закусив губу, произнёс: «Цзян Шэн, прости».

После его слов я заплакала ещё сильнее.

Он яростно вытирал рукавом мои слёзы, приговаривая: «Цзян Шэн, не плачь. Лян Шэн плохой! Больше Лян Шэн не позволит, чтобы с Цзян Шэн обходились несправедливо! Иначе, пусть луна с неба свалится на меня и раздавит!»

Я перестала плакать, сказала ему: «Брат, не надо, чтобы луна давила. Если потом с Цзян Шэн снова обойдутся несправедливо, ты завали меня жареным мясом!»

Сказала и облизнулась, вспоминая о жареном мясе, что ела в обед. Шестилетний Лян Шэн поднял на меня взгляд и заплакал. Потом, когда мы учились в младшей школе, учитель дал всем задание рассказать о мечтах. Те ребятишки, что не хотели становиться учёными, собирались быть космонавтами. Только Лян Шэн наивно рассказывал, что в будущем хочет быть поваром, готовить жареное мясо. Этим он вызвал у учеников дикий хохот, и учитель поставил его в угол, как нарушителя дисциплины.


Ещё той ночью с лунным светом, струящимся как вода, Лян Шэн потащил меня тайком в большую комнату, налил прохладной воды и, молча, стал мыть мне ноги. Мои ступни очень маленькие, руки Лян Шэна тоже маленькие. Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн, надо носить обувь, иначе ступни вырастут большими, большие никто не хочет».

Сидя на лавке, я улыбнулась, сказала: «Я не боюсь, у меня есть Лян Шэн, мой старший брат».

Лян Шэн промолчал, взвалил меня с лавки на спину и отнёс в спальню.

Мама давно спала, вздыхая во сне. Я прижалась к засыпающему Лян Шэну. Две маленькие черноволосые макушки рядом, как пара стойких растущих среди зимы грибочков сянгу*.

(* - другое название грибов - шиитаке)

Сяоми свернулась рядом со мной, а я свернулась рядом с Лян Шэном.


Почти забыв только что перенесённую порку, легкомысленно улыбнулась Лян Шэну. Лян Шэн, похлопав по моей макушке, сказал: «Цзян Шэн, будь умницей, засыпай».

Засыпая, я тайком взглянула на Лян Шэна. В струящемся лунном свете выражение лица Лян Шэна тоже, как вода.

4. Лян Шэн, я укусила Бэй Сяоу.

Через полгода отец вернулся из больницы домой, нижняя половина тела неподвижна, полная потеря трудоспособности. Левая рука подвешена к шее, правая ампутирована.

Новый образ показался мне оригинальным, невольно столкнувшись с этим незнакомым мужчиной, я глупо захихикала и состроила рожицу. Лян Шэн со злостью зыркнул на меня и, уткнувшись головой в грудь отца, горько заплакал.

Мне было трудно осмыслить такого рода сложные связи. Я лишь подсознательно чувствовала, отношения в моей семье не такие, как в других.

Говорил отец невнятно, но по-прежнему вёл себя, как главы семьи, руководя мамой. Несмотря на то, что мама высекла меня, я до сих пор любила её и тянулась к ней. Поэтому испытывала отвращение к мужчине, который только и знал что, сидя в инвалидном кресле, грелся на солнышке! Много раз, играя во дворе, пользуясь тем, что он не обращает внимания, я кидала в него маленькие камешки. Но из-за боязни, что Лян Шэн расстроится, пришлось бросить это развлечение.

Добрая мама постоянно оставляла вкусную еду для отца и Лян Шэна. Лян Шэн добросовестно кормил отца. Поначалу это было моей обязанностью, но однажды мама, увидев, как я тычу едой отцу в ноздрю, перепоручила это Лян Шэну.

Мама сознавала, что в моей груди тайно зреет смутная обида. На самом деле, я может даже и хотела бы стать порядочным ангелочком, но страдания мамы, как действие яда, заставляли мои ангельские крылья терять перо за пером.

Отец постоянно отказывался есть и отворачивал голову, вкусная еда оставалась Лян Шэну. А Лян Шэн тайком оставлял еду мне. Я спрашивала его: «Брат, а ты не голоден?»

Лян Шэн отвечал: «Брат поел, ешь ты».


Война между Лян Шэном и Бэй Сяоу в Вэйцзяпине завершилась воцарением Лян Шэна на отвоёванных территориях. Теперь я была сестрой гегемона! Человек высокого положения.

Раны от укуса на лице Бэй Сяоу уже рассосались, и мы по-прежнему ловили в траве жучков. Бэй Сяоу, чтобы снискать расположение Лян Шэна, тайно принёс из дома материн горшочек для соли. Сказал, это чтобы вождь складывал туда сверчков.

Я видела, что Лян Шэну понравился горшочек. Он принёс со стройки песка, закопал в нём кусочек имбиря и аккуратно поставил под кровать. Я спросила его: «Так могут родиться сверчки?»

Лян Шэн ответил: «Цзян Шэн, ты правда глупая! Сверчок может родиться только от мамы-сверчка, имбирь – только от мамы имбиря».

Я сказала: «Ух ты! Собака родится от мамы собаки, кошка от мамы-кошки. Тогда Лян Шэн может родиться только от мамы Лян Шэна! Но Лян Шэн, где же твоя мама?»

Глаза Лян Шэна стали печальными, в тёмных зрачках мелькнула свинцовая синева. В этот момент как раз проходила мама, погладив Лян Шэна по голове, она сказала: «Цзян Шэн, послушай, вы оба рождены мамами».

Я, скривив рот, протянула: «А…»


Горшочек, который принёс Бэй Сяоу, чтобы задобрить Лян Шэна, вызвал проблемы.

Когда мама Бэй Сяоу принялась готовить, обнаружила, что их горшочек с солью исчез. Схватила Бэй Сяоу и устроила ему взбучку. Низость дитя Вэйцзяпина раскрылась ещё сильнее. Чтобы скрыть свой преступный сговор с врагом, сказал, что Лян Шэн приходил к нему поиграть и тайком унёс.

Мама Бэй Сяоу схватила своего неразборчивого в друзьях сына и притащила к нам. В дальнейшем вина Лян Шэна увеличилась стократно, складывалось впечатление, будто восьмилетний Лян Шэн полностью обчистил их дом. Я неожиданно почувствовала озноб и тихим голосом произнесла: «Брат, когда придёт мама Бэй Сяоу, я возьму вину на себя».

Лян Шэн, вероятно давно забыв о клятве, что луна раздавит насмерть, сказал: «Цзян Шэн, в итоге тебя недаром кормили жареным мясом. Обросла жиром, не больно сносить побои».

Я почувствовала, что под дурным влиянием детей Вэйцзяпина Лян Шэн становится таким же низким человеком.

Мама спросила Лян Шэн, правда ли, что он украл кувшин семьи Бэй Сяоу? Лян Шэн невинно покачал головой.

Мать Бэй Сяоу вихрем залетела в наш дом, всё обыскала и в итоге обнаружила под кроватью Лян Шэна горшочек с песком. Обняв горшочек, будто в канонической сцене «встреча матери с сыном после долгой разлуки», она принялась ругаться на Лян Шэна, что тот сбившийся с правильного пути негодник и с детства нечист на руку.

При виде того, как лицо Лян Шэна становится красным, а в глазах плещет море грусти, я разозлилась на Бэй Сяоу. Подумала, всё равно козлом отпущения быть мне, наказывают постоянно меня, поэтому на волне вскипающей злости бросилась на Бэй Сяоу, опрокинула его, схватила за лицо и изо всех сил вцепилась зубами.

Кто бы ни пытался меня оторвать, я не разжимала челюсть. От боли Бэй Сяоу даже не мог плакать. Мать Бэй Сяоу, обессилено осев на пол, выла в голос, как же её угораздило столкнуться с такими бандитами.

Лян Шэн сказал: «Отдайте горшок, я прикажу Цзян Шэн отпустить».

У матери Бэй Сяоу не было другого выхода, как только с ненавистью во взгляде передать горшочек Лян Шэну. Лян Шэн заглянул в него, убедившись, что количество песка не сильно убавилось, сказал мне: «Цзян Шэн, отпусти!»

В тот момент уже я оказалась в роли соседской собаки Дай Хуана.

5. Бэй Сяоу, я и Лян Шэн пошли в школу.

Мама Бэй Сяоу тащила ревущего сына к выходу и приговаривала: «Вот довелось же столкнуться с бандой грабителей». Вытирая слёзы, она снова прихватила с ограды нашего дома пару связок красного перца.

Отец в своём инвалидном кресле из комнаты с каменным лицом смотрел на маму, долго тряс щеками и вытряс одну фразу: «Смотри, что за прекрасную дочь ты родила!»

Глаза мамы покраснели, она прикрыла их, навернулись слёзы. Вскинула ладонь и со злостью хлестнула в сторону моего лица, говоря: «Подаёшь плохой пример, дурно влияешь на Лян Шэна».

После звонкого хлопка я, вопреки ожиданиям, ничего не почувствовала. Открыла глаза и обнаружила Лян Шэна, преграждающего путь к моему лицу. Прикрыв щёку, он твёрдо стоял на моей защите, тихим голосом постанывая: «Мам, не бей Цзян Шэн, она не виновата. Тот горшок Бей Сяоу сам мне отдал, поверь».

Голос Лян Шэна звучал ужасно. Отец из комнаты, увидев, что мать по ошибке ударила его сына, рванул, будто взбесившийся лев. Только он забыл, что сейчас сидит в инвалидном кресле, беспомощный инвалид! Его тело, наполовину вывалившись, потеряло опору, «бум».

Отца снова отправили в больницу.

Лян Шэн тоже пошёл в больницу, врач сказал, недостаточное питание. Будучи не в состоянии двигаться отец только и мог, что изо всех сил таращится на маму! Мама не чувствовала своей вины.


На самом деле они же не знали, что каждый день всю вкусную еду Лян Шэн полностью отдавал мне.

Мы взбирались на крышу, смотрели на струящийся лунный свет, что как вода, слушали жужжание насекомых. Лян Шэн прятал вкусности в большой чашке, приносил её на крышу, отдавал мне и, улыбаясь, смотрел, как я жадно заглатываю куски. Я спрашивала его: «Брат, ты не голоден?»

Лян Шэн отвечал: «Брат поел, это тебе».

В лунном свете я слушала жужжание насекомых и не обращала внимания на урчание в животе Лян Шэна. Тогда я думала, это лишь другого вида звуки, издаваемые жучками.

А, ещё забыла сказать. Из-за той маминой ошибочной оплеухи правое ухо Лян Шэна оглохло. С тех пор, когда я обращалась к брату, приходилось повышать голос. Из-за этого я тихонько плакала, говорила: «Брат, лучше бы уж я сама оглохла».

Лян Шэн успокаивал: «Глупая, Лян Шэн - мужчина, всё в порядке. Ты девочка, оглохнешь, не сможешь выйти замуж».


Отца снова положили в больницу, вогнав и без того небогатую семью в ещё большую нужду. Первоначально несчастный случай отнесли к производственной травме, редакция газеты взяла ответственность. Но в этот раз причиной был сам человек, редакция не хотела продолжать наполнять эту бездонную бочку.

Отец лежал на больничной койке, как безжизненный труп. У постели больного юная дочь пела матери только что выученную в школе песню о достижениях социализма, социализм – это хорошо, при социализме сам народ всему хозяин.

Взгляд отца метал молнии, не считаясь с обстоятельствами, понукал мать, мол, Лян Шэн перешагнул школьный возраст, что ты за мать, не заставишь его пойти учиться.

Мать, согласно кивнув головой, сказала, она сделает.


Я рассказала Бэй Сяоу, что пойду в школу вместе с Лян Шэном.

Бэй Сяоу - прилипало. С плачем побежал к своей матери.

Не прошло много времени, как мать Бэй Сяоу продала несколько кур, и Бэй Сяоу с новым портфелем отправился в школу.

Ещё через недолгое время, моя мама незаконно сдала за деньги кровь, и я с Лян Шэном, нацепив портфели, что мама в спешке шила нам всю ночь, тоже пошли в школу. Мама поначалу не хотела, чтобы я училась. Я жалобно посмотрела на Лян Шэна, Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн не будет учиться, и я не буду».

Маме ничего не оставалось, как стиснув зубы, ещё раз сдать кровь, чтобы я смогла пойти в школу. В школе мы с Лян Шэном учили песни про социализм. Мы пели, а мама слушала, счастливая улыбка расцветала на её лице, как прекрасный цветок.

Ах, мама, прости меня. В то время твоя дочь была слишком юной, не понимала, что означает продажа крови. Дочь полагала, что это не сильно отличается от продажи кур матерью Бэй Сяоу.

6. Лян Шэн, пусть я стану незаконнорожденной.

Я и Лян Шэн учились старательно, из-за того что учитель говорил, учёба единственная дорога покинуть Вэйцзяпин! Лян Шэн не был изначально жителем Вэйцзяпина, поэтому особо сильно желал его покинуть! А раз этого хотел Лян Шэн, то того же хотела и я.

Хотела есть шоколад, о котором говорил Лян Шэн, хотела опробовать все развлечения в парке, о которых рассказывал Лян Шэн. Хотела стать такой же как те, кого он называл городскими девочками.

Пусть даже луга Вэйцзяпина казались мне прекрасными.


Зарытый Лян Шэном в песке имбирь дал всходы, зелёные, очень нежные. Лян Шэн прикрыл их рукой, не позволив мне тронуть. Сказал: «Цзян Шэн, не безобразничай, сломаешь, мы не увидим прекрасный цветок».

Я спросила: «Лян Шэн, а цветок имбиря красивый?»

Лян Шэн взъерошил волосы, надолго задумался и признался: «Я никогда не видел. Однако, Цзян Шэн, несомненно, прекрасней, чем ты*».

(* - Цзян (фамилия девочки) в переводе означает имбирь)


Лян Шэн был самым красивый мальчиком в Вэйцзяпине. Но женщины Вэйцзяпина ненавидели этого мальчика! Авария на шахте отняла жизнь их мужчин! Они полагали, та авария произошла из-за Цзян Лянчжи и его любимой журналистки, которые спустились в шахту. На их любовь обрушилась кара небес, и шахта обвалилась, погребя под завалами их мужчин! Поэтому они думали, что Лян Шэн приносит несчастье, и Вэйцзяпин и их самих ждёт ещё больше новых бед!

Из-за этого они науськивали старших ребят, по пути из школы напасть на Лян Шэна.

В один из дней те подростки повалили Лян Шэна на землю и стали валять в грязи. На его виске показалась кровь. Я и Бэй Сяоу не могли оттащить тех рослых парней и стали просить женщин, стирающих бельё, помочь. Мы были слишком малы и не знали, эти женщины и были теми, кто послал решить дело силой.

Они лишь орали, как сумасшедшие: «Чтоб он сдох этот незаконнорожденный чёртов ублюдок, убьют и хорошо!»

В тот момент моему сердцу стало так больно. Я видела, как только Лян Шэн услышал это слово – незаконнорожденный, его взгляд наполнился смертельной мукой.

Я как бешеный пёс со всей силы кусала тех подростков, их плечи, ноги, задницы, всё до чего могла добраться. Кусала, отчаянно, изо всех сил. Я и Лян Шэн хотели жить спокойной жизнью, как обычные дети, мы были малы и не могли понять злобу взрослых.

Дважды искусанный нами Бэй Сяоу уже прочувствовал, кусаться - это чрезвычайно суровое искусство. Он решил хорошенько изучить его по тайным книгам, поэтому, ни на что не обращая внимания, так же как и я, принялся кусаться.

Судя по всему, Бэй Сяоу был очень старательным учеником!

Но что толку говорить о нашей старательности. В результате мы все трое валялись на земле, израненные с ног до головы. А банда подростков, добившись цели, сбежала.

Вытерев грязь с лица, я пробовала взять Лян Шэна за руку, но его кулаки были крепко сжаты, подступающие слёзы безостановочно наворачивались на глаза. Я потянулась к его уху, громким голосом сказала: «Брат, не плачь. Не нравится, что говорят о тебе эти тётки, мы поменяемся, я стану Лян Шэном, а ты Цзян Шэн, я не боюсь, что другие будут называть меня незаконнорожденной».

Сжатые кулаки Лян Шэна медленно ослабли, и слёзы хлынули потоком.

Мы с Бэй Сяоу привели Лян Шэна домой. По дороге Бэй Сяоу хохотал: «Цзян Шэн, оказывается, кусаться весело». Я подняла голову, взглянула на шрам на его лице. На душе стало муторно, мне хотелось сказать, Бэй Сяоу, прости!

В тот год мне и Бэй Сяоу было десять, Лян Шэну двенадцать.

Вот так началась наша юность, с оскаленных зубов и выпущенных когтей. Ничего не поделаешь, я и Бэй Сяоу не могли спокойно смотреть, как другие обижают Лян Шэна.

7. Хэ Маньхоу украл нашу курицу.

Но юность не может длиться вечно, люди взрослеют. Когда я задумалась о своём будущем, мне было уже 13 лет. Постепенно начала понимать, что за связь между мной и Лян Шэном, про отца и прочие вещи.

Я по-прежнему звала Лян Шэна братом. Но на отца смотрела всё холоднее и холоднее, мне даже показалось, в его глазах уже скользит беспокойство. Мой взгляд, будто незримый надзор рока! Передо мной он уже меньше повышал голос на маму. Мама, постоянно занятая тяжёлым физическим трудом, сгорала, как свеча, изматывающие условия жизни раньше времени истощали её силы. Отец, кажется, осознал, если мать к несчастью покинет этот мир, у него самого ничего не останется.

Иногда, когда она кормила и накладывала ему мяса, он давал знак, пусть тоже съест кусок. Невозможно вообразить, как мама была растрогана его добрыми намерениями.

Я часто думала, если бы не мать Лян Шэна, была бы моя семья счастливой, может тогда моей маме не пришлось бы ради средств существования сдавать кровь за деньги, теряя здоровье! Становиться цветком, что может осыпаться в любой момент. А Лян Шэн, при других обстоятельствах мог ли он так безмятежно жить в моей семье, окружённый любовью и заботой матери, которая поступается своими интересами ради сохранения благополучия?

Но я упускала из виду чувства самого Лян Шэна. На самом деле и в прошлой жизни, и в нынешней ему неоткуда было ждать спасения, невозможно было спокойно дышать. В прошлом - его мать, причинившая вред нашей семье, сейчас - молчаливая опека моей мамы. Отсюда рождались угрызения совести, заполнившие его жизнь. Возможно, он относился ко мне с такой трогательной заботой, именно, из-за этих опутавших его переживаний.


Закопанный Лян Шэном в песке имбирь дал всходы. Я спрашивала его, действительно ли в этом мире существует цветок имбиря?

Лян Шэн взмахнул красивыми, как у девчонки, ресницами, долго думал, смотрел на меня и в итоге сказал: «Цзян Шэн, в мире непременно есть цветок имбиря». Я должна была верить старшему брату.

И я верила ему.


Я по-прежнему открываю глаза среди ночи, пытаюсь вглядеться в события, что никак не могу осмыслить, но беспросветный мрак предопределяет бесполезность усилий. Я ничего не могу уловить, мои зрачки затуманены огромной порцией досады и ненависти, будто никогда не были чисты в прошлом.

Самые радостные моменты для меня - это когда я вместе с Лян Шэном, из-за того, что он позволял мне всё. К сожалению, я не осознавала, как много скорби было в его сердце. Когда он улыбался, я радостно улыбалась вслед за ним; когда с надеждой смотрел в синее небо, я следовала за его взглядом; если даже, находясь в крайнем унынии, он говорил мне: «Цзян Шэн, ты поросёнок», я, задрав маленький подбородок, поддакивала ему звонким голосом: «Ага, Лян Шэн, я поросёнок». В такие моменты он легонько стукал меня по голове веточкой ивы, слабая улыбка скользила на губах, послеобеденный свет застывал в его твёрдом и грустном взгляде.

В тот момент, когда я мирно рассматривала его профиль, прибежал Бэй Сяоу, весь в поту, тяжело дыша, закричал: «Лян Шэн, Цзян Шэн, Хэ Маньхоу украл вашу курицу! В вашем доме всё вверх дном, быстрее возвращайтесь!»

Хэ Маньхоу в Вэйцзяпине самый умелый профессионал, сделавший бизнес на пустом месте, короче воришка. Я, однако, постоянно говорила Бэй Сяоу: «Мне кажется, Хэ Маньхоу в нашем Вэйцзяпине самый перспективный мужчина. Посмотри, есть ли здесь кто-нибудь более способный, чем он, обеспечивающий свою жену, чтобы она стала такой упитанной?» Бэй Сяоу сказал: «Чёрт побери, Цзян Шэн, ты прямо, как заводчик свиней!»

Сейчас «профессионал в свиноводстве» Хэ Маньхоу по совместительству стащил у нас курицу. Пока я реагировала, Лян Шэн уже давным-давно подорвался, Бэй Сяоу схватил меня за руку и побежал за ним.

Мы с Бэй Сяоу вбежали в дом следом за Лян Шэном, все были тут, во дворе царил полный хаос. Обессилевшая мама у каменного жёрнова в приступе астмы, отец, упал с инвалидного кресла и лежит посреди двора, несколько куриных перьев повисли на его бровях. Лян Шэн, не обращая ни на что внимание, бросился к нему, закричал: «Отец, ты как?»

Я тихо спряталась за маму и непонятно почему вместе с ней заплакала. Лян Шэн кинулся на толпу с криком: «Хэ Маньхоу!» Грубые вены вздулись на его шее.

Хэ Маньхоу высунул голову из-за спин, томно протянул: «Я же сказал, вашу курицу стащил хорёк! Ваша семья не верит мне?»

Бэй Сяоу повысил голос: «Лян Шэн, не слушай эту сволочь, я видел, только что он свалил твоего отца! Я был рядом! Хэ Маньхоу, когда ты превратился в хорька…» Бэй Сяоу ещё не закончил говорить, как оказался в объятьях своей матери, прижавшей его так, будто собралась кормить грудью. Она делано рассмеялась: «Ребёнок, что он может знать. Сказали же, хорёк украл». Люди вокруг поддержали её. В Вэйцзяпине, положение нашей семьи, было не выше, чем у ленивых гастробайтеров. Мать слаба, отец инвалид, дети пока несовершеннолетние, а что ещё более важно, люди Вэйцзяпина не любили Лян Шэна!

Глаза Лян Шэна покраснели, наполнились обидой, как сумасшедший, он бросился на Хэ Маньхоу и одним ударом опрокинул его на землю. Упорно рвался ударить снова, однако обступившие со всех сторон люди оттаскивали его, они говорили, как может этот ребёнок поступать так необдуманно? Разве дядюшка Хэ способен обмануть?

Хэ Маньхоу с невинным лицом: «Говорю тебе, в ваших убытках виноват хорёк!» Только произнёс и вдруг завопил - я зубами с ненавистью вцепилась ему в зад. Он орал и подскакивал, пытаясь освободиться, но мои зубы будто пустили корни в его заднице.

Бэй Сяоу в объятьях матери не забывал истошно кричать: «Твою мать, Цзян Шэн. Ты тайком дошла до десятого уровня в науке об искусстве укусов?»

Я закатила глаза. Ведь хотела лишь разок куснуть в отместку за Лян Шэна, откуда мне было знать, что у Хэ Маньхоу такие странные штаны, мои зубы в итоге никак не вытащить наружу.

Мама Бэй Сяоу, наблюдая за моим затруднительным положением, вздохнула, обращаясь к моей маме: «Смотри-ка, не стоило подбирать чужое семя. Теперь вот порядочная девочка попала под дурное влияние».

Лян Шэн рвался сквозь толпу, рычал, пустите, мне надо увидеть сестру. Но они боялись последующих инцидентов и плотно удерживали его. Лян Шэн зарыдал в голос.

Видя, что Лян Шэн плачет так же как те дикари Вэйцзяпина, широко открыв рот, мне хотелось заорать: «Брат!» Я хотела сказать, Лян Шэн, мы ведь не будем плакать? Но взглянув на полный двор людей, слёзы подступили к глазам…


Всю в слезах меня и Хэ Маньхоу жители отнесли в больницу.

8. Клятва именем Луны: мы будем упорно учиться.

Старичок в приёмном покое больницы, включив карманный фонарь, долго осматривал, возился до ночи, но так ничего и не сделал. В самом конце вздохнул и обратился к Хэ Маньхоу: «Пожалуй, зубы так и останутся в твоей плоти».

Мне хотелось прибить этого старика. Зубы, что будут принесены в жертву - мои, Цзян Шэн, а не Хэ Маньхоу. С какой стати ты сочувствуешь ему? Могла ли я подумать, что в ближайшем будущем лишусь двух прекрасных передних зубов, ещё Бэй Сяоу небось будет злорадствовать. Я разинула рот, чтобы дать волю слезам – в полночь пространство Вэйцзяпиня разорвал вопль ужаса Хэ Маньхоу, неожиданно мои зубы и его задница отделились.

В приёмном покое я как полоумная полоскала рот. Старик - доктор совсем утомился, конечно, где уж ему понять, в будущем это будет у меня самым гадким воспоминанием. Когда расстались, на заднице Хэ Маньхоу красовалась повязка, а я в полночном лунном сиянии вприпрыжку скакала домой.

Во дворе было тихо, только Лян Шэн и его тень, одинокие, друг против друга. Он сидел на каменном жёрнове, спиной ко мне, подобрав ноги, и покачивался. В лунном свете, что как вода, эта поза отражала тоску и боль, его спина непрерывно тряслась. Я тихонько подошла, встала перед ним, отвела руки. Лян Шэн поднял голову, слёзы капнули на мою ладонь, пронзила боль. Я опустила голову, взглянула на слезу на ладони, тихим голосом позвала его: «Брат», будто провинившийся ребёнок.

Лян Шэн вдруг всполошился: «Цзян Шэн, разве я не должен был забрать тебя завтра утром? Почему ты одна пришла среди ночи? С ума сошла?»

Я не произнесла ни звука, подняла руку, рукавом вытерла насухо его слёзы. Лян Шэн, неожиданно вспомнив, спросил: «Цзян Шэн, с твоими зубами всё в порядке?» Я улыбнулась, обнажив белый ряд зубов.

Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн, ты ещё ничего не ела?» Спрыгнул вниз и пошёл в дом. Я спокойно стояла в струящемся лунном свете.

Лян Шэн через некоторое время принёс мне миску горячей лапши, стал оправдываться: «Цзян Шэн, в доме нет яиц. Поешь одной лапши».

Я молча принялась за приготовленную Лян Шэном лапшу, Лян Шэн смотрел на меня, его брови мало-помалу хмурились. Я улыбнулась, сказала: «Брат, твоя лапша очень вкусная!», горло Лян Шэна сжалось, и он заплакал. Как в прошлом, когда он только приехал в Вэйцзяпин, будто он снова шестилетний ребёнок, и я состроила ему гримасу. Закрыв лицо руками, громко всхлипывая, бормотал: «Цзян Шэн, Цзян Шэн, брат… Брат в будущем непременно каждый день будет кормить тебя яйцами».

Я отняла его ладони от лица, правой рукой легонько постучала по переносице, осторожно пальчиком разгладила нахмуренные брови, сказала: «Брат, пообещай Цзян Шэн, больше не грустить, хорошо?»

Лян Шэн смотрел на меня с тоской и твёрдостью во взгляде. Я ухватила большую миску лапши, встала на цыпочки, опираясь на него.

«В присутствии луны клянёмся, Лян Шэн и я будем учиться, чтобы вырасти и стать сильными».


Перед рассветом я прижалась к телу мамы, тепло её худой спины согревало мой живот. Я серьёзно слушала её равномерное дыхание и тихий вздохи, похоже, рождаемые её сновидениями.

Она слегка повернулась, я прикинулась спящей. Мама почувствовав, что я рядом, приподнялась, прикрыла меня одеялом. Взгляд, будто вода, погружал меня в мир сновидений.

Во сне мы с ней покинули Вэйцзяпин, завели много кур, у нас было много яиц. Ей больше не нужно было бояться воришки Хэ Маньхоу, но что более важно, никто больше не мог её обидеть.

9. В Вэйцзяпине ягоды юйюбы принадлежат Цзян Шэн.

На следующий день на занятиях Бэй Сяоу громко приветствовал нас.

Войдя в дверь, сразу улыбнулся мне: «Цзян Шэн, твои передние зубы не остались в заднице Хэ Маньхоу?»

Я улыбнулась ему в ответ очаровательной улыбкой, демонстрируя здоровые зубы. Бэй Сяоу не мог сдержать вздоха восхищения: «Смотри, Лян Шэн, у вашей Цзян Шэн выросли действительно хорошие зубы. Офигеть, из задницы Хэ Маньхоу ещё можно вытащить такие прекрасные зубы? Никогда бы не подумал!»

Слова Бэй Сяоу чуть не заставили меня вывалить завтрак обратно на землю.

Лян Шэн сказал: «Бэй Сяоу, не надо постоянно приставать к Цзян Шэн».

Бэй Сяоу фыркнул: «Ваша Цзян Шэн крутая штучка, говорят, Хэ Маньхоу вчера всю ночь не мог прилечь на кровать. Разве я могу задирать её, моя задница не виновата, я не ищу на неё приключений!»


Несколько дней Бэй Сяоу постоянно поднимал тему тесной связи моих зубов и задницы Хэ Маньхоу, совсем достал. Наконец, заявил: «Цзян Шэн, не злись, я хочу задать тебе культурный вопрос, что постоянно мучит меня,- и торжественно заверил. - Самый последний».

Покусывая карандаш, я слушала его болтовню. «Бэй Сяоу, раз культурный, то спрашивай».

Бэй Сяоу пошевелил мозгами и произнёс: «Цзян Шэн, я хотел бы знать, задница Хэ Маньхоу и твоя голова были рядом так долго, он не пукал?»

Я сказала: «Какой интересный вопрос, почему бы тебе не проверить это с его задницей?»

В итоге после обеда лицо Бэй Сяоу оказалось рядом с задницей одного ученика, из-за клочка земли Вэйцзяпина с несколькими деревьями юйюба. Ягоды с этого дерева были приятным лакомством для детей Вэйцзяпина. Многим покажется смешным, называть их лакомством, но мы в то время жили в крайней нищете.

Ягод мало, а детей в Вэйцзяпине много, прямо как в пословице - монахов много, каши мало. Недостаток каши часто вызывал ожесточённые бои между монахами и монахиней. Девочки питают ещё большее пристрастие к сладостям, поэтому я сказала Бэй Сяоу: «Хочу те деревья юйюбы, завоюй мне их!»

Бэй Сяоу ради друга не пожалеет жизни, поэтому пошёл отбивать для меня дерево у сопротивляющихся «еретиков». Долг не позволял отказаться от сражения, но как же он сожалел, что его зубы оказались рядом с задницей одного пацана. Из-за того что забыл предварительно выяснить ситуацию с пищеварением того парня.

Потом он три дня подряд не ел. Лян Шэн постоянно пытался поддержать его почти разрушенную волю. Я тоже утешала его, говорила: «Бэй Сяоу избрал задницу предметом познания. На сей раз считай, ты ради страны принёс в жертву рот!» На самом деле я тоже не знала, почему у Бэй Сяоу такая несчастная судьба, он укусил парня в день, когда тот мучился поносом, укус Бэй Сяоу стимулировал болевое раздражение, тело невольно…

Бэй Сяоу после трёх дней молчания неожиданно прибежал в наш двор и заорал: «Твою мать, Цзян Шэн, я сейчас, наконец, понял, оказывается, тот парень ел байозы с хуайхуа!»

Что касается юйюбы, дети Вэйцзяпина так и не пришли к взаимопониманию. Они не слишком охотно поддержали точку зрения вождя Лян Шэна и согласились оставлять ягоды мне, однако, когда Лян Шэн приходил их собирать, ягоды юйюбы всегда были зелёные.

Потом они достигли джентельменского соглашения, смысл которого был в том, что если Лян Шэн сможет насечь на каждой ягоде имя, они не будут претендовать на те ягоды. Понятно, что это нереально. Чего они и добивались, кто первым соберёт ягоды, тот и съест.

Я смотрела на Лян Шэна, Лян Шэн хмурил брови. Я сказала: «Брат, не придумывай. Я не хочу есть ту кислятину, такие кислые, совершенно невкусные!»

Лян Шэн похлопал меня по голове, улыбнулся, обернулся к ним и уверенным голосом сказал: «Хорошо, так и решим!»

После обеда я с Бэй Сяоу вместе вернулись домой, а Лян Шэн куда-то ушёл.

Вечером за ужином его тоже не было. Отец, толкая культей инвалидную коляску, постоянно подъезжал к воротам посмотреть, мама тихо спросила меня: «Где брат?»

Я покачала головой: «Не видела его после полудня».

Когда стемнело, Лян Шэн вернулся, все руки в царапинах, торопливо схватил еду со стола, взял карманный фонарик и ушёл. Я за ним, крикнула: «Брат, ты куда?»

Лян Шэн состроил мне гримасу, сказал: «Завтра брат покажет тебе кое-что!» И, договорив, быстренько смылся.


Когда проснулась на следующий день, Лян Шэна по-прежнему не было. Бэй Сяоу позвал меня идти в школу, я подхватила портфель Лян Шэна и поскакала. Сообщила Бэй Сяоу: «Плохо дело, брат пропал».

Глаза Бэй Сяоу долго бегали из стороны в сторону, потом он потянул меня к деревьям юйюба на холме.

В ярком свете дня на земле под кроной юйюба, свернувшись калачиком, спал прекрасный юноша. Роса промочила тонкую ткань его одежды, склеила мягкие волосы. Он уснул уставший, но на лице играла довольная улыбка.

В руках он держал фонарик и перочинный нож. Тот сладко спящий юноша оказался Лян Шэном, я некоторое время смотрела на него, протянула руку, наклонила ветку, на бурых черенках было вырезано «Ягоды Цзян Шэн».

На каждой ветке!

Бэй Сяоу толкнул Лян Шэна ногой: «Очуметь, Цзян Шэн, моя мама была права, твой брат одержимый!»

Лян Шэн проснулся, увидел меня, протёр глаза. «Цзян Шэн, с сегодняшнего дня это дерево юйюба твоё».


С того дня Вэйцзяпинская юйюба принадлежала мне. Те поспорившие ребята, когда увидели, что каждая тоненькая ветка имеет ясный знак, обалдели.

Я обхватила расцарапанные руки брата и заплакала, сказала: «Лян Шэн, ты правда дурной».

Лян Шэн сказал: «Брат сейчас не может кормить тебя яйцами, жареным мясом, нельзя же оставить тебя даже без ягод юйюбы».

Бэй Сяоу сказал: «Да, Цзян Шэн. Не плачь. Ты и так некрасива, а когда плачешь, ещё уродливее».

10. Учитель, позвольте Цзян Шэн поехать.

В первый день весны школа организовывала поездку за город, каждый должен был сдать по 10 юаней.

Лян Шэн сказал классной руководительнице: «Мы с Цзян Шэн не можем поехать».

В школе количество учеников, принявших участие в поездке, определяли успехи учителя в руководстве классом, вплоть до размера его премии, поэтому классная руководительница не согласилась и строго наказала: «Лян Шэн, ты с Цзян Шэн должен поехать!»


По дороге домой я шла и пинала мелкие камешки. Я сказала: «Брат, я хочу участвовать в весенней поездке».

Лян Шэн посмотрел на меня, нахмурил брови, потом лицо разгладилось, он долго колебался и, наконец, произнёс: «Хорошо, Цзян Шэн. Брат сделает так, чтобы ты поехала!»


На следующий день Лян Шэн потащим меня в кабинет учителя, тут как раз Бэй Сяоу сдавал деньги. Лян Шэн сказал руководительнице, что он, на самом деле, не может поехать.

Руководительница указала на стол, где лежали 10 юаней Бэй Сяоу, сказала Лян Шэну: «Не задерживай коллектив. Может, мне сходить к тебе домой провести работу?»

Лян Шэн торопливо помотал головой: «Учитель, не надо, не ходите! Наша семья бедная, не тревожьте маму».

Руководительница вздохнула: «Лян Шэн, бедные – не бедные, приноси 10 юаней. Ты хороший ученик, учитель верит, ты непременно принесёшь деньги, договорились?»

Лян Шэн, вздохнув, потащил меня к выходу.

На другой день, когда пришли на занятия, классная руководительница на уроке сообщила, что вчера кто-то из учеников забрал 10 юаней из её кабинета. Она понимает ситуацию. Если деньги вернут, то не будет за это наказывать.

Когда она это говорила, пристальным взглядом сверлила Лян Шэна, Лян Шэн в этот момент как раз вздремнул.

Видя, что взгляд руководительницы, чем дальше, тем суровее, я толкнула Лян Шэна. Лян Шэн, не обращая на меня внимания, продолжал спать. С тех пор как Лян Шэн пообещал, что я непременно приму участие в поездке, я редко слышала ночью его сонное дыхание, думала, наверняка он переживает и не может уснуть, поэтому так сладко спит в классе.

В наказание классная руководительница заставила его простоять пол-урока. Сама перед ним, подчёркивая каждое слово, повторила свою речь снова. Смысл был очевидный, она намекала, что деньги взял Лян Шэн.


За день до поездки Лян Шэн подровнял мне чёлку, долго внимательно рассматривал, чтобы всё было красиво. Потом потащил меня в посёлок купить новые туфли, помог примерить, спросил: «Подходят?»

Я кивнула. Он сказал: «Когда у брата будут деньги, куплю тебе много новой обуви и одежды!»

Я спросила его: «Брат, откуда у тебя деньги?» Лян Шэн посмотрел на свои ладони, улыбнулся: «Цзян Шэн, отчего ты задаёшь так много вопросов?»


Когда пришло время поездки, Лян Шэн торжественно вручил классной руководительнице 10 юаней и сказал: «Учитель, я не могу поехать, позвольте моей сестре участвовать в поездке».

Руководительница посмотрела на 10 юаней и спросила: «Лян Шэн, откуда у тебя деньги?»

Лян Шэн лишь повторил: «Учитель, прошу вас, возьмите мою сестру в поездку! Ради поездки она подстриглась, купила новые туфли».

Руководительница, сдержав гнев, как хороший учитель, стала наставлять этого оступившегося мальчика: «Лян Шэн, скажи учителю, ты украл деньги из моего кабинета? Учительница будет снисходительна и даст денег вам обоим. Нельзя воровать, Лян Шэн, ты так сломаешь себе жизнь».

Лян Шэн, опустив голову, шевелил губами: «Эти деньги мои. Учитель, прошу, возьмите мою сестру в поездку».

Классная руководительница чуть не вскипела от возмущения: «У меня нет времени с тобой разбираться! Лян Шэн, я пойду к твоему отцу! Вы с Цзян Шэн хотите поездку? Помечтайте!»

Лян Шэн, крепко держа её за руку, почти умолял: «Учитель, прошу вас, возьмите мою сестру в поездку».

Учительница оторвала его руки. Лян Шэн долго-долго стоял, я, вцепившись в край его одежды, опустила голову. Взгляд постоянно упирался в новые туфли, что купил мне Лян Шэн.

Взошло солнце, тайком поцеловало облака, облака раскраснелись.

Под этими облаками Лян Шэн горько плакал, широко раскрыв рот: «Прости, Цзян Шэн. Брат не смог отправить тебя в поездку».

Я по-прежнему, не поднимая головы, смотрела на купленные Лян Шэном туфли, протянула руку, утёрла Лян Шэну слёзы, хотела сказать: «Смотри такие красивые туфли», но произнесла лишь: «Брат…» - и полились слёзы.

11. Лян Шэн, прости.

Таинственно пропавшие 10 юаней классной руководительницы устроили Лян Шэну в Вэйцзяпине суровые дни. Он снова и снова повторял, что те деньги его, но откуда они, не говорил.

Морщины на лице отца будто вырезаны страданиями. Дрожа всем телом, он приказал Лян Шэну: «Подойди».

Лян Шэн послушно встал перед ним. Используя силу всего тела, отец ударил Лян Шэна, раздался его болезненный рёв: «У меня нет такого сына!»

В результате Лян Шэн и инвалид-отец оказались лежащими на земле у ног классной руководительницы. Руководительница была немного сконфужена, процедила: «Ребёнка надо постепенно воспитывать», - и ушла.

Я помогла Лян Шэну встать, взглянула на лежащего на земле отца, холодно усмехнулась и удалилась. Лян Шэн, обняв отца, заплакал.


Ночью мы с Лян Шэном, сидя на крыше, смотрели на звёзды. Я спросила его: «Ты же не брал те деньги?»

Лян Шэн вытянул руку, его ладонь вся была покрыта волдырями. Только тогда я узнала, ради того, чтобы я могла присоединиться к поездке, он каждую ночь один ползал по заброшенной шахте, копал уголь, во второй половине ночи тащил этот уголь по безлюдному горному серпантину, чтобы с утра пораньше продать на рынке. Вот почему по ночам я не слышала его сонного дыхания. К тому же он боялся, что копать уголь незаконно, поэтому не смел сказать учительнице.

Я осторожно погладила его руку, спросила: «Всё ещё больно?»

Он покачал головой, сказал, что не больно.

Я спросила: «Одному в стволе рудника не страшно?»

Он кивнул, страшно.

Я прислонила голову к его плечу. В свете звёзд мы бок о бок сидели на крыше, две черноволосые макушки, как два упрямо растущих среди зимы грибочков сянгу*.

Когда возвращались после уроков, из-за сильного дождя по земле расползлись неглубокие ручьи и лужи. Я шла осторожно, шаг за шагом. Лян Шэн, безостановочно предупреждал меня, быть аккуратнее.

Бэй Сяоу сказал: «Блин, Цзян Шэн, я помню, раньше ты радостно, как лягушка, прыгала по таким лужам. Когда скромная девушка превратилась в черепаху?»

На самом деле, я не хотела ненавидеть Бэй Сяоу, но он постоянно так обзывался, мне было трудно приспособиться. Я думала что-то ответить Бэй Сяоу, однако мы столкнулись с Хэ Маньхоу, похоже, только что вышедшему из нашего дома. Смерив взглядом Лян Шэна, он произнёс: «Как же я не разглядел, что ты тоже таскаешь вещи?»

Бэй Сяоу парировал: «Твоя задница не помнит, как было больно?»

От слов Бэй Сяоу в моём желудке моря и реки перевернулись вверх дном. Я потянула Лян Шэна, чтобы уйти, сказала: «Брат, не будем с ним связываться!»

Та ночь стала для меня жутким кошмаром. Мама неожиданно проснулась и стала кашлять кровью. Алый ореол расплылся по одеялу. Перепугавшись, я хотела позвать Лян Шэна, но мама остановила меня. Её рука заткнула мне рот, кончики пальцев были как лёд. Она безостановочно кашляла и задыхалась.

Я вдруг вспомнила, вроде вчера к нам заходил Хэ Маньхоу, спросила: «Мам, зачем приходил Хэ Маньхоу? Он не обидел тебя?»

Мамино дыхание успокоилось, она сказала: «Уже поздно, Цзян Шэн, спи, давай».


С того дня я начала забирать у мамы домашнюю работу и помогать ей в огороде. Мне казалось, сделаю чуть больше, и у неё, может, будет меньше седых волос, больше здоровья. Мама, однако, не давала мне приложить руки, упорно не позволяя заниматься какой-либо тяжёлой работой. Я не знала, с чем конкурирую в её сердце. Возможно, в нём та воспитанная репортёрша, как острый нож, искрошила в хлам её самые скромные женские желания.

Она не хотела, чтобы дочь повторяла её путь, предпочитала сама убиваться, лишь бы у меня были нежные руки городской девушки! Чтобы гордо идти по жизни. Она не говорила об этом, но я сама догадывалась.

В Вэйцзяпине я была единственной девушкой, не спустившейся на землю, единственной с необветренной кожей, единственной, чьи ноги и руки были длинные и тонкие. Но моя мама была самой несчастной женщиной Вэйцзяпина. Даже в болезни она не прекращала заниматься тяжёлым физическим трудом, пытаясь забыть оскорбления и унижения. Глядя на её слабое тело, моё сердце разрывалось.

Утром я помогала ей тащить воду, но она грубо отняла ведро, сказала: «Это не твоя работа». Равнодушный бесчувственный голос. Неожиданно я осознала, что в будущем могу потерять её. Мне никогда не приходило в голову, если она уйдёт, как я буду жить?

Я тихонько плакала, прячась у ограды. Сяоми уже выросла во взрослую кошку. Я как и раньше звала её Сяоми*, а она по-прежнему, когда я горевала, тёрлась у моих ног.

(*-Сяоми – дословно «маленькая мяу».)

Лян Шэн вошёл, неся коромысло с вёдрами воды. Увидев, что я плачу, схватил меня, спросил: «Цзян Шэн, почему ты ревёшь? Кто-нибудь обидел? Расскажи брату».

Я не смотрела на него, а только плакала.

Лян Шэн понимал мои мысли. Опустив вёдра, он принялся шёпотом утешать меня: «Цзян Шэн, ты переживаешь из-за мамы?»

Внезапно я оттолкнула руку Лян Шэна и сказала: «Лян Шэн, если бы не твоя мама, моя бы не жила такой жизнью! Чей ты сын? Не будь таким лицемером!»

Лян Шэн замер. У него в ладони были зажаты только что сорванные ягоды юйюбы, полная горсть. Через некоторое время он, придя в себя, потянул мою руку, высыпал ягоды мне в ладонь. Ничего не сказал, поднял воду и понёс в дом.

На ладони ягоды в свете солнца блестящими бочками кололи мне глаза. Я обняла Сяоми и заревела.

В этот момент пришёл Бэй Сяоу, посмотрев на меня, заорал: «Цзян Шэн, у тебя что, кошка сдохла? Ты так плачешь».

Я рассердилась, стукнула его по голове. Ягоды из моей ладони рассыпались по земле.

Бэй Сяоу стремительно подобрал их и, засунув себе в рот, сказал: «Эх, чёрт тебя побери, Цзян Шэн, из-за тебя - хитрой лисы, я может несколько лет не ел этих сладостей! У Лян Шэна мозги не в ту сторону. Впрочем, смог надписать каждую ветку, тоже мастерство и смекалка».

Слова Бэй Сяоу заставили меня ещё больше загрустить. Образ, что возник два года назад, постоянно стоял перед глазами – под кроной юйюба, свернувшись калачиком, спит прекрасный юноша. Роса промочила тонкую ткань его одежды, склеила мягкие волосы. Он уснул уставший, но на лице играет довольная улыбка. Он приложил все свои силы, чтобы вырезать на тех бурых ветках: «Ягоды Цзян Шэн».

Заверил: «С этого момента дерево юйюбы твоё».

И ещё сказал: «Брат сейчас не может кормить тебя яйцами, жареным мясом, нельзя же оставить тебя даже без ягод юйюбы».

Я вбежала в дом, Лян Шэн стоял перед глиняным чаном с водой, его плечи беззвучно подрагивали. Крепко уцепившись в край его одежды, я прижалась к нему, ничего не говоря.


Обречённые на страдания мы с Лян Шэном понимали, кроме как постараться уехать из этого полного мрачных воспоминаний Вэйцзяпина, у нас нет другого выбора. Похоже, только покинув Вэйцзяпин, каменная глыба, нависающая над нашими сердцами, исчезнет.

Прилежная учеба была единственным способом для нас с Лян Шэном подняться. В то же время Бэй Сяоу из-за того, что несколько лет назад его родители неожиданно разбогатели, мог забыть о нищете и не беспокоиться, что некому оплатить его счета.

12. Цзян Шэн, у брата есть способ.

Через два года отличная успеваемость дала мне и Лян Шэну возможность продолжить обучение в одной из городских средних школ высшей ступени.

Насчёт высокой стоимости обучение мама не сказала ни слова, только рассеянно глядя в небо, произнесла: «Ласточки вернулись».

Я пятнадцатилетняя с тоской во взгляде смотрела на Лян Шэна: «Брат, поступай ты, я не буду. Уступаю тебе».

Лян Шэн похлопал меня по голове: «Глупая девчонка. У брата есть способ».


Летом после выпускных экзаменов ночи были необыкновенно душные. Я не могла уснуть и подошла к дверям Лян Шэна, позвала его: «Брат». Однако никто не откликнулся. Я тихонько толкнула дверь, но Лян Шэна в комнате не было. На душе стало муторно, он снова пошёл на ту брошенную шахту.

Лян Шэн два месяца трудился и в итоге собрал нам денег на учёбу. Когда укладывали вещи, Лян Шэн торжественно принёс тот горшок с нерасцветшим имбирём. Бэй Сяоу, будто сброшенный фугас, влетел в наш двор, сообщил: «Цзян Шэн, Лян Шэн, я, Бэй Сяоу, буду учиться с вами».

Я холодно улыбнулась: «Бэй Сяоу, твой нувориш-отец обладает поистине удивительным мастерством. Сколько же денег вложили в тебя, чтобы цветок батата превратится в белый пион».

Бэй Сяоу сказал: «Блин, Цзян Шэн, ты чем дальше, тем выглядишь всё лучше, а вот твой рот, чем дальше, тем больше воняет! Похоже, задница Хэ Маньхоу оказала на тебя очень сильное воздействие!»

Потом Бэй Сяоу повернулся к Лян Шэну и сказал: «Завтра отец повезёт меня в школу, захватим и вас двоих».

Лян Шэн кивнул.

После ухода Бэй Сяоу я сказала Лян Шэну: «Бэй Сяоу по натуре добрый человек, во всём хочет быть, как ты. Но он справится?»

Лян Шэн ответил: «Почему бы ему не справиться? Разве его отец не разбогател много лет назад?»

Я довольная показала ему язык, подумала про себя, оказывается, Лян Шэн такой хладнокровный, к тому же полагает, что, имея деньги, можно заставить чёрта крутить жернова!


На следующий день отец Бэй Сяоу повёз нашу троицу в школу. Бэй Сяоу в тот день был одет как китаец-реэмигрант, рядом с отцом они смотрелись, как братья, а мы с Лян Шэном выглядели, как два ребёнка, которых они решили перепродать.

Выйдя из машины, я остановилась перед воротами школы, только что пробившаяся из-под земли беспомощная былинка. Лян Шэн рядом со мной произнёс: «Мир большой! Цзян Шэн, мы победим!»

Бэй Сяоу тоже сиял перед нами: «Цзян Шэн, ты победишь! Завлеки для нашего Вэйцзяпина хорошего зятя».

Лян Шэн бросил на него косой взгляд. Я гневно дёрнулась к Бэй Сяоу, чтобы наподдать ему. Бэй Сяоу прикрыл голову руками и улизнул, подобно крысе.

Наша высшая ступень средней школы, таким образом, тоже началась с оскаленных зубов и выпущенных когтей. Но я была очень рада, из-за того, что больше никто не будет смотреть на Лян Шэна с ненавистью, не будет обзывать его незаконнорожденным, с этого момента он просто симпатичный мальчик, который учится в школе.

Отец Бэй Сяоу пошёл с нами внести плату, разобраться с общежитием, а потом повёл нас в самый хороший ресторан города. Он поднял бокал и обратился к Лян Шэну: «Лян Шэн, с сегодняшнего дня дядюшка Бэй будет твоим названным отцом. Только пообещай, что будешь хорошо учиться, в будущем поступишь в Пекинский университет и так далее, и названный отец оплатит все твои расходы на учёбу!»

Я потихоньку сказала Бэй Сяоу: «Видел, настоящий сын бесполезен. Твой отец наводит тень на плетень, тот ещё гуляка хе-хе». Сказала «гуляка», намекая на бурлящие в Вэйцзяпине слухи, что после того как дядюшка Бэй разбогател, у него появилась женщина на стороне. Вполне очевидно, что эту информацию, утирая сопли и слёзы, распространяла мать Бэй Сяоу. Злость сверкнула в глазах Бэй Сяоу, рука под столом со всей силы ущипнула меня за ногу, так больно, что выступили слёзы. Но я, изображая приличную даму, лишь улыбалась им троим.

Лян Шэн спросил: «Цзян Шэн, ты почему плачешь?»

Я торопливо схватила кусок острой курицы, сказала: «Всё в порядке. Перца много».

Дядюшка Бэй продолжил речь и, указывая на меня, сказал Лян Шэну: «А, есть же ещё Цзян Шэн. В дальнейшем ваши расходы на жизнь и учёбу дядюшка Бэй всё оплатит! Раз наш Сяоу будет есть мясо, не можете же вы грызть кости!» Потом, повернув голову к Бэй Сяоу, сказал: «Не говори своей маме».

Бэй Сяоу кивнул головой, жуликовато улыбнулся, сказал: «Пап, не волнуйся, но без денег рот не зашьёшь!»

Только Лян Шэн не стал обращаться к нему «названный отец».

Когда дядюшка Бэй уходил, оставил Лян Шэну свёрток. После того как распаковали, обнаружили, Лян Шэн внёс плату за нашу учёбу мелкими купюрами. Отец Бэй Сяоу, когда расплачивался, выглядел грустным, внося свои деньги за нашу учёбу.

Отец Бэй Сяоу уезжал, Лян Шэн уже открыл рот, но так и не назвал его отцом - попечителем.

13. Инцидент Бэй Сяоу и Лян Шэна с Цзинь Лин.

После начала учёбы целую неделю была военная подготовка. Солнце тоже разрабатывало планы по захвату высоты, не выпуская луну. Создавалось впечатление, что мы сдаём нормативы для жителей Африки. Но кожа Лян Шэна оставалась всё такой же белой. За обедом Бэй Сяоу сказал: «Лян Шэн, тебе надо было родиться девочкой, женскую красоту Цзян Шэн можно отнести к недоделанной заготовке. Определённо не могу ей любоваться. В этой жизни я буду бегать за тобой!»

Лян Шэн, нахмурившись, ответил Бэй Сяоу, что от его слов с души воротит.

Я поддержала, и то верно, два здоровых парня стрекочут тут друг другу, отвратительно.

Бэй Сяоу обхватил чашку, взглянул на меня: «Цзян Шэн, скажи, ты выросла в этакий полуфабрикат, наверное, трудно с этим смириться. Впрочем, Цзян Шэн, благодаря нашей близости, уходящей корнями в детство, даже твою недоделанность старший брат Бэй Сяоу безоговорочно принимает».

Я, не обращая на него внимания, молча ела. Бэй Сяоу постоянно говорил другим, о нашем общем детстве, о родстве душ, что непременно поженимся даже без согласия родителей, раз уж любовь крепче золота. На самом же деле он просто трепался, его чувства ко мне были не глубже пиалки, что стояла перед ним, с одной стороны заверения, наша любовь велика как море, с другой постоянные интрижки на стороне,

На второй день военной подготовки он обратил внимание на нашу одногруппницу – Цзинь Лин. Притащил Лян Шэна ко мне, сказал: «Цзян Шэн, вам, моим близким, я заявляю, что влюбился с первого взгляда в Цзинь Лин, девочку из вашей группы».

В тот момент я ещё не знала, кто такая Цзинь Лин и как она выглядит. Бэй Сяоу непрестанно мне её описывал: «Посмотри в вашем отряде, брови как веточки ивы, глаза как косточки абрикоса, кожа белая-белая, не высокая и не низкая, не толстая и не худая – это она».

Я ответила: «А, поняла. Но даже если я согласна считаться близким тебе человеком, не факт, что та Цзинь Лин тоже захочет полюбить тебя с первого взгляда».

Бэй Сяоу сказал: «Цзян Шэн, ручаюсь, твоё место в палатах главной жены на пятьдесят лет застолблено. Помоги мне познакомиться».

Лян Шэн улыбнулся: «Бэй Сяоу, ты поставь под сомнение позицию нашей Цзян Шэн как первой жены, возможно, она поможет тебе».


Когда в поисках Цзинь Лин передо мной предстала та девушка с чистым невинным взглядом, я почувствовала себя негодяем - сутенёром. Поэтому, не дав ей сказать ни слова, сама одним махом выложила свои намерения. Сказала, что некий парень по имени Бэй Сяоу заметил её и просил меня сообщить ей об этом. Что касается того как он выглядит, то вчера она тоже видела его, он приходил ко мне…

Цзинь Лин моргнула ясными глазками, зарделась и сказала: «Тогда скажи ему, пусть он встретится со мной».


Эту счастливую весть о победе я и передала Бэй Сяоу. Бэй Сяоу ужасно обрадовался, в тот же день после обеда повёл меня и Лян Шэна в KFC, желая устроить званый пир.

Как вошли, мы с Лян Шэном, ещё не повидавшие большого мира, примерили образы «деревянного петуха», а сообразительный и милый однокашник Бэй Сяоу с энтузиазмом помчался заказывать еду.

Под тихим потоком прохладного воздуха я размышляла, с какого места надо начинать есть куриные крылышки, или должна ли я держать гамбургер руками. Лян Шэн, сидевший передо мной, веселясь, щёлкнул меня по носу, сказал: «Цзян Шэн, ты ненасытна».

Я скорчила ему рожицу. Лян Шэн таки выяснил, что я прожорлива. При слове «ненасытна» мне невольно вспомнилась наша Сяоми, я подумала, может из-за того, что долго возилась с этим котёнком, я тоже стала жадной кошкой.

Когда подняла голову, Бэй Сяоу подходил с подносом. Поставил его на стол, сказал: «Налетайте!»

Я взглянула, на чистом подносе был один маленький стакан колы и два стакана бесплатной воды. Я подняла голову, Бэй Сяоу, разгорячённый собственной наглостью, как раз расставлял всё передо мной.

Я спросила: «Бэй Сяоу, и это званый пир?»

Бэй Сяоу ответил: «Цзян Шэн, тебе кола, здорово же, меньше капризничай. Цзинь Лин с самого начала положила на меня глаз, это совершенно не твоя заслуга. Мне надо быть бережливым, не пройдёт много времени, я и Цзинь Лин поженимся, родятся дети, надо будет кормить семью…»

Лян Шэн, не обращая на него внимания, пошёл к стойке. Я, как котёнок, следом за ним, взглянула на меню и тихо сказала: «Брат, так дорого, я не буду есть».

Лян Шэн долго колебался. Очередь за нами начала терять терпение, торопили, чтобы он заказывал побыстрее.

Лян Шэн вытащил из кармана мелочь, пересчитал ещё раз, сказал: «Цзян Шэн, у нас есть деньги, скажи брату, что хочешь попробовать?»

Я посмотрела и выбрала самое дешёвое: «Брат, я хочу морковную булку».

Лян Шэн немного подумал, аккуратно выложил деньги на стойку, заказал: «Дайте моей сестре острый гамбургер».

Тот лежащий на подносе малюсенький гамбургер Лян Шэн бережно отнёс к столу, сказал: «Цзян Шэн, вот тебе гамбургер, ешь».

Когда мы шли к своему месту, молодая девушка возникла с противоположной стороны, стремительно преградив дорогу Лян Шэну. Она довольно долго рассматривала его. Прекрасные глаза, как с картины, морочащие, будто туман. После чего улыбнулась и сказала: «Простите, я обозналась».

Бэй Сяоу прошептал мне: «Лян Шэн пользуется популярностью».

Я, нахмурившись, грустно сказала той девушке: «Обознались, ничего страшного, идите. Нам ещё надо поесть».

Ты девушка слегка улыбнулась, посмотрела на меня, на наш стол «полный явств» и ушла. Странное ощущение. Хотя эта неожиданно появившаяся девушка заставила меня заволноваться, однако её улыбка обладала своего рода пробивной силой. Казалось, стоило ей только тебе улыбнуться, и ты сразу же вслед за ней расслабляешься и раскрываешься. Такое труднообъяснимое расположение заставляло чувствовать себя неспокойно.

Через некоторое время она принесла два «семейных набора» и, ласково улыбаясь, выложила на наш стол. Её нежную кожу оттеняло прекрасное жемчужное ожерелье. Она сказала: «Меня зовут Нин Синь, Нин как в «безмятежности», Синь как в «доверии», я живу недалеко, если вам будет нужна какая-нибудь помощь, позвоните мне». Закончив говорить, положила визитку на стол, бросила взгляд на Лян Шэна и удалилась. Бирюзовое шифоновое платье, будто чистый струящийся родник, медленно вторглось в наше лето.

Бэй Сяоу, убирая карточку себе в карман, сказал: «Цзян Шэн, Лян Шэн, не подозревайте меня в скупости, вчера в общежитии кто-то спёр мои деньги».

Я испуганно посмотрела на Бэй Сяоу, спросила: «В школе есть воры?»

Бэй Сяоу ответил: «Цзян Шэн, взгляни на себя, ты слишком простодушна. В школе есть разные слои, в ней даже есть тайное общество, почему ты считаешь, что воры тут экзотика».

Лян Шэн сказал: «Бэй Сяоу, ешь быстрее. Разве у тебя сегодня вечером нет свидания?»

Бэй Сяоу сказал: «Так или иначе, будьте осторожней в общежитии. Что случиться, не говорите, что брат Сяоу не предупреждал вас».


Выдающий себя в KFC за старшего брата У, после свидания Бэй Сяоу вернулся настоящим У Даланом*.

(* - У Далан - нарицательное имя из романа «Речные заводи», отличительное качество персонажа – низкий рост; брат У Далана – У Сун – высокий и сильный)

Он сказал мне: «Твою мать, Цзян Шэн, Цзинь Лин приглянулся твой брат, ты сегодня сватала её за меня или за своего брата?»

Я, улыбнувшись, ответила: «Не удивительно, что она согласилась с такой радостью, у моего брата огромное обаяние».

Бэй Сяоу из-за этого целую неделю игнорировал Лян Шэна. Каждый день за полночь взбирался на крышу общежития и горланил песни, рассказывал всем встречным, что несчастен в любви. Повсеместно заявлял, что должен вызвать Лян Шэна на поединок.

В результате Лян Шэн пустил в ход маленький, купленный им пудинг. Вдвоём они ходили кругами по стадиону, а я сидела на каменных ступеньках в отдалении. Не знаю, о чём они говорили, знаю только что когда подошли ко мне, Бэй Сяоу высказал одно мудрое изречение: «Любовь имеет какой-то душок, лучше кусочек пудинга».

14. Цзян Шэн, рёбрышки или поросёнок?

По окончании военной подготовки Бэй Сяоу зачислился в группу искусств. Не прошло много времени, в нём проявился бунтарский дух, одежда и украшения не обходились без элементов тяжёлого металла и граффити. На мой взгляд, полный беспорядок.

Удивительно, школа, постоянно требующая от нас, обычных студентов, следить за внешним видом, никогда не вмешивалась в жизнь группы искусств. Потом стало известно, проблемы в искусстве решались деньгами, все ребята из группы искусств имели деньги.

Жили мы на разных этажах. Каждый раз Бэй Сяоу спускался, заходил за мной, потом мы с ним шли на первый этаж за Лян Шэном. Постепенно моё тщеславие возросло, то, что парень громко звал меня под дверью, уже не удовлетворяло. Посовещавшись, согласовали другой порядок, Бэй Сяоу сначала заходит за Лян Шэном на первый этаж, потом они вдвоём поднимаются на второй за мной.

Бэй Сяоу, мотнув взбитой в стиле Элвиса Пресли чёлкой, сказал: «Цзян Шэн, блин, откуда ты такая умная? Придумала: спускайся – поднимайся, хочешь замучить меня до смерти. Я вниз за тобой, Лян Шэн вверх, мы что, не можем выходить вместе. Твою мать, у тебя мозги замкнуло».

Проведённый Бэй Сяоу анализ ситуации заставил меня переживать. Обычно его математика ограничивается счётом десятками, каким образом теперь ему удалось так подняться?

Лян Шэн улыбнулся: «Цзян Шэн, мы будем вместе заходить за тобой».

Бэй Сяоу украдкой прошептал Лян Шэну: «Смотри-ка, мозги твоей сестрички начинают созревать, познала тщеславие. Блин, почему тело никак не дозреет, всё как стиральная доска?»

Лян Шэн неслабо двинул ему: «Не наговаривай на Цзян Шэн! Она не то что девчонки из твоей группы искусств!»


В обед мы с Лян Шэном взяли по две порции овощей, а Бэй Сяоу порцию рёбрышек. Взглянув на нас, он с раздражением сказал Лян Шэну: «Разве наш отец не даёт нам троим денег? Ля Шэн, ты так скуп? Тратишься на любовниц?» Закончив, подтолкнул рёбрышки нам, а овощи придвинул себе.

Лян Шэн ничего не ответил, только с головой ушёл в еду.

Я разделила ребрышки между Лян Шэном и Бэй Сяоу, себе взяла чуть-чуть.

Когда поели, я сообщила Бэй Сяоу: «Цзинь Лин со мной в одной группе».

Бэй Сяоу, вытерев рот, спросил: «Цзинь Лин – это кто?»

Я улыбнулась. Бэй Сяоу видно забыл, как несколько дней назад размышлял жить ему или умереть, и каждый день забирался на крышу повыть в тоске. Лян Шэн взглядом дал мне знак, поменьше вспоминай о том грустном событии. На самом деле мне казалось, что Лян Шэн ошибается, то, что Бэй Сяоу принял за любовь, было всего лишь игрой гормонов.


На спортивной площадке Бэй Сяоу висел вниз головой на брусьях, Лян Шэн присел на траву, а я ловила жучков, вспоминая детские годы в Вэйцзяпине.

Бэй Сяоу сказал: «Лян Шэн, тебе не кажется, что Цзян Шэн недоедает? Смотри, разве она не похожа на мелкие рёбрышки? Я пощупал, совсем не такая как мы!»

Лян Шэн одним захватом свалил Бэй Сяоу с брусьев, взмахнул кулаком: «Я же сказал, меньше болтай ерунды про Цзян Шэн!»

Бэй Сяоу скорчился от боли, вскочил на ноги и лягнул Лян Шэна в живот: «Твою мать, разве я тоже не забочусь о Цзян Шэн? Блин, она не только твоя младшая сестра, но и моя тоже! - говорил и наседал с кулаками на Лян Шэна. - С какой стати ты плохо обращаешься с моей сестрой, заставляешь её жрать одну траву?»

Лян Шэн не отвечал на удары, как бы Бэй Сяоу не махал кулаками. Я увидела и сразу рванула вперёд, толкнула Бэй Сяоу, молотила и приговаривала: «Бэй Сяоу, достал! Чего нападаешь на Лян Шэна?»

Лян Шэн, не взглянув на меня, вытер кровь с уголка рта, сказал: «Цзян Шэн, постой в сторонке! Это не твоё дело!»

Я послушно отошла и со стороны наблюдала за их дракой. Они боролись пока не устали, свалились на траву, тяжело дыша.

Лян Шэн чуть живой привалился головой к Бэй Сяоу: «Бэй Сяоу, скажи, до какой кондиции мне надо кормить Цзян Шэн?»

Бэй Сяоу поразмыслил, глубоко вздохнул: «По крайней мере, чтобы стала похожа на девчонок из нашей группы искусств, добиваться, чтобы сверху не видеть ног на дороге».

Лян Шэн сказал: «Ничего себе, это не девушка, а поросёнок!»

Потом они вместе смеялись, солнечный свет падал на газон, в ярко-зелёном проявлялось золотисто-жёлтое. Я стала такой взрослой, второй раз слышу, что Лян Шэн говорит пошлости.

15. Нин Синь, сколько лет, сколько зим.

После того как у Бэй Сяоу пропали деньги, он ходил со мной и Лян Шэном нахлебником, экономили несколько дней. Потом почувствовал, что на овощах долго не продержится, позвонил отцу, поплакаться на свою судьбу.

Я в тот момент находилась рядом и слышала разговор. Такое ощущение, что это история страданий и бедствий народа. Отцу Бэй Сяоу ничего не оставалось, как сразу выделить средства для помощи при стихийном бедствии.

После того как у Бэй Сяоу появились деньги, он сразу принялся транжирить, пригласив нас с Лян Шэнам на обед. Сказал, это компенсация за недавний поход в KFC. Я очень уважала вкусную еду. Причина, по которой я могла съесть так много лапши Лян Шэна, была в том, что она заменяла мне ощущение счастья. Конечно, не могу сказать, что лапша Лян Шэна была невкусная, но даже свинья не сможет каждый день есть варёную лапшу, а уж тем более человек с таким тонкими вкусовыми рецепторами, как у меня.

Заговорив о KFC, я снова вспомнила ту красивую девушку, Нин Синь. Спросила Бэй Сяоу: «Ты помнишь номер телефона Нин Синь?»

Нин Синь? Бэй Сяоу некоторое время не мог сообразить о ком я, смотрел на меня, на Лян Шэна.

Я напомнила: «Та девушка в бирюзовом платье, что в прошлый раз угостила нас в KFC».

Заговорив о еде, память Бэй Сяоу сразу прояснилась, его внезапно осенило: «А, это та, что разнузданно домогалась нашего Лян Шэна? Точно? Почему, интересно, она не заигрывала со мной? Действительно, твою мать, я что, выгляжу хуже Лян Шэна?» Он говорил и смотрел на меня. В тот момент я как раз закатила глаза, глядя на него. Возможно, слишком быстро, и он не заметил мои мелькнувшие белки. Поэтому, как ни в чём ни бывало, продолжал: «Она оказала столь радушный приём нам с вами. Мы что, должны угостить её в ответ? Так, Цзян Шэн?»


Лян Шэн сказал: «Мне кажется, она странная девушка, полагаю, если нет необходимости, нам не нужно с ней встречаться».

Лян Шэн всегда осторожен, я уже поняла. Кто-нибудь другой по сравнению с ним просто большой ребёнок. Он так осторожен, что избегает любых неопределённых событий или людей.

Бэй Сяоу согласился с мнением Лян Шэна, но всё-таки вытащил визитку Нин Синь. Светло розовая карточка, на лицевой стороне: «Нин Синь: сколько лет, сколько зим». Потом номер телефона. Бэй Сяоу сказал, эта визитка, на его взгляд, очень необычная, что значит «сколько лет, сколько зим», может она подбирает персонал?

Лян Шэн сказал: «Что бы она ни имела в виду, к нам это не относится. Бэй Сяоу, не нужно строить домыслы».

Я поняла, о чём говорит Лян Шэн, в построении домыслов Бэй Сяоу с детства очень упорен.

Когда в школе начались уроки природоведения, учительница повела нас изучать погоду, объясняла, как измерять температуру, направление ветра. Она сказала, что для определения направления ветра есть простой способ, подбросить лёгкий предмет и наблюдать, куда он полетит, так можно узнать дует ли юго-восточный ветер или северо-западный. Потом предложила всем попробовать, посмотрим, кто окажется самым сообразительным.

Бэй Сяоу с детства пытался доказать, что он лучше Лян Шэна, поэтому второпях поднял маленький камушек и подбросил его в воздух. Потом отчитался: «Сообщаю, учитель, сегодня дует ветер вверх-вниз».

Учительница тут же лишилась чувств, такое ей не приходило в голову. Вот настолько были высоки способности Бэй Сяоу в диалектике. В соответствии с его размышлениями, от закона всемирного тяготения следует отказаться. То упавшее на Ньютона яблоко – это не земная гравитация, а предложенное Бэй Сяоу направление ветра «вверх-вниз».

Отвлекусь, в то время на уроке природоведения я узнала о стремительном вращении земли. После этого занятия я постоянно чувствовала головокружение. Мне казалось, вся скорость вращения земного шара сосредоточена в моей голове, не могла ступить ни шагу, чтобы голова не кружилась. С детства по невежеству я считала, что Земля это устойчивое небесное тело. Говорила, что хочу посвятить жизнь земледелию, из поколения в поколение, как крестьяне в «Жёлтой земле»*. Я ощущала спокойствие и надёжность подобных планов. Ради этих двух слов «спокойствие» и «надёжность» хотела простотой и скромной жизни, верила, что все высшие учреждения – это честные чиновники и неподкупные судьи, готова была, скитаться по городам, продавая свою дешёвую рабочую силу, и называться деревенщиной.

(* - Жёлтая земля - фильм режиссера Чэня Кайгэ, снятый в 1984 году)

А что делать? Кто заставлял становиться простыми крестьянами?

С Бэй Сяоу было много разных происшествий, будет время, непременно поделюсь, а пока скажу, когда мы во второй раз пошли в KFC, я наелась до отвала. Под лёгким потоком прохладного воздуха, весьма довольная, мне неожиданно вспомнилась мама. Сегодня такой жаркий день, трудится ли она снова в поле. Сяоми уже старая. Хэ Маньхоу с отцом Бэй Сяоу последнее время недурно спелись, наверняка, он уж не ворует в нашем дворе кур, но вдруг другие люди обижают её?

Я посмотрела на Лян Шэна, его брови такие ровные, о чём он думает? Об отце? Или о том нерасцветшем ростке имбиря. Или о пышных лугах Вэйцзяпина и нашем детстве?

Вдруг Бэй Сяоу указал на входную дверь дома напротив и громко закричал: «Цзян Шэн, Лян Шэн смотрите, что написано наверху?»

Я посмотрела, куда он показывает, закрытые двери, над дверями надпись: «Нин Синь, сколько лет, сколько зим!» Масштаб очень величественный.

Бэй Сяоу заахал: «Разве не чудно, оказывается, это клуб, место развлечений».

Я очень удивилась и спросила его: «Как понять, что «Нин Синь, сколько лет, сколько зим» это клуб?» Бэй Сяоу ответил: «Твою мать, бестолковая, кроме клуба, что ещё может быть за закрытыми среди бела дня дверями?»

«А…» - протянула я, согласно кивая. Всё-таки Бэй Сяоу вызывал у меня уважение, хоть он и ругался постоянно: «твою мать», «твою мать», что заставляло меня беспокоиться.

Когда возвращались в школу, я специально сбегала к вывеске посмотреть. Размеры «Нин Синь, сколько лет, сколько зим» были впечатляющи. Я с трудом могла представить, как девушка двадцати с небольшим лет могла управлять таким масштабным заведением.

Бэй Сяоу сказал: «Не удивительно, что она в тот день нас угостила. Оказывается, хотела заманить нас в клуб, Цзян Шэн стала бы танцовщицей, а мы с Лян Шэном танцорами. Какой коварный замысел, какое злодейство. К счастью, мы это обнаружили заблаговременно».

Я, вспомнив тот день, чистый и элегантный облик Нин Синь, сказала: «Бэй Сяоу, мне кажется, Нин Синь не так плоха, как ты о ней говоришь. Ты слишком низок. Постоянно думаешь о людях плохо».

Лян Шэн не произнёс ни слова, только шёл рядом. Но я знала, он тоже обдумывает эту проблему.

Бэй Сяоу сказал: «Лян Шэн, ты старательней учи свою младшую сестрицу, не позволяй витать в облаках, а то её обманут».

Вернувшись в школу, перед уроком мы столкнулись с Цзинь Лин. Она обворожительно улыбнулась, спросила меня: «Цзян Шэн, вы откуда? Такие оживлённые». Лян Шэн отвёл взгляд и, не сказав не слова, ушёл, Бэй Сяоу тоже молча ушёл.

Цзинь Лин смущённо смотрела на меня. Я улыбнулась, закатила глаза: «Они только что поссорились, поэтому такие грубые. Не обращай внимания, мальчишки, они такие».

Цзинь Лин кивнула. Посмотрела на удаляющийся силуэт Лян Шэна, улыбнулась: «Вот как. Цзян Шэн, извинись за меня перед Лян Шэном за то, что я создала им с Бэй Сяоу лишние проблемы. На самом деле, это моя оплошность».

Я ответила: «Что за проблемы? Они почти братья, тот случай давно в прошлом. Не чувствуй себя неловко, Бэй Сяоу не сильно расстроен, он успокоился».

Цзинь Лин сказала: «Раз так, хорошо». Потом по-дружески взяла меня за руку, и мы направились в класс.

16. Сяо Цзю так заносчива.

Я постепенно сблизилась с Цзинь Лин. Бэй Сяоу сказал: «Поменьше общайся с ней, она водится с тобой из-за Лян Шэна. Расчётливая девушка, слишком себе на уме, не поймёшь в итоге, что за птица».

В своей речи Бэй Сяоу редко обходился без грубых словечек, к счастью мои уши стойко сносили эти удары. В тот момент я не могла понять, на самом деле Бэй Сяоу постоянно оберегал меня, боясь, что меня обидят. Поэтому всё, что происходило вокруг меня, воспринимал с настороженностью. Как-никак мы все трое вышли с лугов Вэйцзяпина.

Мои глаза забегали, вынашивая злобные замыслы, с улыбкой на лице я поддела: «Бэй Сяоу, что, зелен виноград».

Бэй Сяоу не стал со мной спорить, сказал, что у него нет на это времени. На самом деле я слышала, Лян Шэн говорил, Бэй Сяоу познакомился с одной девчонкой, Сяо Цзю, и последнее время не находит себе места.

Я спросила: «Одногруппница?»

Бэй Сяоу с самодовольным выражением на лице ответил: «Сяо Цзю? Разве она способна закончить школу?»

Я подумала, девушка, что нравится Бэй Сяоу, наверняка, под стать ему «плохая девчонка», сказала: «Бэй Сяоу, в тебе есть класс».

Бэй Сяоу сказал: «Цзян Шэн, я что, не могу иметь класс подобно Лян Шэну».

Я спросила: «При чём тут брат?»

Бэй Сяоу вытаращился на меня: «Ты не знаешь? Он с Вэйян из восьмой группы крутит шуры-муры. Я-то думал, почему он постоянно не ест с нами, оказывается, экономит деньги на развлечения с Вэйян».

Я испугалась, но всё-таки растянула лицо в улыбке: «Почему же Лян Шэн не сказал мне».

Бэй Сяоу тоже улыбнулся: «Это личное. Конфиденциальное. Ни черта ты не понимаешь, - посмотрел на меня. - Цзян Шэн, тебе это неприятно?»

Я, продолжая улыбаться, сказала: «С чего это мне будет неприятно? Я рада, что у меня есть невестка. Твою мать. Надо вернуться в Вэйцзяпин, попускать петарды».

«Офигеть, - оскалился Бэй Сяоу, - когда ты научилась ругаться! Вот уж точно, петух начал нести яйца».


Мне было известно, что Лян Шэн нравился многим девушкам в школе. Из-за этого долгое время я служила для них почтальоном. Знать бы заранее, что это будет пользоваться таким спросом, организовала бы бизнес, взымая с каждого по 5 юаней.

Я даже знала ту Вэйян из восьмой группы. Похожая на принцессу, замечательная, спокойная девушка. Порадовалась про себя, кажется, Лян Шэну повезло.

Уголки глаз, однако, заледенели.

Очень холодно.

Спросила Бэй Сяоу:
- Почему им нравится Лян Шэн?

- Лян Шэн красивый, хорошо учится, - ответил Бэй Сяоу.

- А я красивая?

- Красивая.

- И тоже ведь хорошо учусь?

- Хорошо.

- Тогда почему мне никто не пишет любовные послания?

Бэй Сяоу загадочно улыбнулся:
- Потому что мужчины думают, что ты красивый парень.

Лян Шэн оттащил меня в сторону: «Цзян Шэн, не слушай чушь, что болтает Бэй Сяоу. Из-за того, что ты красивая девочка парни боятся тебя. Принцы издалека видят в тебе принцессу».

Я закатила глаза: «Дурачишь меня. Я не ребёнок. Принцы издалека видят во мне принцессу? Принцы, видя прекрасную принцессу, спешат к ней пригласить её на танец. Если всё так, как ты говоришь, Лян Шэн, и парни боятся красивых девушек, тогда я предпочту быть некрасивой».

Бэй Сяоу состроил гримасу Лян Шэну: «Смотри, Лян Шэн, наша Цзян Шэн взрослеет».

Я подумала, у Лян Шэна такая большая пачка любовных посланий, сказала Бэй Сяоу: «Бэй Сяоу, если у Лян Шэна появится подруга, мне будет одиноко. Бэй Сяоу, давай так, я буду твоей девушкой».

Бэй Сяоу, оторопев, обратился к Лян Шэну: «Видишь, довёл человека, недостаток питания приводит к оскудению мозгов».

Я упрямо держалась за Бэй Сяоу: «Я не глупа, к тому же высокодуховна. Бэй Сяоу, серьёзно, я буду твоей девушкой!»
Лян Шэн схватил меня: «Цзян Шэн, не дури».

Я вручила Лян Шэну только что полученное любовное послание, долго смотрела на него: «Брат, я не дурю».

Бэй Сяоу моргнул: «Ладно, Цзян Шэн, если в будущем никто не захочет тебя, чёрт возьми, я буду с тобой, не изображай здесь брошенную жену».

Пока разговаривали, дошли до ворот школы. Бэй Сяоу сказал, что возьмёт нас встретиться с Сяо Цзю.


Когда Сяо Цзю возникла перед нами, я поняла, почему таких девушек называют «плохая девчонка». Сяо Цзю почти со скоростью света подлетела и повисла на руке Бэй Сяоу как летучая мышь, ослепительно улыбаясь нам.

Бэй Сяоу растерялся и замер, потом, наконец, разглядел, эта сверкающая всеми красками девушка и есть его Сяо Цзю.

Он с удивлением спросил: «Сяо Цзю, разве ты не одеваешься обычно как чёрная вдова? Почему сегодня как золотая рыбка?»

Сяо Цзю отбросила в сторону африканские косички, кокетливо разулыбалась: «Разве сегодня мы не собирались встретиться с твоими друзьями? Надо же поддержать твоё реноме, произвести на них глубокое впечатление».

Лян Шэн разинул рот, спросил: «Бэй Сяоу, это твоя девушка?»

Бэй Сяоу улыбался вместе с Сяо Цзю. На тоненькой фигурке Сяо Цзю одежда развивалась на ветру, будто государственный флаг. Она обворожительно улыбнулась Лян Шэну и сказала: «Я общая подруга».

Вопреки ожиданиям, это не уменьшило выражение радости на лице Бэй Сяо. Так или иначе, чувствовалось, что оригинальность и новизна в высказываниях Сяо Цзю заставили его держать марку, он указал на меня с Лян Шэном, сказал: «Сяо Цзю, это Лян Шэн и Цзян Шэн, мои самые близкие друзья».

Сяо Цзю, одарив меня сияющим взором, схватила Бэй Сяоу за ухо: «Бэй Сяоу, вот ты самец, нельзя пакостить там, где живёшь. Рядом с тобой такая красивая девушка, как я могу не беспокоиться?»

Бэй Сяоу сказал: «Сяо Цзю, это моя младшая сестра».

Сяо Цзю фыркнула: «Считаешь меня идиоткой. Твою мать, ещё эти древние уловки с младшей сестрой».

Её слова заставили меня почувствовать, что мои с Бэй Сяоу братско-сестринские отношения лишь ширма для интрижки.

В тот день, грубая и наглая Сяо Цзю, будто острый нож, вклинилась между нами тремя, заносчиво выставляя себя на передний план!

17. Цзян Шэн, будь моей девушкой.

Из-за появления Сяо Цзю наша троица превратилась в квартет. Сяо Цзю каждый день висла на руке Бэй Сяоу, как летучая мышь. Тема наряда постоянно обновлялась, каждый раз это было что-то броское, оригинальное, режущее глаз.

На самом деле, мы с Лян Шэном совершенно не хотели быть здесь «третьими лишними», но разряженная под зелёную водяную черепаху Сяо Цзю сказала: «Блин, средь бела дня, солнце светит, вы способны чему-то помешать?»

Я по секрету сообщила Лян Шэну: «Почему-то мне совсем не нравится Сяо Цзю».

Лян Шэн ответил: «Всё в порядке, у Бэй Сяоу это мимолётное увлечение. Помнишь, как было, когда он воспылал к нашей одногуппнице Цзинь Лин? Один маленький пудинг и он забыл о Цзинь Лин, по моей оценке одно мороженное «Сы Гэ Цюань» и Сяо Цзю будет забыта».

Я сказала: «Тогда я спокойно буду ждать перемен».

Присутствие Сяо Цзю занимало большую часть времени Бэй Сяоу. Я никогда раньше не видела, чтобы Бэй Сяоу ухаживал за какой-нибудь девушкой так, как за Сяо Цзю. Но мне казалось, в Сяо Цзю есть что-то неестественное. Чем лучше Бэй Сяоу к ней относился, тем больше она им пренебрегала; но когда Бэй Сяоу отворачивался от неё, она напротив превращалась в медово-сладкую влюблённую деточку.

Вначале последний образ превалировал, потом появлялся всё реже.

Они постоянно ссорились, шумели так, что небеса переворачивались. Сяо Цзю взирала на Бэй Сяоу свысока, будто императрица. Я сказала Бэй Сяоу, что с такой девушкой как Сяо Цзю ему не стоит общаться. Но не решилась говорить о том, что, на мой взгляд, Лян Шэн ошибся, и место Сяо Цзю в сердце Бэй Сяоу не заменишь одним мороженным «Сы Гэ Цюань». Как бы то ни было я и не питала симпатии к летучей мыши Сяо Цзю.


Когда Сяо Цзю уже не изображала летучую мышь, она привела большую компанию на чадящих мотоциклах. Они подъехали к воротам школы, ожидая Бэй Сяоу, сплошной смрад и дым.

Я спряталась за спиной Лян Шэна. Лян Шэн сказал Бэй Сяоу: «Мы не поедем, а вы идите, развлекайтесь».

Сяо Цзю не согласилась, настаивала, развлекаться, так вместе. Кто это дезертирует с полдороги? Ухватила меня за руку, втащила на мотоцикл и поддала газу. Вся компания устремилась вперёд за Сяо Цзю.

За спиной Сяо Цзю я тряслась от страха, но всё равно, обернувшись назад, заорала: «Лян Шэн!»

Сяо Цзю, увидев в зеркале заднего вида Лян Шэна, гнавшегося за нами как сумасшедший, сказала: «Цзян Шэн, везёт тебе, такой хороший старший брат! Отдай его мне!»

Ветер свистел, её слова ещё не достигли моих ушей, а уже развеялись в воздухе.

Сяо Цзю остановила мотоцикл.

Когда Лян Шэн догнал нас, он уже совсем задыхался, но всё-таки решительно вытащил меня из-за спины Сяо Цзю: «Объясняйся со своим возлюбленным, зачем беспокоить мою сестру?»

Сяо Цзю кокетливо улыбнулась: «Потому что я влюбилась в старшего брата твоей сестры».

Эти слова услышал как раз подбежавший Бэй Сяоу, он двинулся вперёд и залепил Сяо Цзю пощёчину. Ярко-красный след, как цветок персика, расцвёл на прекрасном лице Сяо Цзю. Ребята Сяо Цзю сразу же окружили Бэй Сяоу. Сяо Цзю, по-прежнему мило улыбаясь, заставила их отойти в сторону, она сказала Бэй Сяоу: «Я не люблю тебя. Мне нравится Лян Шэн. Не таскайся за мной! Я с тобой лишь развлеклась, всё несерьёзно».

Бэй Сяоу дёрнул меня к себе и сжал в объятьях. Произнёс: «Сяо Цзю, я тоже не люблю тебя!» И свирепо поцеловал меня в губы.

Я окаменела.


Лян Шэн повалил Бэй Сяоу: «Ты, мерзавец, не приставай к моей сестре!»

Бэй Сяоу тоскливо застонал, но не стал махать кулаками в ответ. Я увидела, что взгляд Сяо Цзю полон боли, такое выражение, постоянно напоминало мне Лян Шэна в детстве.


Команда Сяо Цзю оседлала мотоциклы и унеслась, оставив лишь клубы дыма.

Я ухватилась за Лян Шэна, потянула Бэй Сяоу.

Сказала: «Бэй Сяоу, я знаю, ты переживаешь, поплачь».

Бэй Сяоу стёр кровь с уголка рта, сказал: «Цзян Шэн, будь моей девушкой».

Я взглянула на Лян Шэна и слегка кивнула головой.


Мои предположения оказались верны, та девушка по имени Сяо Цзю и в самом деле нож, острый и бездушный, её слащавая улыбка расколола нашу троицу.


Я спросила Лян Шэна: «Почему тебе не нравится, если я буду девушкой Бэй Сяоу?»

Лян Шэн ответил: «Потому что Бэй Сяоу совсем тебя не любит».

Я спросила его: «Брат, а ты любишь Вэйян?»


Лян Шэн долго смотрел на меня и ничего не сказал.

Я улыбнулась: «Вэйян такая красивая. Имбирь в глиняном горшке расцвёл?»

Лян Шэн покачал головой: «Я постоянно жду, когда он зацветёт».

Я сказала: «Брат, я уже взрослая, тебе не надо вмешиваться в мои чувства».

18. «Твою мать, Сяо Цзю», - сказала Цзян Шэн.

Прикид Бэй Сяоу, чем дальше, тем становился всё моднее. Его уже не удовлетворяли граффити на одежде, он каждый день ходил, выбирал стену, и разрисовывал её.

Лян Шэн ежедневно готовил для меня обед, а я на велосипеде Бэй Сяоу сопровождала его в поисках идеальной стены.

Бэй Сяоу, увидев понравившеюся ему стену, останавливался, потом она покрывалась путаными, будто обезумевшими картинками. На самом деле, я совершенно не ощущала в его рисунках присутствие искусства, мне казалось, в них лишь тоска по Сяо Цзю, он отчаянно скучал по ней.

Думаю, если бы я была парнем, то не хотела бы стать раздавленным обломком, пусть в памяти поболит, поблекнет и растает. Я тоже, как и Бэй Сяоу, безумно бы любила и безумно скучала.

Поколение следует за поколением, это говорит ни о чём ином, как о любви. Не дать ей понять, что любишь, почти то же самое, что и не любить.

День ото дня я наблюдала, как его помешательство усиливается. Не один раз мы, преследуемые полицией, оказывались в безвыходном положении, появлялся неожиданно Лян Шэн и вызволял нас. Но Бэй Сяоу совершенно не был ему благодарен. Он посмотрел на Лян Шэна ледяным взглядом, внушающим страх. Указал Лян Шэну: «Это Цзян Шэн хочет быть со мной, хочет любить меня, я не просил её!»

Лян Шэн со злостью прижал Бэй Сяоу к стене, сказал: «Бэй Сяоу, ты не можешь обидеть Цзян Шэн».

Бэй Сяоу улыбнулся мне: «Цзян Шэн, смотри, у нас с тобой романтические отношения или это любовный треугольник?»

Прохожие, не останавливаясь, отпускали ехидные замечания, мне было очень стыдно, я зарычала на Лян Шэна: «Лян Шэн, уходи! Убирайся!»

Лян Шэн с тоской взглянул на меня, но не отпустил Бэй Сяоу.

Его взгляд причинил мне боль, я закрыла глаза, и как следует приложила его портфелем по голове. Я забыла, в портфеле был контейнер с обедом, который Лян Шэн приготовил для меня. Когда он передавал мне его, ещё настойчиво напоминал; «Цзян Шэн, надо больше есть. Отощаешь, у Лян Шэна будет болеть сердце».

И этот контейнер в настоящий момент как раз оказался на голове у Лян Шэна, кровь, стекавшая по виску, смешалась с рисом и мясным бульоном. Лян Шэн чуть живой указал на меня, обращаясь к Бэй Сяоу: «Уведи Цзян Шэн, её тошнит при виде крови». И договорив, спокойно потерял сознание.


В больнице Лян Шэн лежал на кровати, белоснежная простыня, голова замотана бинтом.

Вэйян сказала: «Сразу не подумаешь. Цзян Шэн, ты такая тощая, а сила в руках немаленькая».

Я поняла, что Вэйян упрекает меня. Всё правильно, Лян Шэн принадлежит ей, у неё есть право упрекать меня. Я смотрела на Лян Шэна, он спокойный лежал на больничной койке. В детстве мне нравилось смотреть как он спит, свернуться калачиком рядом с ним, положить голову на его плечо. Две головы рядышком, как два помогающих друг другу выжить грибочка сянгу.

Время бежит быстро, с тех пор мы уже не могли прижаться тесно головой к голове, упрямо поддерживая друг друга в выживании. Один грибочек и другой разделились, стали называться Цзян Шэн и Лян Шэн.

Цзян Шэн – младшая сестра, Лян Шэн – старший брат.


Я, молча, вышла из палаты и истерично разрыдалась в больничном холле.

Лян Шэн ошибался, на самом деле, этот мир маленький! Такой маленький, что для некоторых вещей есть только одно решение. Один выбор на всю жизнь.


Бэй Сяоу, заливавший горе вином, увидев меня, не поднял головы.

Он был печален, я присела перед ним, такая же, как он, павшая духом. Он пил из стакана, я из бутылки. Бэй Сяоу улыбнулся, сказал: «Цзян Шэн, не унижайся, даже если ты убьёшь себя, я всё равно не смогу полюбить тебя».

Я опрокинула пиво ему на голову, наблюдая за его затруднительным положением, громко расхохоталась, сказала Бэй Сяоу: «Я действительно должна умолять тебя о любви».

Мы напились вдрызг.

Пьяный Бэй Сяоу обнимал стол и рыдал. Рыдал и выл: «Сяо Цзю, Сяо Цзю».

Пьяная я изо всех сил колотила по столу, тоже плакала, однако не смела выть. Но видя с каким воодушевлением ревёт Бэй Сяоу, в конце концов, не сдержалась и тоже затянула: «Сянгу, сянгу».

В итоге официант принёс нам с Бэй Сяоу тарелку сянгу.

Мы не прикоснулись к тарелке, но Бэй Сяоу пришлось переплатить восемь юаней.

По дороге он шёл, качаясь из стороны в сторону: «Твою мать, Цзян Шэн, хорошо, что ты орала «сянгу», кричала бы «ласточкины гнёзда», я бы прибил тебя!»

Он дошатался до школы, я поплелась искать Сяо Цзю.

Я много раз следила за Бэй Сяоу, пока узнала, местонахождение Сяо Цзю. Грязное и захламлённое пристанище. Даже не постучав, я сразу ввалилась в её комнату. Открыла рот: «Твою мать, Сяо Цзю, ты соответствуешь этому паршивому месту».

Продрав глаза, увидела, двое прижали голову Сяо Цзю к столу, вокруг табун мужиков. Сяо Цзю крикнула: «Цзян Шэн, чёрт возьми, беги быстрее! Убегай!»

Я ответила: «Сяо Цзю, твою мать, и хотела бы убежать, но я такая пьяная, не могу двинуться». Сказав это, я, шатаясь, двинулась к довольно приятному на вид мужчине. Его образ действительно радовал глаз, такой красивый. Такой красивый, как тот, о котором я бессчётное количество раз сожалела во снах. Я сказала ему: «Заставь их пока отойти, я хочу поговорить с Сяо Цзю».

Тот прекрасный мужчина в изумлении уставился на меня. Он, похоже, не ожидал, что «плохая девчонка» так неосмотрительна. На самом деле, он ошибся, я не «плохая девчонка». Я приличная студентка. Только я, в тоске и печали, напилась до чёртиков.

Он подал знак человеку, державшему Сяо Цзю за волосы, голова Сяо Цзю освободилась.

Я повернулась, меня затошнило. Я не могла понять с какой стороны Сяо Цзю, лишь приблизительно прикинула её местоположение, сказала: «Сяо Цзю, послушай! Если ты посмеешь обидеть Бэй Сяоу! Я… Я… Я убью тебя!» Произнося это, я шагнула к Сяо Цзю, но ноги ослабели, и я оказалась в объятиях того красивого мужчины. Чувствовать поддержку было очень приятно, затем я с большим упоением обильно облевала эту опору, закатила глаза и упала в обморок.

19. Чэн Тянью может и похож на Лян Шэна, но он не Лян Шэн.

Когда очнулась, солнечный свет заливал всё вокруг. От выпитого вчера голова болела и была готова лопнуть. Открыв глаза, единственное, что мне хотелось - умереть. Совершенно очевидно это не женское общежитие и даже не лачуга Сяо Цзю. Это была прекрасная комната, наполненная опасностью.

Когда приятный мужчина с чарующим нахальством предстал перед моими глазами, сердце забилось как ненормальное.

В тот момент меня охватил необъяснимый порыв, захотелось протянуть руку и коснуться его лица, потому что в его облике я увидела тень, заставляющую моё сердце трепетать, тень того, кому я никогда не смогу сказать, как сильно я тоскую. Прошлой ночью, взглянув на него, мне смутно почудилось, что я попало в царство грёз, щемящих сердце. Однако в данную минуту он вполне реальный возник передо мной.

В то время мне безумно нравился Стивен Чоу*, поэтому, чтобы смягчить момент, я решила воспользоваться репликой из его фильма. Дохнула на него и сказала: «Я не почистила зубы».

(* - Стивен Чоу, Чжоу Синчи, род. 1962г., гонконгский комедийный актёр, сценарист, режиссёр и продюсер)

Он холодно усмехнулся, губы скривились в дугу: «Глупая девчонка, это тебя не спасёт!»

Я рассеянно смотрела на него, в этом мире столько странного и удивительного. Лян Шэн точно так же сжимает губы, когда настроен решительно, однако в глазах этого мужчины сквозило равнодушие.

Он пренебрежительно нахмурил брови: «Нынешние девушки, похоже, совсем теряют рассудок! Нравится так издеваться над собой. Это возбуждает? Новая мода? Чтобы привлечь к себе внимание?»

Я покачала головой: «Всё не так, дядя, - и продолжила. – Мне надо идти, у меня уроки. Боюсь, учитель узнает, что меня не было всю ночь, и прибьёт». Ещё хотела добавить, боюсь, не найдя меня, Лян Шэн свихнётся. Но не сказала. Лян Шэн, как игла в моей груди, каждый вздох отдаёт болью. Только если совсем не дышать, боль прекратится.

Он холодно проворчал: «Не называй меня дядей, моя фамилия Чэн».

«Э… Дядя Чэн. Мне правда надо в школу».

«Меня зовут Тянью! - вскипел он. - Не называй меня дядей, слышишь?» Сказал и, схватив меня за плечи, со всей силой тряхнул. В этот момент мне показалось, будто он торгует лапшой «лямянь» в какой-то закусочной, а я неосмотрительно, не имея денег, съела порцию, и теперь он ищет способ свести со мной счёты.

Он тряс меня и орал: «Вчера ты наблевала на меня. Знаешь, моя одежда очень дорогая! Потом ещё несла всякую чушь, звала старшим братом, приставала ко мне, требовала, чтобы я отвёл тебя домой!»

Я опустила голову и забормотала: «Дядя Тянью, вчера я ела очень дорогие блюда. Из-за того, что я вывернула их на вас, мне тоже очень грустно».

Голова Чэн Тянью распухла: «Цзян Шэн, ты действительно несносна!»

Я вытращила на него глаза: «Как вы узнали моё имя?»

«Сяо Цзю сказала, - он с недоумением посмотрел на меня. – Как тебя, школьницу, угораздило связаться с «плохой девчонкой» Сяо Цзю?»

Я покачала головой, в двух словах не расскажешь, а ему заявила: «Ты не поймёшь».

Тянью сказал: "Можешь перестать на меня пялиться, хорошо?"

Я ответила: "Плохо. Разве твоё лицо не для того, чтобы другие смотрели?"


Чэн Тянью отвёз меня на машине в школу, по дороге он не произнёс ни слова. Но в итоге, уступив моим слёзным мольбам, помог мне оправдаться, сказав, что вчера по неосторожности зацепил меня машиной и потом отвёз в больницу, из-за чего я не смогла вернуться в школу.

Уходя, Чэн Тянью спросил: «Цзян Шэн, тебе сколько лет?»

Я ответила: «Шестнадцать».

Он слегка улыбнулся: «Редко встретишь такое простодушие у шестнадцатилетнего подростка».

Я помахала ему рукой, сказала: «До свидания!»

Тянью нахмурился, посмотрел на меня: «Всё-таки прощай. Ты ходячая проблема, Цзян Шэн».

Не знаю, что он имел в виду, говоря о простодушие и ходячей проблеме. После обеда Сяо Цзю нашла меня, с ног до головы в белом, летящая, воздушная, как только что вышедшая из древнего захоронения девушка – дракон*. Бэй Сяоу взглянул на неё искоса, равнодушно процедил: «О… Что случилось? Выходишь замуж?»

(* - героиня романа Цзинь Юн «Возвращение героев-кондоров»)

Сяо Цзю, взглянув на него, ничего не сказала и повернулась ко мне: «Цзян Шэн, пошли! Сегодня сестра угощает!»

Я не успела взглянуть на Бэй Сяоу, как мы с ней уже входили в кафе.

За столиком Сяо Цзю сказала: «Цзян Шэн, ты правда хорошая девочка». Я спросила, с чего она взяла. Сяо Цзю ответила: «Если бы ты вчера не появилась ты, я бы рассталась с пальцами».

Сяо Цзю серьёзно и внимательно рассматривала свою руку, будто это протез, немного комично.

Я медленно втянула сок и осторожно сказала: «Сяо Цзю, Чэн Тянью не похож на плохого человека».

Сяо Цзю улыбнулась: «Между хорошим и плохим нет границы. Тебя вчера стошнило на него, а он неожиданно не рассердился. Собирался отрубить мне палец, ты протягивала руки, прося отрубить тебе тоже. Он с удивлением взглянул на тебя, ты обняла его с плачем, называла старшим братом. Рыдая, просила отвести тебя домой, в Вэйцзяпин, к твоему дереву юйюбы. Цзян Шэн, ты не видела, в тот момент его выражение было таким мягким, совсем не похоже на него».

Я улыбнулась: «Почему я не помню?»

Сяо Цзю тоже улыбнулась: «Впрочем, Тянью определённо имеет что-то общее с Лян Шэном, такой же красивый».

Я сказала: «Вот как. Тебе и правда нравится прекрасный Лян Шэн?»

Сяо Цзю отчаянно затянулась сигаретой, улыбнулась: «Я ни в кого не влюблена». Потом она одну за другой выпила несколько бутылок пива и опьянела. Плакала, обнимая стол.

Я выяснила, многие люди с душевными проблемами, выпив, ударяются в плач. Алкоголь делает людей искреннее, пусть даже таким образом разрушая их.

«Ты задолжала Тянью?» - спросила я у Сяо Цзю.

Она широко раздвинула руки: «Задолжала много-много денег. Цзян Шэн, даже если станешь для Тянью сокровищем, ты не сможешь с ним встречаться. Чэн Тянью может и похож на Лян Шэна, но он не Лян Шэн. Он здесь богатый и влиятельный человек».

Я сказала: «Сяо Цзю, ты напилась, начинаешь нести всякую чушь».

Сяо Цзю возразила: «Я не пьяна». Потом обняла стол и заплакала, плача, она повторяла одно имя, Бэй Сяоу.

Той ночью в узком пространстве кафе, в угаре дыма и парах алкоголя, присутствовал ещё и аромат горькой тоски.

Провожая Сяо Цзю домой, я сказала: «Сяо Цзю, не важно, что у человека в прошлом, или через что ему довелось пройти, встретив того, которого, возможно, полюбишь на всю жизнь, надо открыть новую страницу. Сяо Цзю, вы с Бэй Сяоу даже похожи».

Сяо Цзю громко рассмеялась: «Твою мать, Цзян Шэн, когда ты превратилась в поэта?»

Потом она провалилась в сон.

В тусклом свете лампы спящая Сяо Цзю была похожа на тёплого ангела.

20. Два шрама, похожая боль.

Когда вернулась в школу, Лян Шэн стоял у входа, под уличным фонарём его долговязая тень растянулась по земле. Увидев меня, он поспешно двинулся вперёд, спросил: «Цзян Шэн, где ты была вчера?»

Я слышала, его голос гнусавил и слегка дрожал. Глаза покраснели так, что дальше некуда, на лбу бледный рубец. Я протянула руку, легонько коснулась, спросила: «Брат, ещё больно?»

Лян Шэн слегка покачал головой.


Когда мне было четыре, шестилетний Лян Шэн оставил на моей руке след укуса. После, просыпаясь среди ночи, я чувствовала раздирающую боль.

Теперь Лян Шэну восемнадцать, мне шестнадцать, я оставила шрам у него на лбу. После, просыпаясь каждую ночь, я тоже буду чувствовать боль.

Два шрама, похожая боль.


Когда сегодня встретила Бэй Сяоу, он ругался, на чём свет стоит, сказал, что у меня нет сердца, печени и лёгких, спрашивал, известно ли мне, что Лян Шэн всю ночь меня искал. Взрослый парень, а так испугался, что плакал.

Я смотрела на Бэй Сяоу и понимала, что он чувствует тоже, что и я, и Лян Шэн. Хотя сейчас из-за Сяо Цзю он порвал с Лян Шэном, но это не повлияло на хранящуюся в глубине сердца нашу детскую дружбу.

Я не знала, что взрослые мужчины могут плакать. Лян Шэн, это из-за страха? Боялся, что я попала в беду? Если этот мир станет меньше на одну девочку, которую зовут Цзян Шэн, Лян Шэн, ты правда будешь переживать?

Переживать, как в детстве, когда я видела, что другие обижают тебя?

Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн, ты о чём задумалась? Быстрее возвращайся в общежитие. Через неделю экзамены, тебе надо готовиться. Заставь и Бэй Сяоу тоже хорошенько всё повторить».

Э… Я легонько кивнула головой и прошла с Лян Шэном во двор школы.

Лян Шэн не знал, теперь я девушка, чья душа исполнена тайными заботами. Возникают дела, которыми я не могу поделиться с Лян Шэном. Например, что касается Бэй Сяоу, Сяо Цзю и ещё того мужчины, Чэн Тянью.


Вернулась в общежитие, передо мной маленькое бледное лицо Цзинь Лин. Она схватила меня за руку, сказала: «Цзян Шэн, ты испугала меня до смерти. Теперь всё в порядке?»

Я кивнула.

«В порядке и хорошо, - сказала Цзинь Лин. Она долго думала, потом продолжила. - Вэйян вчера вечером всё ждала тебя в общежитии. Возможно, твой брат волновался за тебя».

Я взглянула на белое, как фарфор, личико Цзинь Лин, сказала: «А… Знаю. Цзинь Лин, я пока посплю».

Вечером того дня, я долго блуждала перед комнатой Вэйян. У меня было много чего сказать ей, я хотела попросить, чтобы она вместо меня позаботилась о Лян Шэне, хотела выразить сожаление о том, что тревожила Лян Шэна так долго.

Но эти слова я так и не сказала. Перед отъездом из Вэйцзяпина, так как Лян Шэн всё-таки был моим братом, я могла перед ним вести себя, как заблагорассудится. А сейчас, большой отрезок времени, относящийся к юности, незаметно выскользнул из-под ног.

Много огорчений.

Если сказать словами Бэй Сяоу: «Твою мать, слишком грустно».

Поэтому той ночью, я, как не переносящая свет летучая мышь, сжалась в туалете и тайно всхлипывала, пока не уснула. Во сне Сяоми свернулась у моих голых ног, так славно и смирно. Я большими глотками ела приготовленную Лян Шэном лапшу, а он сам рядом со мной наблюдал за луной на небесах…

21. Цзян Шэн, что в твоей голове.

С момента начала сессии каждый студент прикидывал свои планы на летние каникулы.

Бэй Сяоу обдумывал, как выжать из отца побольше денег, чтобы поехать на Утайшань подстричься в монахи. Он сказал: «Цзян Шэн, всё равно я никому не нужен», при этом его глаза покраснели, на меня повеяло именем Сяо Цзю.

Сама Сяо Цзю совершенно не обращала на него внимания. Я знала, что она сейчас планирует новую жизнь, как расплатиться с Чэн Тянью, как забыть печальное прошлое.

Цзинь Лин хотела поехать в Нанкин. Она рассказывала, что родилась в Нанкине, но почти сразу уехала оттуда с родителями и никогда не возвращалась. Ей было интересно взглянуть, что представляет собой этот город.

Я поддерживала идею Цзинь Лин. Мне казалось, красота и роскошь шести золотых династий* очень подходили характеру Цзинь Лин. Мягкому и щедрому.

(* - период шести династий (222-589 г., между династиями Хань и Тан), используется как описание излишней пышности и роскоши города)

Что касается планов Лян Шэна, я совершенно о них не думала, из-за того, что думать было бесполезно. Будучи так долго не вместе, я уже не могла угадать его мысли.

Мои же планы были просты, я собиралась вернуться в Вэйцзяпин, навестить старушку-мать, взглянуть на зелёные луга Вэйцзяпина и на тот защитный круг у дерева юйюбы, что создал для меня Лян Шэн.


После окончания экзаменов Бэй Сяоу сказал:
- Цзян Шэн, для меня получить на экзамене сто баллов не проблема.

- Тогда поздравляю, - ответила я.

- Я говорю о восьми предметах.

- Поздравляю со ста баллами по восьми предметам.

- Ты отвратительный человек, я ещё не закончил. Говорю, по этим восьми предметам при хорошем раскладе можно получить сто баллов. Например, если учитель добрый. В тех вопросах, где я проставил ответы, они на сто процентов правильные.

- Прекрасно. Не говори, что ты всё-таки поедешь на Утайшань.

Бэй Сяоу холодно фыркнул:
- Блин, Цзян Шэн, ты бессовестная, как и твой брат, - потом помолчал и спросил. - Цзян Шэн, у Лян Шэна последнее время всё нормально?

Я, опустив голову, смотрела на ноги, ничего не говоря.

На самом деле, я тоже не знала, как дела у Лян Шэна.


Когда во второй половине дня наводила порядок в общежитие, ко мне пришёл Лян Шэн.

Он купил мне бутылку Фанты, отдал и спросил:
- Цзян Шэн, когда поедем домой?

- Хочу поехать сейчас, - ответила я, - но если у тебя есть дела, ты пока занимайся, я подожду несколько дней.

- У меня нет дел, - улыбнулся Лян Шэн. - Я поинтересоваться, нет ли у тебя других планов. Если нет, едем домой.

- Хорошо. Но сначала я должна составить компанию Сяо Цзю, сходить кое-куда. Вернусь, найду тебя и поедем. Э… Ты пока можешь подольше пообщаться с Вэйян.

- Вэйян давно вернулась домой. Она сказала, что плохо сдала экзамен, расстроилась и захотела вернуться пораньше.

Я надула губы:
- Странно, что ты тоже не вернулся домой пораньше.

Лян Шэн покачал головой, вздохнул:
- Цзян Шэн, что за чушь постоянно крутится в твоей голове.

- Брат, не могу дольше с тобой разговаривать. Мне надо найти Сяо Цзю, полагаю, она ждёт меня у ворот школы.

Лян Шэн кивнул, сказал, чтобы я была осторожна.

Никак мне не удаётся уследить за временем. Со всех ног понеслась к воротам школы.


Сяо Цзю у ворот, будто безголовая муха, топталась кругами. Полагаю, она ждала уже долго, так как, увидев меня, заорала: «Цзян Шэн, твою мать, ты по моргам шаталась? Чего так поздно?»

Я улыбнулась ей, сказала: «Прости, только что обсуждали с Лян Шэном, когда поедем домой, задержалась. Сяо Цзю, не сердись».

Сегодня Сяо Цзю была одета очень оригинально, вся чудесного жёлтого цвета, как лимон, точнее сказать, кипящий от негодования лимон. Если бы добавить ей ещё два жёлтых крыла, то стала бы похожа на только что вылупившегося цыплёнка.

Я сказала: «Сяо Цзю, я, наконец, поняла, почему Бэй Сяоу никак не может тебя забыть. Твой образ каждый раз оставляет глубокий след в сознании, он и хотел бы забыть, но не может».

Сяо Цзю ответила: «Цзян Шэн, знай меру, не хочу с тобой препираться. Пойдём, займёмся делом».

22. Не говори, что Сяо Цзю тебя не предупреждала.

Никогда не думала, что снова столкнусь с Чэн Тянью. Да ещё в такой ужасной ситуации.

Мы с Сяо Цзю ходили по магазинам до вечера, Сяо Цзю так ничего и не купила, только напрасно проболтались. В восемь я вспомнила, что обещала Цзинь Лин в шесть часов вместе с Лян Шэном проводить её на вокзал.

Сказала Сяо Цзю: «Вот ведь, Цзинь Лин точно разозлится».

Сяо Цзю улыбнулась: «Так или иначе, Цзян Шэн, ты уже провинилась передо мной, не бойся вызвать недовольство других».

Я не обращала на неё внимания, она заискивающе улыбнулась: «Цзян Шэн, я свожу тебя в Сянцзывань, поесть речных раков. Можешь считать это извинением».

Сянцзывань - довольно захолустное место в этом городе. Но здесь очень много закусочных, кроме учащихся сюда приходят люди самых низших слоёв. Впрочем, местные деликатесы тоже не относятся к высокой ценовой категории, можно многое попробовать.

Мы с Сяо Цзю, смеясь, повернули на Сянцзывань, но войдя в переулок, я сразу же увидела Чэн Тянью в луже крови. Серое лицо, на последнем издыхании, вокруг толпа зрителей, но никто не приближался, более того, никто не соглашался позвонить. Сяо Цзю, увидев его, потянула меня обратно.

Однако я упрямо освободилась от Сяо Цзю и будто ведомая бесом устремилась к Чэн Тянью. Потрясла его руку: «Ты как? Что случилось?»

Он чуть приподнял веки, взглянул на меня, синюшные губы тряслись. «Цзян Шэн, позвони Нин Синь….», - сказал и отрубился.

Я суетливо вытащила из его кармана мобильный, нашла номер Нин Синь, набрала. Дрожащим голосом путано отрапортовала: «Быстрее приезжай, он в Сянцзыване…»

После того как повесила трубку, до меня дошло, Нин Синь, знакомое имя. Не та ли это девушка, что встретилась нам с Лян Шэном и Бэй Сяоу в KFC, прекрасная будто туман, нежная как нефрит. Управляющая заведением «Сколько лет, сколько зим», которое Бэй Сяоу принял за клуб.

Я вытащила носовой платок, чтобы остановить кровь Чэн Тянью. Сяо Цзю, стоящая рядом совершенно без эмоций, сказала: «Цзян Шэн, с какой стати ты ввязываешься? Зачем самой навлекать на себя неприятности, Чэн Тянью не тот человек, кого можно задевать. Я тебе сколько раз говорила, а ты будто не слышишь!»

Я ответила: «Сяо Цзю, я не задеваю его, но он ранен, мы не можем остаться в стороне».

Сяо Цзю фыркнула: «Ладно, я знаю, что ты маленький будда, небожительница, но, Цзян Шэн, если в будущем нарвёшься на неприятности, не говори, что Сяо Цзю не предупреждала тебя».

Наблюдая, как кровь Чэн Тянью просачивается сквозь носовой платок, сердце ныло. Я сказала: «Сяо Цзю, не рисуй всё в таких мрачных красках».

Сяо Цзю покачала головой и ничего говорить не стала.

Машина Нин Синь влетела в Сянцзывань. Увидев лежащего Чэн Тянью, она без комментариев и вопросов сразу велела прибывшим с ней людям занести его в машину. Но я заметила, на кончике её носа на миг блеснула капля, и в глазах проскользнула едва уловимая боль.

Она сунула мне в ладонь пачку денег, сказала спасибо, села в машину и уехала.

В тот миг она, похоже, забыла о нашем шапочном знакомстве. То ли моё лицо люди легко забывают, то ли рана Чэн Тянью застила ей всё вокруг.

Я растеряно стояла посреди Сянцзываня. Сяо Цзю потянула меня и бросилась бежать, сказала: «Чтоб тебя, Цзян Шэн, ты, дура. Держишь пачку денег и не убегаешь, мечтаешь, чтоб тебя здесь ограбили».

Слова Сяо Цзю заставили меня очнуться. Мне неожиданно почудилось, та девушка, Нин Синь, вложила мне в руки бомбу. Едва эта мысль пришла в голову, спина покрылась холодным потом.

23. Смотрю, они начинают ладить.

Я сказала Сяо Цзю: «Небо Вэйцзяпина синее, вода чистая, трава зелёная».

Сяо Цзю дополнила: «Люди глупые».

Я ответила: «Возможно. То, что ты нравишься Бэй Сяоу - тоже своего рода глупость».

Сяо Цзю улыбнулась: «Цзян Шэн, послушай, деньги, что дала тебе Нин Синь заслужены, ты помогла ей спасти того придурка, Чэн Тянью. Она должна была отблагодарить тебя. Что будешь делать с деньгами? Ты же не собираешься вернуть их ей?»

Я слегка кивнула: «Сяо Цзю, я хотела спасти его вовсе не ради денег, к тому же мне больно видеть, что он так пострадал».

Сяо Цзю холодно улыбнулась: «Оставь эти слова для него. Но, Цзян Шэн, не говори потом, что я тебя не предупреждала, таки речи не способны тронуть человека типа Чэн Тянью. Подобные ему люди уже давно не кидаются в пекло, во всех делах первое для них - это выгода. Не ровняй свою жизнь с их жизнью».

Только я хотела сказать: «Сяо Цзю, ты слишком много думаешь», как появился Бэй Сяоу. За спиной огромный дорожный мешок, он сказал: «Цзян Шэн, едешь домой? Мой дядюшка захватит нас».

Я удивлённо спросила: «А твой отец не приедет?»

Бэй Сяоу улыбнулся: «Мой отец с Хэ Маньхоу поехали в Хэбэй, предполагают вернуться к концу года. Сказали, будут там развивать рынок».

Я сказала: «Вот как, тогда давай подождём Лян Шэна».

Бэй Сяоу согласился: «Ладно, подождём».

Последнее время отношения Бэй Сяоу и Лян Шэна мало-помалу перестали напоминать огонь и воду. Хотя они по-прежнему не разговаривали, но при упоминании Лян Шэна лицо Бэй Сяоу уже не кривилось.

Сяо Цзю сказала: «Цзян Шэн, уедешь в Вэйцзяпин, с кем мне тут развлекаться».

Я улыбнулась: «Это всего на месяц. Впрочем, Сяо Цзю, чем торчать здесь одной, поехали с нами в Вэйцзяпин. Я покажу тебе дерево юйюбы, что Лян Шэн отвоевал для меня».

Сяо Цзю вопреки ожиданиям радостно согласилась: «Хорошо, мне даже ни к чему собирать вещи, приедем, буду носить твои».

Я ответила: «Без проблем».

Бэй Сяоу холодно усмехнулся: "Ах, Цзян Шэн, когда ты будешь рядиться под огненных кур*? Одеваться, как чёрная вдова, девушка-дракон или косить под лимон? Сяо Цзю ведь нравятся тематические костюмы".

(* - куры с привязанными горящими фитилями; выпускались на вражеский лагерь для его поджога. Возможно, здесь имеется в виду просто яркая одежда)

Сяо Цзю ткнула его кулаком: «Бэй Сяоу, ты хотел на Утяньшань, может, прямо сейчас и отправишься. Не надо даже выманивать у отца деньги, теперь Цзян Шэн может ссудить тебе!»

Бэй Сяоу сказал: «Ладно, Сяо Цзю, не буду с тобой препираться. Хочешь поехать в Вэйцзяпин, я как минимум выполню обязанности хозяина. А уж потом снова пойду постригаться в монахи».

Слушая перебранку Бэй Сяоу и Сяо Цзю, я радовалась.

Не знаю, почему Сяо Цзю постоянно избегает Бэй Сяоу, но, глядя на них сейчас, было понятно, они начинают ладить.

Пришёл Лян Шэн, таща большой чемодан. Увидев Бэй Сяоу, растерялся, Бэй Сяоу же напротив, не знаю, может из-за того, что Сяо Цзю собралась в Вэйцзяпин, внезапно потеплел к Лян Шэну, протянул руку и взял у того чемодан.

Лицо Лян Шэна неожиданно покраснело.

24. Небо Вэйцзяпина.

Приехав в Вэйцзяпин, Сяо Цзю остановилась у меня.

Когда она увидела наш дом, мне показалось, на её лице мелькнуло изумление. Четыре голые стены, два битых жизнью старика, одна лежит на кровати, второй в инвалидном кресле.

После возвращения домой первое, что сделал Лян Шэн, это вымыл ноги отцу и матери. Их старческая кожа и юная кожа Лян Шэна одинаково озарялись блеском капель, будто время неизменно.

Сяо Цзю сказала: «Цзян Шэн, я всегда знала, что ваша семья бедна, но никогда не думала, что настолько».

Я засмеялась: «Наши с Лян Шэном расходы на учёбу и жизнь, всё субсидирует отец Бэй Сяоу. Если бы не он, думаю, Лян Шэну сейчас было ещё труднее».

«Никогда не думала, - заявила Сяо Цзю, - что вонючка Бэй Сяоу имеет такого достойного уважения отца».

Я, улыбнувшись, ответила: «Сяо Цзю, к чему этот пафос? Мне бы хотелось, чтобы ты просто сказала, его отец хороший человек и всё, «достойный уважения» - оставь для высоких деятелей».

Подумала и добавила: «Наиболее достойным уважения делом отца Бэй Сяоу было то, что он увёз из Вэйцзяпина Хэ Маньхоу. Таким образом, жизнь нашей семьи стала немного лучше».

Сказав это, поняла, что сама ничуть не лучше мелочных людей и довольно злопамятна. До сих пор никак не могу забыть вред, причинённый Хэ Маньхоу нашей семье много лет назад.

Хорошо, что Сяо Цзю не спросила, что связывает нашу семью и Хэ Маньхоу, иначе мне пришлось очень долго объяснять.

Я повела Сяо Цзю к тому дереву юйюбы, Вэйцзяпин во всём сохранил свой прежний облик. Попробовав ягоды юйюбы, Сяо Цзю принялась восхищаться: «Ах, Цзян Шэн, если бы у меня был такой старший брат, вот было бы здорово».

Многие девочки говорят так. «Цзян Шэн, вот бы у меня был такой старший брат, как Лян Шэн». Но если б было можно, я бы предпочла, чтобы Лян Шэн был чьим угодно старшим братом, только не братом Цзян Шэн.

Юйюба реально очень кислая, до самого нутра обволакивает и вяжет. Надписи на ветках расплылись, тот мальчик, что спал под его кроной, вырос. Взрослеть это своего рода бесконечная не проходящая боль.

Только в то время, ловя жучков вместе в Лян Шэном и поедая жареное мясо, я не понимала этого.


Сказала Сяо Цзю: «Мне надо позвонить Цзинь Лин». Сяо Цзю ответила: «Мой мобильный не работает, возьми у Бэй Сяоу».

Только сказала, Бэй Сяоу притащил свой большой зад и, размахивая мобильным, окликнул меня: «Цзян Шэн, Цзян Шэн, тебе звонят!»

Небольшое отступление, касающееся слов о большом заде Бэй Сяоу. В детстве тело Бэй Сяоу выглядело отлично, но я с малых лет слегка «похотлива», и в пять обнаружила, зад Бэй Сяоу выглядит по сравнению с другими мальчиками больше. Поэтому перед всеми детьми Вэйцзяпина блеснула неуёмной тягой к познанию, спросив: «Бэй Сяоу, почему твой зад такой большой?»

В результате Бэй Сяоу заплакал.

Тогда он плакал особенно горько, похоже, мои слова нанесли урон его самоуважению.

Поэтому до сегодняшнего дня я могу только наблюдать, как мелькает его большая задница, не смея снова упоминать об этом. Бэй Сяоу довольно самолюбивый мужчина.

Сейчас, сверкая своим задом, он пришёл сообщить, что меня спрашивают к телефону. Я удивлённо посмотрела на него, потом на Сяо Цзю. Спросила Бэй Сяоу: «Это Цзинь Лин?»

Потому что, кто кроме Цзинь Лин мог позвонить мне по телефону Бэй Сяоу.

Бэй Сяоу покачал головой, сказал: «Нет, похоже, это какой-то Чэн Тянью».

Сяо Цзю сразу же зашептала: «Цзян Шэн, Цзян Шэн, не бери ни в коем случае!»

Моя рука, как по волшебству, сама потянулась к Бэй Сяоу и взяла трубку.

25. У молодого господина эпилепсия.

Я с особой осторожностью произнесла в трубку: «Алло». Не могу сказать почему, но в этот момент в моё сердце закралось лёгкое беспокойство и робость, будто капелька дождя, затрепетала на кончике травинки. Только тогда я не стала размышлять, может ли это быть из-за того незнакомого мужчины, с которым мы столкнулись столь странным образом?

Голос Чэн Тянью в телефоне звучал хрипло и немного томно, я прямо чувствовала, что его тонкие губы спеклись и потрескались из-за полученного несколькими днями назад ранения. Он спросил: «Цзян Шэн, это ты?»

Я тихо произнесла: «Угу», округлившимися глазами глядя на Сяо Цзю. Глаза Сяо Цзю тоже округлились и смотрели на меня.

После того, как Чэн Тянью удостоверился, что у телефона я, он неожиданно заорал: «Цзян Шэн, что за свинство, куда ты дела мой мобильный?»

Мобильный? Я неожиданно впала в ступор. Чэн Тянью орал в трубке: «Да! Ты звонила с того телефона Нин Синь …» Я прикрыла трубку ладонью и тихонько спросила Сяо Цзю: «В тот день, куда я бросила мобильный Чэн Тянью?»

Сяо Цзю испуганно смотрела на меня: «Только вернувшись с того света, он звонит тебе из-за чёртова телефона? Молодой господин ударился головой?»

Я ответила: «Сяо Цзю, я забыла, где оставила его телефон. Разве ты не говорила, что Чэн Тянью видная фигура? Стала бы я шутить?»

Сяо Цзю сказала: «Тогда в своём ли рассудке молодой господин. Скажи ему правду».

Я осторожно убрала руку с микрофона. Чэн Тянью, возможно, устал кричать, в трубке слышалось упрямое пыхтение маленького мула. Я сказала: «В тот момент я слишком торопилась. Не помню, где оставила ваш телефон. Однако у меня его нет…»

Чэн Тянью прервал меня: «Я знаю, тебе неловко, что ты его прихватила. Нин Синь выдала достаточное вознаграждение. Сколько ещё денег мечтают загрести твои маленькие ручонки?»

От его слов я вскипела и чуть не сказала: «Твою мать, молодой господин, я, любезный дядюшка Цзян, спасала твою ничтожную жизнь ради твоих дрянных денег? Будто твой спаситель Цзян сейчас в огромных долгах и те чёртовы деньги - рисовые зёрна. Ты, твою мать, головой ударился? Хотя, нет! Это я ударилась головой! Спасать такого бесчувственного неблагодарного человека!»

Естественно эту речь я так и не произнесла. Я не Сяо Цзю, я ребёнок, испорченный традиционным образованием, по делу и не по делу думаю старомодно, иду проторенной тропой добродетельной девушки. Поэтому, несмотря на то, что мой взгляд наполнился убийственной злобой, голос остался спокойным и мягким. Я сказала: «Так ты звонишь не из-за мобильного, а чтобы потребовать обратно вознаграждение, что дала мне Нин Синь? Сказать по правде, я всё равно собиралась вернуть, если срочно, приезжай, забери, если не срочно, подожди, когда привезу….»

Чэн Тянью на другом конце пришёл в ярость, я услышала едва доносящийся приятный женский голос, который произнёс: «Тянью, для чего ты ставишь ребёнка в неловкое положение?» Потом тот сладкий голос зазвучал в трубке: «Алло, это Цзян Шэн? Тянью, возможно, из-за боли постоянно на всех рычит, не обижайся. Это не из-за телефона, он злится на меня за то, что в тот день я оставила тебя в Сянцзыване, и эти несколько дней ищет повод, как бы меня задеть. Он волновался, что тебя могут втянуть в неприятности, свести счёты, поэтому потратил много усилий, чтобы связаться с тобой. Мобильный не более чем повод, он лишь хотел узнать, всё ли у тебя благополучно. Цзян Шэн, у него хорошие намерения, не сердись».

Незачем гадать, кто ещё смог бы облачить злодеяния Чэн Тянью в такую прекрасную упаковку, кто ещё в 23 года может управлять увеселительным заведением, таким огромным, что подобных в городе раз-два и обчёлся? Я полагаю, никто кроме Нин Синь.

Конечно, я тоже не дурочка, раз уж Нин Синь так сказала, мне остаётся лишь справиться о состоянии здоровья Чэн Тянью. Нин Синь рассмеялась, сказала: «Цзян Шэн, начнётся семестр, заходите развлечься».

Я выразила полную готовность и повесила трубку.

Сяо Цзю с сомнением смотрела на меня: «Что случилось?»

Я вернула телефон Бэй Сяоу, сказала: «Всё в порядке, у молодого господина приступ эпилепсии и бешенство. Но, Сяо Цзю, скажи, где тот телефон, что был у меня?»

Сяо Цзю сказала: «Не думай об этом, спасла его и отлично. Но, Цзян Шэн, я никак не могу представить, что кто-то осмелился рыть яму на голове у Юпитера*. К тому же Чэн Тянью упитанный боров, не каждый смог бы его уложить, поэтому я вся в недоумении».

(* - образное выражение, относящееся к некоторым табуированным действиям, например, нельзя начинать строительство, не выбрав места в соответствии со сторонами света; одно из значений, человек вышел за рамки своих возможностей и дозволенного)

Я посмотрела на Бэй Сяоу, потом улыбнулась Сяо Цзю и сказала: «Не говори в чём не уверена, хорошо? Будто о мафиози».

Сяо Цзю закатила глаза: «Неужели, Цзян Шэн, ты думаешь, скажи я «белый и пушистый», это будет правдой?»

Я надула губы: «Во всяком случае, Чэн Тянью не такой уж упитанный, ты отклоняешься от истины».

Сяо Цзю вдруг застонала: «Цзян Шэн, в глазах любящего его любимая красивее Си Ши*. Впрочем, я лишь сказала, что молодой господин хорош телом. Не буду впредь говорить тебе о Чэн Тянью. А то, как говорим, я злюсь».

(* - знаменитая красавица древности)

Бэй Сяоу предложил: «Сяо Цзю, пошли ко мне поедим. Не надо тут философствовать с Цзян Шэн».

Я взяла в рот травинку, улыбнулась Бэй Сяоу и сказала: «Что ты предлагаешь Сяо Цзю поесть в твоём доме? Холодную печь?»

Я сказала правду, с тех пор, как отец Бэй Сяоу за одну ночь внезапно разбогател, у его матери началось психическое расстройство. Она жаловалась каждому в Вэйцзяпине, что дядюшка Бэй имеет дела на стороне, начиная с лежащего на смертном одре старца до девушки на улице с новорожденным младенцем на руках. Многие дети боялись её до слёз, плач то поднимался, то затихал, оживлённее, чем у лягушек на пруду. Но люди в Вэйцзяпине говорили, что мать Бэй Сяоу сожгла деньги. Потому что прошло много лет, а дядюшка Бэй не только не привёл никакую женщину в Вэйцзяпин, но и не развёлся с матерью Бэй Сяоу. Мать Бэй Сяоу с того времени ударилась в буддизм, потом некоторое время веровала во Христа, потом, когда вокруг поднялось движение Фалуньгун*, она стала последователем мастера Ли Хунчжи*, в результате, когда это занятие пресекли, мать Бэй Сяоу втянулась в ставшее популярным в Вэйцзяпине новое учение, поклонялась какому-то высокочтимому Нефритовому императору**. С тех пор она не готовила еду. По секрету сообщала Бэй Сяоу, что освобождается от мирских забот, когда достигнет совершенства в духовном, превратится в седьмую дочь Нефритового императора. Это сообщение привело Бэй Сяоу в растерянность, он не знал плакать или смеяться. Сказал мне: «Цзян Шэн, чувствую, эта седьмая дочь подобна нашим органам власти, может она через несколько лет переизберётся?»

(* - по определению российских синологов, секта, в основе которой лежит традиционная китайская гимнастика цигун в сочетании с элементами буддизма, даосизма, конфуцианства и китайских народных верований. Основатель – Ли Хунчжи. Запрещена в КНР.)

(** - Верховный владыка Нефритовый государь - верховное божество у даосов)
На сказанное мной Бэй Сяоу не издал ни звука, я, осознав, что, возможно, зашла слишком далеко, поспешно потянула Бэй Сяоу, предложила: «Пошли к нам, Лян Шэн сварит лапши, и ещё есть яйца».

26. Прошлая жизнь, счастливая кошка по имени Цзян Шэн.

Когда мы втроём вошли в дом, Лян Шэн как раз, похлопывая отца по колену, с улыбкой рассказывал о событиях в школе. Взгляд отца необычайно безмятежный, как солнечный луч, скользил по лицу Лян Шэна, жадно ловя каждый оттенок эмоций.

Увидев эту картину, мне неожиданно стало тоскливо. Я в растерянности подумала, если бы двенадцать лет назад не случилась авария на шахте, Лян Шэн должен был быть счастливым, живя в городе, при полном достатке, с хорошим образованием, как принц. Когда Лян Шэн был маленький, он рассказывал мне, что с четырёх лет его учили играть на фортепьяно. В те годы нашего детства, он часто прибегал утром к моей кровати, будил меня, взволнованно говорил: «Цзян Шэн, прошлой ночью мне снова приснилось моё фортепьяно. Цзян Шэн, подожди, вырастешь, брат научит тебя играть, будешь, как принцесса, сидеть за роялем, здорово же?»

Но те сны лишь уходили всё дальше и дальше, шестилетний Лян Шэн остался в Вэйцзяпине, всё превратилось в мираж. Только в тот момент Лян Шэн и Цзян Шэн были малы и не тревожились за будущее, они думали, что, когда вырастут, сны сбудутся.

В тот момент я даже подумала, если б было можно что-то изменить, я бы предпочла, чтобы отец бросил меня и мать, чтобы не было той аварии на шахте Вэйцзяпина. Я бы предпочла быть глупой невоспитанной девчонкой, водить компанию с Бэй Сяоу, не учится, прожить жизнь крестьянкой с грубой почерневшей кожей, я бы не хотела, чтобы Лян Шэн, как сейчас, хлебнул столько горя, терпел нападки и оскорбления.

Лян Шэн, увидев, что мы вошли, сказал: «Папа и мама поели, сколько можно вас ждать?» На столе четыре пиалки, за такое долгое время лапша уже немного разварилась.

Бэй Сяоу, озорно улыбаясь, схватил палочки, сказал: «Лян Шэн, ты приготовил лапшу, не мог сделать что-нибудь другое?»

Сяо Цзю посмотрела на Лян Шэна, отняла у Бэй Сяоу палочки и сказала: «Этот остолоп не хочет есть, и ладно. Не брюзжи, как баба».

Что называют доходчивым и художественно ценным? О речи Сяо Цзю можно сказать, что она понравится всем и эстетам, и профанам. Мне показалось, никто, сколько ни учись, не сможет, подобно Сяо Цзю, достичь такого совершенства. Одно слово "остолоп" даёт понять, сколь глубоки познания Сяо Цзю. Использовать формулировки наших предков, разве не это называют эрудированностью? Слово "баба" звучит так, что мурашки по коже, это же истиная современность, дух времени. Объединить всё это в одно, к тому же не ошибиться в других словах, не дать понять неправильно, не породить двусмысленность. Мастерское использование путунхуа. Я могла бы стремительно совершенствоваться в языке, лишь слушая Сяо Цзю, а не тратя время с моими глупыми безграмотными учителями. Не готова сказать наверняка, но можно ещё выпустить какой-нибудь сборник избранных изречений, войти в историю, оставить поколениям.

Лян Шэн переложил из своей пиалки яйцо в мою, спросил: «Цзян Шэн, о чём задумалась?»

«А...» Меня вернули из высоких сфер. Я улыбнулась Лян Шэну и сказала: «Вот думаю, как насчёт того, чтобы издать альманах избранных цитат?»

«Твоих?! – Бэй Сяоу неожиданно прыснул со смеха и обратился к Лян Шэну. – Помнишь? Сочинение нашей Цзян Шэн: «Учиться ради подъема Китая» - эти три слова рокочут в моём сердце… Что сказал наш учитель литературы? Сказал, Цзян Шэн, твой рокот так рокочет, что в этом грохоте невозможно отыскать ещё одно слово. Учитель, видя твою детсадовскую математику, плакал кровавыми слезами».

Лян Шэн тихонько улыбнулся, сказал: «Бэй Сяоу, ешь спокойно, не приставай к Цзян Шэн»

Я скорчила Бэй Сяоу злобную гримасу.

Сяо Цзю неожиданно, будто о чём-то вспомнив, спросила: «Цзян Шэн, Бэй Сяоу говорил, у вас живёт кошка, почему её не видно?»

Упоминание о Сяоми заставило меня загрустить. Лян Шэн посмотрел на моё расстроенное лицо, сказал Сяо Цзю: «Сяоми умерла три года назад». Потом, похлопав меня по голове, добавил: «Цзян Шэн, Сяоми была счастлива у нас, имея такую хорошую хозяйку, как ты».

Я шмыгнула носом, улыбнулась Лян Шэну, сказала: «Брат, я знаю».

Так же как и Лян Шэн, Сяоми была частью моих детских воспоминаний. Каждый раз, когда я плакала, или мама оставляла меня стоять во дворе, Сяоми оказывалась у моих ног. До сих пор, помню тепло её тельца, маленький, пушистый комочек, прижавшийся к моим ногам, горячее дыхание маленького носика, обдувавшее мою лодыжку. Так же как и Лян Шэн, она была лучиком радости в моей безрадостной жизни.

За несколько дней до смерти Сяоми стала раздражительной, никого не слушалась.

Мы с Лян Шэном вынесли её на стадион. Сяоми спокойно разлеглась на траве, прищурилась, иногда поднимала взгляд, оглядывая густую траву вокруг.

Я спросила Лян Шэна: «В будущей жизни Сяоми сможет вспомнить дорогу сюда?»

Лян Шэн ответил: «Глупышка, что ещё за будущая жизнь?»

Я неожиданно фыркнула, как Сяоми, топнула ногой на Лян Шэна, обвинила: «Ты лжец! Есть следующая жизнь, непременно есть!» Говорила и говорила, мне вдруг стало обидно, слёзы покатились из глаз к розовым уголкам губ.

Лян Шэн, растерянно глядя как я реву, сказал: «Цзян Шэн, не плачь, не хочу видеть, как ты плачешь».

Я утёрла слёзы, скривила рот в некрасивой улыбке, сказала: «Лян Шэн, в следующей жизни, я не буду твой младшей сестрой, хорошо? Пусть Сяоми будет твоей сестрой вместо меня?»

Лян Шэн не стал отвечать. Одинокая луна светила на небе, равнодушная к одиночеству человека.

В тот день вечером Сяоми пропала, всё говорило о том, что она умерла. Взрослые считают, что кошки, эти странные животные, когда приходит время умирать, прячутся, не позволяя человеку увидеть.

Мне постоянно казалось, в этом мире все кошки – девочки, а все собаки – мальчики. Все девочки, как кошки, осторожно таят свои мысли и раны, боясь, что другие узнают; а у всех мальчиков, как у собак, взгляд отражает душу. Даже без слов, по выражению глаз можно понять их внутренний мир.

В тот вечер Лян Шэн на каменном жёрнове повторял уроки, а я сидела рядом, качая ногами, смотрела на небо. В тринадцать лет я столкнулась с первой разлукой, потеряла Сяоми.

Я спросила Лян Шэна: «Брат, знаешь, кем ты был в предыдущей жизни?»

Лян Шэн закрыл книгу, покачал головой. Посмотрел на меня кристально-чистыми, как лунный свет, глазами.

Я продолжила: «А вот я знаю, кем была».

Лян Шэн стукнул меня по голове книгой, улыбнулся, бездумно сказал: «Цзян Шэн. По-моему, ты станешь наследницей главной шаманки. Лучше я буду звать тебя шаманка Цзян».

Я нахмурила брови, скорчила ему злодейскую гримасу, сказала: «Брат, на самом деле, я действительно знаю, кем была в прошлой жизни. В прошлой жизни я была кошкой, такой же, как Сяоми».

Я мирно смотрела на Лян Шэна, в лунном свете глаза Лян Шэна сверкали как звёзды, мягкие и добрые. Я сказала: «Лян Шэн, ты веришь? Каждая девочка, у которой есть старший брат, в прошлой жизни была кошкой».

Лян Шэн в недоумении смотрел на меня, покачал головой, спросил: «Почему ты так решила, Цзян Шэн?».

Я ответила: «На самом деле, я так чувствую. В прошлой жизни твоя младшая сестра не согласилась снова стать твоей сестрой, и сказала кошке Цзян Шэн, которую держала на руках: «Цзян Шэн, в следующей жизни, будь вместо меня для моего брата младшей сестрой». Поэтому в прошлой жизни кошка, которую звали Цзян Шэн, стала младшей сестрой Лян Шэна».

Ветер трепал мои тонкие мягкие волосы, Лян Шэна, похлопав ресницами, спросил: «Цзян Шэн, тогда кем я был в прошлой жизни?»

Я, высокомерно закатив глаза, ответила: «Брат, ты дурак? В прошлой жизни ты был Лян Шэном».

«А…, - тихо протянул Лян Шэн. - Тогда кем стала моя младшая сестра из прошлой жизни?»

Я грустно застонала и, не оглядываясь, спрыгнула с каменного жёрнова: «Кого волнует, твоя чёртова младшая сестра из прошлой жизни? К чему беспокоить кошку Цзян Шэн? Пусть она всю жизнь грустит! Мне ненавистна та твоя сестра из прошлой жизни!»

Лян Шэн позади меня покачал головой, сказал: «Цзян Шэн, иногда я боюсь тебя, сама придумываешь странные вещи и сама же злишься? Действительно дурная девчонка!»

Я, не оборачиваясь, зашагала в дом…

Лян Шэн даже сейчас не знал, как мне было грустно тогда, три года назад, какие крупные слёзы катились из глаз, когда я вошла в дом. Как и в тот год, преисполненный ожиданием весенней поездки, в которой учитель так категорически мне отказал. В тот миг я, тринадцатилетняя, увязла в своём собственном вымысле, не находя выхода: я глубоко верила, в моей прошлой жизни, я была счастливой кошкой, которую звали Цзян Шэн, а в этой превратилась в девочку, которой нечему особо радоваться».

Только, Сяоми, прошу тебя, непременно запомни, как выглядит Лян Шэн, запомни дорогу домой и в следующей жизни будь за меня младшей сестрой Лян Шэна.

27. Поэтому, Лян Шэн, ты говоришь неправду.

Я проглотила яйцо, что положил мне Лян Шэн. Бэй Сяоу и Сяо Цзю уже закончили есть.

Лян Шэн, глядя на меня, сказал: «Цзян Шэн, о чём же ты задумалась, что так медленно ешь?»

Бэй Сяоу улыбнулся, сказал: «Она думает, что много есть – лишние расходы. Ты видел когда-нибудь, чтобы тощий бобовый стручок, ел семена стеркулии?»

Лян Шэн пристально взглянул на Бэй Сяоу, сказал: «Не подкалывай Цзян Шэн, она и так худа, ещё ты наезжаешь, целыми днями своими нападками громишь её моральный дух, топчешь и тиранишь…»

Сяо Цзю улыбнулась, сказала: «Лян Шэн, твой словарный запас очень велик, но если ты действительно хочешь, откормить свою Цзян Шэн, давай ей сразу мёд. Не пройдёт и пары месяцев, она перестанет быть такой плоской, как лист».

Я с недовольством наблюдала за ними: «Какое вам дело до моей комплекции? Мне моя фигура нравится, вы думаете, раз плоская, то не смогу подняться?»

Бэй Сяоу захихикал, сказал: «Так, так, Цзян Шэн, с этого момента, я больше не буду подавлять твой моральный дух. Понял, что ты сейчас умственно неполноценная. Я и Лян Шэн с самого начала плоские, а тебя не разглядишь и не нащупаешь».

Сяо Цзю с другой стороны подхихикивала. Лян Шэн услышал, лицо позеленело, поставил чашку и заорал на Бэй Сяоу: «Не неси чушь про Цзян Шэн!»

Бэй Сяоу покачал головой, заискивающе улыбнулся Лян Шэну, сказал: «Уважаемый, я только говорю, человек вырос, нечем задницу прикрыть. Чего ты так придираешься? Несправедливо».

Сяо Цзю улыбнулась, сказала: «Цзян Шэн, мы с Бэй Сяоу не наговариваем на тебя. Однако я, как старшая сестра, боюсь, через несколько лет, ты не сможешь отделаться от мысли сделать пластическую операцию, лучше пока не сформировалась окончательно, ешь мёд».

Закончив говорить, они вдвоём выскользнули из дома.

Я повернулась к Лян Шэну, спросила: «Брат, я действительно некрасива?»

Лян Шэн ответил: «Не слушай, что болтает эта парочка. Цзян Шэн красивая».

Я неразборчиво пробормотала: «Тогда… Тогда есть вероятность, что я стану ещё краше?»

Лян Шэн на миг потерял дар речи, в конце концов, рассмеялся и сказал: «На мой взгляд, в этом нет необходимости. Цзян Шэн, послушай брата, Бэй Сяоу, этот мерзавец, постоянно пытается принизить твою самооценку, оставь эти заморочки».

Я тихонько позвала: «Брат». Потом посмотрела вокруг, обнаружила, что родители спят, тихо сказала: «Ты забыл, Бэй Сяоу – мой парень».

Лян Шэн взъерошил мой волосы, сказал: «Да ладно! Значит пора надевать зелёную шапку*».

(* - аналог высказывания о рогах при неверности супруга)

Я захохотала и продолжила есть лапшу, приготовленную Лян Шэном. Подняла голову, взглянула на него и сказала: «Брат, если я в этой жизни буду иметь возможность, есть сваренную тобой лапшу, этого достаточно».

Лян Шэн сказал: «Не болтай глупости, надоест ведь до смерти?»

Я упрямо качала головой: «А если не надоест?»

Лян Шэн улыбнулся: «Тогда ладно, я всю жизнь буду готовить тебе лапшу. Это просто».

Я покачала головой, сказала: «Брат, ты тоже научился врать. Нехорошо».

Лян Шэн разволновался, вскинул брови, сказала: «Когда это я тебе врал? Разве я говорю неправду?»

Я ответила: «Да, неправду. Когда вырастешь, у Лян Шэна будет семья, Цзян Шэн тоже хотела бы иметь семью. Лян Шэн будет варить лапшу другим. Может даже, кто-то будет варить лапшу для Цзян Шэн. Но Лян Шэн не сможет варить лапшу для Цзян Шэн всю жизнь, поэтому, Лян Шэн, ты говоришь неправду».

Лян Шэн помедлил, слабо улыбнулся. Я увидела, что его глаза наполнились светом, он шмыгнул носом и, улыбаясь, сказал, что, похоже, простудился. Тот свет внезапно сменился мраком и исчез.


Вечером мы вынесли летние циновки во двор. Я ворочалась с боку на бок не в силах уснуть. Лян Шэн собрал в кучу колотые дрова и сырую траву, поджёг, повалил густой дым, чтобы отгонять комаров.

Он обмахивал меня веером, его лоб покрылся испариной, он спросил меня: «Цзян Шэн, тебе кто-то звонил сегодня?»

Я, удивлённо взглянув на Лян Шэна, кивнула: «Да. Одни друг».

Лян Шэн улыбнулся, сказал: «Не заметил, что у нашей Цзян Шэн появился друг».

Я ответила: «У меня много друзей, Сяо Цзю, Цзинь Лин, ещё в общежитии, много».

Упомянув Цзинь Лин, я вспомнила, что должна была ей позвонить. Даже не знаю, добралась ли она до Нанкина, веселится или нет, встретила ли красивого парня.

Лян Шэн сказал: «Я знаю, но Бэй Сяоу сказал тот человек из высоких кругов, не из нашей школы. Я волнуюсь, что ты столкнулась с плохим человеком».

Я показала язык и сказала: «Так или иначе, я такая плоская, плохой человек, увидев, сразу сбежит».

Лян Шэн растерянно спросил: «Цзян Шэн, ты так уходишь от ответа?»

Я ответила: «Брат, не думай обо мне так. Тот мужчина потерял мобильный, спрашивал, не видела ли я его. Всё не настолько сложно».

Сяо Цзю перекатилась к Лян Шэну: «Цзян Шэн не обманывает тебя, тому молодому господину каждый день прекрасные цветы туманят взор. А Цзян Шэн, такой стручок, в лучшем случае может сойти за лук или чеснок».

Лян Шэн сказал: «Я просто спросил».

Я поинтересовалась у Лян Шэна: «Брат, после приезда сюда ты не связывался с Вэйян? Осторожней, разозлишь девушку».

Лян Шэн постучал меня веером по голове, сказал: «Что ты себе постоянно придумываешь?»

Я смотрела в чистые смеющиеся глаза Лян Шэна, на уголки рта, сложившиеся в пленительную улыбку, закрыла глаза и провалилась в сон. Во сне я кошка из прежней жизни по имени Цзян Шэн, равнодушная и надменная. Не знаю слёз, не знаю страданий.

Мне приснился Лян Шэн. Он был похож на принца, сидел за фортепьяно, тонкие длинные пальцы скользнули по чёрно-белым клавишам, и в тот же момент, будто поток воды, хлынули звуки волнующей музыки. Он слегка улыбнулся, на щеках появились ямочки. С другой стороны фортепьяно красивая юная девушка, как облачко, летящая, воздушная, неземная. Она не плачет и не грустит, уголки губ изогнуты в чарующей улыбке. Из-за того что во сне, я только кошка по имени Цзян Шэн, гордая и безразличная.

28. Если бы жизнь могла замереть в этот миг, я бы наслаждалась этой частичкой неидеальной красоты.

Сяо Цзю спросила меня: «Цзян Шэн, как твои родители заболели?»

Я глянула во двор, Лян Шэн вывез отца на солнышко и тихонько необычайно осторожно расчёсывал маме волосы. Волосы мамы сейчас стали хрупкими и чувствительными. Я боялась, если приложить чуть больше силы, они нещадно будут лезть. Так же нещадно, как та авария на шахте двенадцатилетней давности, изменившая Лян Шэна, изменившая мою судьбу.

Я не ответила Сяо Цзю. Мне очень нравился этот момент, я, мама, отец, Лян Шэн, спокойный двор, и ещё безумный визг цикад в кронах деревьев. Если бы жизнь могла замереть в этот миг, я бы наслаждалась этой частичкой неидеальной красоты. Из-за того что в эту минуту здесь мой дом, два моих самых любимых человека, моя старая мама и мой дорогой старший брат.

С какого момента мама стала такой молчаливой? Не проронит ни слова, будто воды в рот набрала.

Да. При разбитой вдребезги жизни, чей язык ещё способен ворочаться? Во многих книгах и изречениях нас учат быть сильными. Мне кажется это чепуха. Пока слёзы не потекли, не узнаешь, как они горьки. Если бы Лу Синь* позволил тётушке Сянлинь* быть сильной в новом обществе, думаю, я бы свихнулась сразу же. Поэтому Лу Синь, всё-таки считающийся с чувствами людей, сделал так, что тётушка Сянлинь, сойдя с ума, умерла.

(* - тётушка Сянлинь - действующее лицо рассказа Лу Синя «Моление о счастье»)

К тому же человека, подобного маме, не учили быть сильным. В настоящий момент я бы предпочла, чтобы она научилась плакать. Всё лучше, чем нынешнее молчание.

Многим, возможно, хотелось бы знать, чем закончилось дело о той аварии в Вэйцзяпине двенадцать лет назад. Какова была компенсация жертвам?

30 ноября руководитель Седьмой угольной компании в интервью заявил, что причиной аварии на шахте 27 ноября стало невыполнение шахтёрами регламента проведения работ, квалификация персонала не удовлетворяла нашим требованиям».

Таким образом двенадцать лет назад в аварии обвинили плохо обученный персонал. Само собой, начальник шахты по фамилии Ян утратил в Вэйцзяпине свои позиции. С того момента стремительно взлетел отец Бэй Сяоу – наступила эпоха дядюшки Бэя.

Сяо Цзю спросила: «Цзян Шэн, ты не тупишь? Думаешь, почему Чэн Тянью нарыл телефон Бэй Сяоу? Откуда он узнал, что найдя его, найдёт тебя?»

Я отвела маму в комнату, улыбнулась Сяо Цзю: «Из-за того, что я настоящая супруга Бэй Сяоу».

Сяо Цзю сморщила нос, криво усмехнулась, сказала: «Эх ты, бестолковая девица, не задирай нос. Цзян Шэн, я хочу в Вэйцзяпине всё осмотреть, покажешь мне».

Я радостно согласилась, спросила Сяо Цзю: «Надо звать Бэй Сяоу?»

Сяо Цзю ответила: «Не надо, это наши женские дела, зачем звать мужиков?»

Мне стало не по себе от слова «женские» в устах Сяо Цзю, когда она так говорила, я казалась себе состарившейся на десятки лет. Как обезвоженный огурец.

Я сказала Сяо Цзю: «В Вэйцзяпине кроме чудесного луга, синего неба и чистой воды, на самом деле, нет красивых мест».

Сяо Цзю улыбнулась: «Ты предлагаешь сделать Вэйцзяпин благодатным местом для туризма. Я просто хотела пройтись. Цзян Шэн, смотри, что это значит?» Она показала лозунг наверху стены.

«Меньше рожайте детей, больше сажайте деревьев, меньше выращивайте детей, больше разводите свиней».

Я тоже посмотрела, куда показывала Сяо Цзю, ответила: «Таких лозунгов в деревне много, это обычное просвещение народа в деле планирования семьи и хозяйства.

За ужином Сяо Цзю рассказала Лян Шэну и Бэй Сяоу про тот забавный лозунг: «Действительно извращение, как можно сравнивать воспитание детей и свиноводство?»

Лян Шэн улыбнулся, сказал: «Цзян Шэн, ты водила Сяо Цзю смотреть на какую-то гадость, показала бы что-нибудь другое».

Я ответила, что не собиралась ей это показывать, она сама увидела.

29. Вместо «ревнивая жена» мне послышалось «шлюха»*.

(* - схожее произношение этих слов на китайском)

Приезда Вэйян ничто не предвещало.

В тот день она позвонила Бэй Сяоу, плакала по телефону и говорила, что ей срочно нужно поговорить с Лян Шэном.

Повесив трубку, лицо Лян Шэна было темнее тучи, что долго не рассеивались.

Я тихим голосом спросила его: «Брат, что случилось?»

Лян Шэн посмотрел на меня, на Сяо Цзю и сказал: «Вэйян на станции, мне надо встретить её». Сказав это, быстро ушёл.

Я в молчании двинулась за ним следом. На мосту через Циншуй он обнаружил, что я иду за ним, повернулся и с удивлением посмотрел на меня: «Цзян Шэн, ты зачем тут?»

Я разглядывала тёмные тучи в его чистом ясном облике, думала-думала, терпела-терпела и, в конце концов, спросила: «Брат, ты разве не рад?»

Лян Шэн улыбнулся: «Ничего подобного».

Я неожиданно расплакалась, сверкающие прозрачные слёзы повисли на ресницах, спросила: «Брат, ты не боишься, что Вэйян, увидев наш дом, будет смотреть на тебя свысока и не захочет быть с тобой вместе? Брат, по-моему, ты недоволен».

Лян Шэн со всей силы втянул носом воздух, потрепал мои волосы, сказал: «Глупая девчонка, иди быстрее домой. Жди, брат вернётся».

Когда Лян Шэн привёл Вэйян, было уже темно. Я, переступая с ноги на ногу, ждала за воротами. Увидев нежную пленительную улыбку Лян Шэна в ночи, я спокойно вернулась в дом.

Бэй Сяоу вышел и с большим воодушевлением приветствовал Вэйян «необыкновенной красоты и божественного аромата» улыбкой, сказал: «Ах, красавица, что же ты примчалась, ни слова не сказав?»

Вэйян слабо улыбнулась, смерила взглядом двор, снова взглянула на Лян Шэна. Потом сказала Бэй Сяоу: «На летних каникулах дома ужасно скучно, приехала навестить вас, вместе веселее».

За разговорами они втроём зашли внутрь.

Сяо Цзю сказала: «Вижу, твой брат предпочитает любовь дружбе».

Я кивнула: «Точно. Как и Бэй Сяоу!» Сказав это, я неожиданно почувствовала огорчение, подумала, мы втроём так хорошо развлекались, а как же теперь, похоже, я лишняя.

Войдя, Вэйян растерянно посмотрела на Сяо Цзю, сказала: «Мы вроде где-то встречались?»

Сяо Цзю пленительно улыбнулась: «Я днями напролёт кручусь у вашей школы, трудно не заметить».

Но Вэйян серьёзно задумалась и ответила: «Мне кажется, не у школы, но где? Я непременно, будет время, вспомню. Почему ты здесь?»

Сяо Цзю улыбнулась: «Приехала с Лян Шэном покушать, выпить».

Вэйян улыбнулась: «Лян Шэн так беден, но может изворачиваться, кого-то ещё кормить-поить. Нелегко ведь?»

Было очевидно, что Сяо Цзю не нравилась Вэйян, поэтому её тон был резок: «Почему это Лян Шэн беден? Плохо ли хорошо, у него есть прелестная младшая сестра, если продать, сколько же это серебром?»

Я радостно слушала этот разговор, но после последней фразы сердцу стало как-то некомфортно, поэтому, когда Сяо Цзю договорила, я тотчас быстро вставила: «Брат не продаст меня».


Когда вечером пошли спать, Сяо Цзю сказала мне: «Цзян Шэн, ты заметила, Вэйян, как вошла, ни слова тебе не сказала. Почему бы это? Ответ ясен, эта барышня держит тебя за противника».

Я округлившимися глазами смотрела на Сяо Цзю: «Что ты подразумеваешь под противником?»

Сяо Цзю пнула тапочки: «Блин, Цзян Шэн, ты свинюха, она воображает, что ты её соперница в борьбе за Лян Шэна».

Глядя, как моё лицо неожиданно покраснело, Сяо Цзю улыбнулась: «Чёрт возьми, Цзян Шэн, ты чего краснеешь? Краснеть должна эта девка, для неё все женщины Поднебесной воображаемые соперники, прямо ревнивая жена».

В этот раз путунхуа Сяо Цзю был не таким совершенным, вместо «ревнивая жена» мне послышалось «шлюха». Я с ещё большим изумлением и восхищением взглянула на Сяо Цзю, только собиралась открыть рот, чтобы спросить, почему она так сказала. И вдруг поняла, что не расслышала. Поэтому моё лицо стало ещё более красным. Правильно говорит Бэй Сяоу, Цзян Шэн взрослеет.

Сяо Цзю, взглянув на мои пунцовые щёки, спросила: «Чёрт возьми, Цзян Шэн, что из моих слов заставило тебя так краснеть?»

Не дождавшись моего ответа, услышали, как Вэйян жалуется где-то рядом. Я и Сяо Цзю тихонечко подбежали, чтобы подслушать, она говорила Лян Шэну: «Смотри, зубная щётка за 3 юаня 7 мао не так хороша, как за 6 юаней 5 мао. Мои дёсны кровоточат».

Лян Шэн объяснял: «Ты же видела, тот супермаркет в городе самый дорогой. Если сравнивать здесь и в вашем городе, тебе лучше вернуться домой».

Я с беспокойством обратила внимание Сяо Цзю: «А я чищу зубы щёткой за 7 мао».

Сяо Цзю усмехнулась: «Сравнивая себя с другими, можно лопнуть от злости. Лян Шэн всё-таки решительный парень».

Сказав, потянула меня, мы, как два хорька скользнули в сторону.


Когда перед сном я пошла чистить зубы, неожиданно выяснила, что моя зубная щётка изменилась. Колгейт, с сине-белыми полосками, изящная головка, обтекаемая форма, само совершенство.

Лян Шэн как раз шёл ночевать к Бэй Сяоу. Увидев меня, замершую посреди двора, спросил: «Цзян Шэн, чего застыла?»

Я ответила: «Если мама Бэй Сяоу действительно превратилась в седьмую небожительницу, что будет со мной?»

Рассказала: «Мама Бэй Сяоу постоянно капает мне на мозги. В позапрошлом году, не знаю как, она обнаружила, судя по моим данным, в будущем я непременно окажусь на уровне высшего божества, и каждый день приходила зазывать меня, поклонятся Нефритовому императору. Я тогда сопротивлялась изо всех сил, в конце концов, она сказала: «Раз ты ещё не постигла сути, жди. Когда я достигну просветления, стану седьмой небожительницей, разрешу тебе пользоваться такими же, как и я, заклинаниями, о чём подумаешь, то сразу и будешь иметь. Тогда ты сама убедишься сколь глубоко и многогранно наше учение». А сегодня я нечаянно услышала, как Вэйян жаловалась, и подумала, если бы у меня была зубная щётка за 3 юаня 7 мао, я бы себе тихо радовалась. В результате сейчас в моём чехле для зубной щётки спокойненько лежит себе такая.

Из-за этого я подумала, что мама Бэй Сяоу действительно стала седьмой небожительницей».

Лян Шэн легонько постучал меня по голове, сказал: «Глупая, иди скорее чистить зубы. Проверь, удобная ли?»

И в тот момент я поняла, это Лян Шэн, когда покупал зубную щётку Вэйян, купил и мне тоже.

Я заворожённо смотрела на Лян Шэна, горло свело от вяжущей кислоты, что достигла глаз.

Лян Шэн сказал: «Не знал, что выбор зубной щётки так важен. Сегодня услышал, что говорила Вэйян, испугался, что ты раньше пользовалась плохими зубными щётками. Попробуй, посмотрим». Закончив говорить, он двинулся к дому Бэй Сяоу.

30. Оказывается, можно «превратить страдания в силу».

Пока Вэйян была в Вэйцзяпине, Лян Шэн постоянно уговаривал её пораньше вернуться домой, но Вэйян, будто назло, не хотела слушать его доводы.

Я спросила Лян Шэна: «Вэйян дуется на свою семью, поэтому уехала из дома?»

Лян Шэн ответил: «Знаю лишь, что она сердится на домашних, но не знаю почему. Вэйян такая девушка, всё хорошо, только характер слишком упрямый».

Я послушала и сразу расплылась до ушей, спросила: «Брат, а я?»

Лян Шэн улыбнулся: «Ты? В каком месте ты хорошая?»

Я, услышав, сразу помрачнела. Лян Шэн, улыбаясь, сказал: «Цзян Шэн, не слушай, что говорят другие».

От его слов сразу захотелось расплакаться.

Лян Шэну неожиданно пришло в голову: «Может, вы с Сяо Цзю попробуете уговорить Вэйян, девушка довольно хорошо выступает».

В этот момент встряла Сяо Цзю: «Лян Шэн, неужели ты не видишь, та девка слишком заносчива, где уж нам с Цзян Шэн с ней справиться?»

Бэй Сяоу как услышал, его лицо расплылось в улыбке, он сказал: «Сяо Цзю, не смеши меня. Хочешь сказать, Цзян Шэн признаёт, что не противник какой-то сварливой бабе. Что касается тебя, может, предкам той злобной бабы ещё каких красок намешаешь? Оживишь девственную чистоту».

Выражение лица Сяо Цзю неожиданно стало свирепым, она взмахнула на Бэй Сяоу маленькой ручкой: «Снова цепляешься ко мне, не понимаешь человеческих слов, твою мать, я раздавлю тебя!»

Бэй Сяоу срочно принялся заглаживать вину, сказал: «Ваше величество, пощадите, впредь не повторится».

Сяо Цзю потянула меня: «Цзян Шэн, мы не полезем в пекло, кто тогда полезет? Разве это не «ревнивая жена»? Нам ли бояться её, вперёд!»

Я ответила: «Сестра, я не подойду, Вэйян приводит меня в ужас».

Сяо Цзю презрительно улыбнулась: «Размазня. Если бы ты родилась в ненавистном старом обществе, эта «ревнивая жена» стала бы твоей невесткой. Китайская капуста счастливее тебя!»

Я, приняв решение, сказала: «Ладно, я иду с тобой». Как бы то ни было, мне не стоит недооценивать Сяо Цзю. Я спросила Лян Шэна: «Где Вэйян?»

Лян Шэн вдруг осознал: «Я не знаю точно, куда она пошла, только что была в комнате».

Исходя из этого, нам ничего не оставалось, как разделится, чтобы найти Вэйян.


Когда мы с Сяо Цзю искали Вэйян на мосту через Циншуй, ветреная и облачная погода резко изменилась, и с неба хлынул дождь. Не прошло и минуты, моя с Сяо Цзю одежда промокла до нитки. Мы стали звать: «Вэйян! Вэйян!»

Возможно, она спряталась от дождя, её нигде не было видно, вдобавок дождь шумел так сильно, что заглушал наши крики.

В этот момент мне послышались резкий тревожный призыв Вэйян о помощи. Её уже не было на мосту, моя душа ушла в пятки. Если на мосту Циншуй попадаешь под дождь, проезжая часть становится необычайно скользкой, кто-нибудь постоянно падал с моста в реку.

Я быстро глянула на воду. В такой ливень видимость ужасно низкая, когда я обнаружила Вэйян, её уже отнесло волнами довольно далеко. Я, ни секунды не раздумывая, прыгнула в реку. Я не думала о том, что мне не нравится Вэйян, не думала, что могу утонуть и больше никогда не увидеть Лян Шэна.

Когда, рассекая волны, я доплыла до Вэйян, она уже была на последнем издыхании, тело еле-еле держалось, собираясь пойти ко дну. Я крепко схватила Вэйян за волосы и со всех сил устремилась к берегу.

Дождь лил, плотно застилая мне обзор, мои силы постепенно слабели. Я слышала на берегу яростные вопли Сяо Цзю: «Цзян Шэн, Цзян Шэн, ты не можешь утонуть!»

Когда была недалеко от берега, вдруг увидела силуэты Лян Шэна и Бэй Сяоу. Лян Шэн летел как сумасшедший. В этот момент ветер поднял высокую волну, неожиданно Вэйян выскользнула из моих рук, моё тело потеряло чувствительность. Лян Шэн становился всё ближе. В моей голове вдруг возникла забавная мысль, если Лян Шэн прибежит, кого он спасёт первой? Вэйян? Подумав об этом, моё сердце вдруг наполнилось ужасной болью. Такая боль, что неожиданно заставила прийти в себя, вернуться на поиски Вэйян, отчаянно вцепиться в неё и снова грести к берегу. В тот момент я поняла, оказывается, можно «превратить страдания в силу».

Используя последние силы, я подтащила Вэйян к берегу. Лян Шэн, шатаясь, подбежал, я вложила руку Вэйян в его ледяную руку и улыбнулась ему. Потом медленно прикрыла глаза и неторопливо погрузилась в воду… Мне было необходимо подобным образом сдержать глубокую обиду, иначе у меня начали бы литься слёзы. А я не хотела, чтобы другие видели, что я плачу.

Когда я вынырнула из воды, Лян Шэн на берегу с тревожным выражением лица делал Вэйян искусственное дыхание. Дождь намочил их лица, их волосы, их губы. Моё лицо намочил тоже и мои волосы, и мои губы.

Спокойно наблюдая из реки, в тот момент, я неожиданно вспомнила историю о русалке. Некогда она тоже, качаясь на морских волнах, смотрела, как принцесса уводит с собой принца, в которого она влюблена.

В результате мои слёзы всё-таки позорно хлынули из глаз.


Когда Вэйян очнулась, Сяо Цзю и Бэй Сяоу, поддерживая, увели её. Лян Шэн с берега спокойно смотрел на меня, дождевая вода стекала по его лицу, также как и по моему.

Я очень боялась, что он скажет: «Цзян Шэн, спасибо тебе».

А он действительно так и сказал: «Цзян Щэн, спасибо тебе».

Неожиданно, эта фраза, изменила извечную дистанцию между нами. Раньше я думала, Лян Шэн - то же, что и Цзян Шэн, Цзян Шэн - то же, что и Лян Шэн, никогда ни у кого не возникала необходимость благодарить. Из-за того, что Лян Шэн – это Цзян Шэн, а Цзян Шэн – это Лян Шэн.

Я показала ему язык и громким голосом спросила: «Лян Шэн, с Вэйян всё в порядке?»

Лян Шэн ответил: «Всё в порядке, нахлебалась воды. Сяо Цзю отведёт её домой».

Другие могли забыть, что Лян Шэн глуховат на правое ухо, но я никогда не забывала. Каждый раз, когда он слушал кого-то, постоянно чуть-чуть наклонял левое ухо. Только со мной, ему не нужно было так делать. Потому что даже через много лет я помнила, его правое ухо травмировано, поэтому постоянно говорила громко, чтобы ему было слышно.

Не знаю, помнил ли ещё Лян Шэн, что из-за этого я тогда тихонько плакала и говорила: «Брат, лучше бы я оглохла».

А он отвечал: «Глупенькая, Лян Шэн – мужчина, всё в порядке. Ты девушка, оглохнешь, не сможешь выйти замуж».

Я притворилась сердитой, сказала Лян Шэну: «Только что я погрузилась в воду, ты не боялся, что со мной что-то случится?»

Лян Шэн ответил: «Не боялся, из-за того, что у тебя с детства такая привычка, столкнувшись с чем-то грустным, тебе нравится погружаться на дно, чтобы унять злость».

Но я не успокоилась и продолжила донимать вопросами: «А если бы я на самом деле утонула, чтобы ты делал?»

Лян Шэн вытащил меня на берег, сказал: «К чему так много если? Есть так, то я зря двенадцать лет был твоим старшим братом».

Выбравшись, меня начало трясти. Я возразила: «Ошибочка, мне скоро семнадцать. Будет уже тринадцать лет, как ты мой старший брат».

Лян Шэн улыбнулся, прикрыл меня рукой от дождя.

Я неожиданно почувствовала озноб, к тому же это ощущение становилось, чем дальше, тем отчётливее. Спросила: «Лян Шэн, почему мне так холодно?»

Лян Шэн, коснувшись моего лба, ответил: «Цзян Шэн, дело плохо, у тебя жар».

31. Первой в мире смешной шуткой было, если бы Цзян Шэн сказала Лян Шэну: «Я Люблю Тебя».

Вечером того дня, когда Лян Шэн тащил меня на спине из больницы домой, я несла бред. Говорила, что должна жить в реке Циншуй и стать водяным.

Говорила, что я не человек, а кошка. Кошка, которую зовут Цзян Шэн.

Лян Шэн безостановочно поил меня отваром имбиря, менял полотенца на лбу, чтобы снять жар.

Увидев мрачное лицо Лян Шэна, Сяо Цзю и Бэй Сяоу промолчали. Папа и мама дежурили рядом. Не знаю, способны ли они волноваться, потому что в моих глазах они были людьми, просто не питающими симпатию к одиночеству.

Мать Бэй Сяоу, услышав, что я заболела, сразу же пришла, посмотрела на меня, лежащую на кровати в бреду, и сказала моей маме: «Я давно говорила, этот ребёнок будет небожителем. Я оказалась права. Это зов Нефритового императора, позвольте ей подняться к императорскому престолу, не губите её счастье».

Если бы в этот момент я могла её слышать, точно очнулась бы от смеха, но тогда я ничего не слышала. Мои руки то и дело тянулись в пустоту, пытаясь что-то схватить.

Мать Бэй Сяоу увидела и сказала: «Видите, Нефритовый император ухватил её за руку. Это знак, что она вот-вот уйдёт, быстрее жгите жертвенные деньги*».

(* - жертвенные деньги сжигают ради покойника)

Лян Шэна в итоге не вынес. «Бах!» Сбросил на пол таз с водой и заорал на мать Бэй Сяоу: «Старая ведьма, ты чего здесь каркаешь. Если с Цзян Шэн правда что-то случится, я зарублю тебя!»

Бэй Сяоу вытолкал свою мать за дверь. Седьмая небожительница, услышав, что Лян Шэн собирается зарубить её, неожиданно резко захохотала, сказала Бэй Сяоу: «Ты слышал, Нефритовый император, в конце концов, хочет меня, скоро я достигну вершин, стану седьмой небожительницей…»

Когда Бэй Сяоу вернулся, Лян Шэн сказал: «Прости».

Бэй Сяоу рассмеялся: «Никогда не думал, что моя мать вдруг станет такой». И неожиданно заплакал, размазывая слёзы по лицу.

Я пришла в себя на следующий день в обед, Лян Шэн увидев, что я очнулась, радостно и глупо улыбнулся, будто наелся крысиного яда.

Я спросила: «Брат, почему я такая голодная?»

Лян Шэн тут же принёс мне сваренной лапши, сказал: «Давай, я покормлю тебя». Потом ложка за ложкой стал кормить, на его лице судорогой застыла улыбка.

Я спросила: «Где Вэйян?»

Он ответил: «Рано утром попросил Бэй Сяоу проводить её домой, - подумал и продолжил. – Ты знаешь, как зовут старшую сестру Вэйян?»

Я покачала головой, посмотрела на Лян Шэна с подозрением: «Неужели её зовут Вэйхунь*?»

(* - Вэйхунь – незамужняя)

Лян Шэн улыбнулся: «Забудь. Потерпи, будешь чувствовать себя лучше, я расскажу историю. Похоже, сейчас ты не в состоянии слушать». Сказав, он подул на лапшу и продолжил меня кормить.

Очень странно в тот момент во мне совершенно отсутствовал интерес докапываться до сути.

Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн, когда тебе станет лучше, я хочу с Бэй Сяоу устроиться на временную работу, мы не можем постоянно рассчитывать на деньги дядюшки Бэя, что скажешь?»

Я кивнула, на самом деле, я думала, что тоже должна найти подходящую работу, заработать немного денег, возместить Чэн Тянью ущерб за телефон, чтобы избавится от неприятного осадка.

Только вот что связывает Чэн Тянью с Нин Синь? Возлюбленная? Любовница? Содержанка и «денежный мешок»? Богатая женщина и альфонс… Чем дальше думала, тем становилось любопытнее. Когда спросила Сяо Цзю, она, изобразив безразличие, сказала: «Что касается дел молодого господина, чем меньше знаешь, тем лучше, - и добавила. – Я же не всеведущая, откуда мне знать?»

Я проболела несколько дней, неожиданно стала мало улыбаться, даже самой было удивительно. Бэй Сяоу сказал Лян Шэну: «Скорее всего, у твоей бестолковой сестры температура спалила глупость, утрачены нервные окончания, что отвечают за улыбку».

Поэтому они принялись всеми способами пытаться меня рассмешить, Бэй Сяоу выдумывал самые разнообразные причуды, но у меня в итоге не возникло даже попытки улыбнуться.

Бэй Сяоу вспоминал: «Цзян Шэн, ты не забыла, как притащила Сяоми на урок, и наша учительница сказала: «Если потереть шесть кошки, можно получить электричество. Помнишь, что спросил тот тупица?»

Я покачала головой.

Бэй Сяоу громко заржал: «Тот тупица спросил, учитель, сколько надо содержать кошек для такой электростанции? Гы-гы-гы… Разве не смешно?»

Я покачала головой. Лян Шэн сказал: «Бэй Сяоу, похоже, ты забыл сообщить Цзян Шэн, имя того тупицы».

Бэй Сяоу с неохотой посмотрел на Лян Шэна, а мне сказал: «Естественно, тогда тем тупицей был я».

Я улыбнулась, сказала: «Похоже, я вспомнила».

Сяо Цзю оттеснила Бэй Сяоу в сторону, сказала: «Цзян Шэн, сестра тебе расскажет анекдот, услышишь, непременно развеселишься. Я всю жизнь могу над ним смеяться». Сказав, она без остановки начала рассказывать:

«Слон в лесу курил коноплю, неожиданно подошёл заяц.

Заяц говорит:
- Слон, слоновья жизнь очень чудесная. Отличный лесной воздух, зачем курить какую-то вредную фигню? Бежим со мной вместе в лес!

Слон отвечает:
- Верно говоришь, заяц.
Бросил коноплю и побежал с зайцем.

Они бежали, бежали, видят, тигр готовится занюхать кокаин.

Заяц снова говорит:
- Тигр, жизнь тигра так чудесна. Воздух в лесу замечательный, зачем развлекаться этой отравой? Бежим со мной вместе по лесу!

Бегут слон, тигр и заяц вместе по лесу. Они бегут, бегут, видят, лев готовится вколоть морфий.

И снова говорит заяц:
- Лев, львиная жизнь чудесна. Воздух в лесу прекрасен, чего травить себя гадостью? Побежали со мной по лесу!

Лев подумал, выпустил из рук наркотик, пошёл к зайцу. Ни слова не говоря, врезал ему. От удара у зайца искры из глаз посыпались, и он рухнул на землю. Лев поднял зелье и продолжил.

Слон и тигр призадумались. Спрашивают льва:
- У зайца были хорошие намерения. Ты мог бы его не слушать. Но бить-то зачем?

Лев презрительно усмехнулся, говорит:
- Вы два идиота, эта сволочь, как накушается экстази, тянет меня в лес, как придурка, круги наматывать».

Сяо Цзю сама начала смеяться, я тоже улыбнулась. Если бы это было раньше, мой рот в хохоте непременно стал бы больше тазика для умывания.

Вдруг Бэй Сяоу взял мою руку, с глубоким чувством посмотрел на меня и сказал: «Цзян Шэн, я люблю тебя».

Сяо Цзю остолбенела.

Лян Шэн замер.

Я тоже впала в ступор.

А потом я засмеялась, хохотала свободно и непринуждённо, так, что даже выступили слёзы. Принялась ругаться на Бэй Сяоу: «Слишком смешно. Чересчур. Не думала, что в мире есть вторая настолько смешная шутка».

Бэй Сяоу тоже улыбнулся, сказал Лян Шэна: «Смотри, Цзян Шэн не дурит, ей лучше».

Сяо Цзю, поддерживая, отвела меня в туалет, неожиданно она спросила: «Цзян Шэн, а что за первая в мире смешная шутка?»

Моим глазам неожиданно стало едко. У меня никогда не будет возможности рассказать кому-то, что первой в мире смешной шуткой было, если бы Цзян Шэн сказала Лян Шэну: «Я Люблю Тебя».

Взгляд Сяо Цзю затуманился, блеснули слёзы, она сказала: «Цзян Шэн, знаешь? Для меня самая смешная шутка в мире, это когда Бэй Сяоу сказал: «Сяо Цзю, я люблю тебя!»

Её утончённое, блуждающее в химерах лицо было запрокинуто к небу, она спросила: «Цзян Шэн, знаешь, почему я поехала в Вэйцзипин на этих летних каникулах? Я хотела забрать частичку воспоминаний, касающихся только меня и Бэй Сяоу».

Потом она снова посмотрела на меня и сказала: «Поэтому мне надо скорее покинуть этот городок».

32. Варёная лапша – символ твоего нежного отношения ко мне.

В тот вечер я не спала, думала о затуманенных глазах Сяо Цзю, полных блеска слёз. Долгий путь Сяо Цзю от противоречия до принятия, от принятия до любви. Она так бездарно проживает жизнь, бездушная, легкомысленная улыбка, плач, гонки, постоянная матершина. На самом деле, мне очень хотелось сказать Сяо Цзю, видя тебя такой, твоя мама не переживала бы? Но Сяо Цзю рассказала мне, у неё нет матери, когда ей было шесть лет, она умерла. Когда она это говорила, держа во рту сигарету, дым извивался по её белой коже, на лице проявилось несколько мелких веснушек, деликатных и милых.

Сяо Цзю перекатилась, спросила: «Цзян Шэн, ты не спишь?»

Я ответила: «Нет. Сяо Цзю, я вспомнила, что ты говорила днём, когда на сердце невыносимо душно, не можешь уснуть. Сяо Цзю, не уезжай, хорошо?»

Сяо Цзю ответила: «Цзян Шэн, ты глупая девчонка, спи, давай, иначе завтра нам не хватит сил подурачиться в лугах Вэйцзяпина».


Когда проснулись утром, Лян Шэн как раз умывал отца, на его тонких пальцах блестели капельки воды, как алмазы. Не знаю, о чём он говорил с отцом, но тот не переставая улыбался, на лице морщины, будто специально вырезаны.

Я смотрела и чистила зубы новой зубной щёткой, купленной Лян Шэном. Чистила долго, всё-таки я никогда не пользовалась такой дорогой щёткой. Поэтому безостановочно чистила, чистила и чистила. Запах зубной пасты наполнял жизнерадостное утро, рот был полон пены. Я улыбнулась Лян Шэну, почувствовав, что брови будто взлетели.

Лян Шэн вытер отцу лицо, потом аккуратно покрыл его подбородок пеной и с особой осторожностью начал брить. Он взглянул на меня, сказал: «Цзян Шэн, посмотри, ты стала как котёнок». Потом остановился, посмотрел на отца, улыбнулся: «Пап, глянь, ты с Цзян Шэн - большой пятнистый кот и маленький пятнистый котёнок, неудивительно, что вы отец и дочь».

Отец украдкой посмотрел на меня, глупо улыбнулся, будто нашаливший ребёнок.

Много лет я почти не обращалась к нему, и уж тем более не включала в беседу.


Когда была маленькой, он посеял в моей душе семена непричастности и вражды, которые теперь стали окончательным отчуждением.

Но почему-то в эту минуту, взглянув на его лицо со следами тяжких испытаний и одиночества, нос защипало.

Если бы… Если бы в те годы, он обожал меня так же, как и Лян Шэна, хотя бы в детстве чуть дольше держал мою маленькую ручку, побольше улыбался, дарил мне тёплые объятия, тогда сейчас я, так же как и Лян Шэн, была рядом с ним, как очаровательные девочки во всех семьях Поднебесной, звала бы его папой, ластилась к нему, наблюдала, как время вырезает на его лице житейские бури. Тогда сегодня уже я покрывала бы его подбородок пеной и с особой осторожностью брила ему бороду и усы.

Но в то время он не улыбался мне, не держал меня на руках. Поэтому я могу только, шмыгая носом, чистить зубы, а потом сдувать пену от зубной пасты, так же как я делала в детстве. Я грубо улыбнулась отцу, быстро сполоснула рот и повернулась, уйти в комнату.

Мы с Сяо Цзю лежали на Вэйцзяпинском лугу, недалеко веселилась группа детишек. Они будто только что вылезли из земли, все мордашки в грязи, тела в мокрых комках глины и прилипших листьях. Они играли в те же игры, что и мы, скакали на одной ноге, сталкивались друг с другом, потом падали вместе, растягивая рты то в плаче, то в хохоте.

Ловко взмахнув рукой, я воткнула цветок в волосы Сяо Цзю. Ленивые облака плыли в вышине. Очень давно в прошлом, мы с Лян Шэном и Бэй Сяоу тоже, как эти детишки, резвились на этом лугу. В тот время Лян Шэн сместил Бэй Сяоу, став самым культурным предводителем. Тогда у него была гладкая белая кожа, как у фарфоровой куклы, он мчался со всей мочи по лугу Вэйцзяпина и пот ручьём тёк по спине.

Показывая на тех детишек, я сказала Сяо Цзю: «Сяо Цзю, мы с Лян Шэном росли так же. И Бэй Сяоу тоже. Он был главным на лугу Вэйцзяпина, до того момента, пока не появился Лян Шэн».

Сяо Цзю улыбнулась: «Цзян Шэн, знаешь, глядя на этих детей, я почти представляю маленького Бэй Сяоу. Не важно, что я знакома с ним не так давно, мне кажется, мы прожили рядом целую жизнь».

После слов Сяо Цзю я поверила, что она чуть не стала поэтом.

Я сказала: «Да. Посмотри на этих детей, я могу почти воочию видеть, как мать Бэй Сяоу зовёт его обедать. Мы с Лян Шэном не были такими счастливчиками. Потому что к тому моменту уже давно вернулись домой варить лапшу».

Когда я первый раз варила лапшу, мне пришлось стоять на скамейке. В тот день Лян Шэн принимал участие в пионерских соревнованиях, и долго не возвращался. Поэтому мне ничего не оставалось, как только встать на маленькую скамеечку, налить в котёл воды и начать готовить. Но я оступилась и головой ударилась о дверь. На макушке набухла большая шишка, закапала кровь. Когда мама вернулась с поля, перепугалась, схватила меня, плача, стала золой замазывать рану, чтобы остановить кровь. Но я не плакала, только сжимала рот, сквозь слёзы глядя за дверь. Я ждала Лян Шэна. Он обещал, что купит мне леденец, когда вернётся. Тогда леденцами мы называли проросший ячмень, на подушечках пальцев сладкие зёрна, десять штук за один мао, если поторговаться с лавочником, он мог добавить ещё один. Сладкий вкус того леденца я помню до сих пор, с пальцев Лян Шэна он попадал прямо мне в рот. Лян Шэн каждый раз покупал пять штук, и один за другим засовывал мне в рот, улыбаясь, глядя как я ем. Сам он никогда не ел, потому что не мог себе позволить. Съев всё, я никак не могла насытиться, и как Сяоми слизывала с его пальцев сладкие остатки. Лян Шэн смотрел на меня и улыбался.

В тот день, когда Лян Шэн вернулся, я вырвалась из маминых объятий, вцепилась в край его одежды и заревела. Пока Лян Шэн не вытащил сладость, я не прекращала плакать. Лян Шэн гладил меня по голове, приговаривая: «Цзян Шэн, почему ты так неосторожна, почему ты так неосторожна».

С того дня Лян Шэн не позволял мне приближаться к кухонному очагу с котлом. Пусть даже сам он мог приготовить только лапшу. В результате я день за днём ела лапшу.

Сейчас Сяо Цзю, сидевшая рядом, сказала: «Цзян Шэн, скоро обед, Лян Шэн не будет готовить лапшу без нас!»

Я, кивнув, ответила: «Сяо Цзю, Лян Шэн приготовит лапши».

Сяо Цзю ухватила охапку травы и подбросила вверх: «Цзян Шэн. Цзян Шэн, пошли домой. Я не кролик питаться сеном».

С давних пор Лян Шэн спрашивал меня: «Цзян Шэн, тебе не надоело есть лапшу?» Я качала головой, отвечала: «Нет, с чего бы?» Он говорил: «А… Тогда хорошо, а то я боялся, что тебе надоела лапша».

На самом деле, Лян Шэн, я знала, ты не хотел, чтобы я готовила, потому что постоянно помнил тот день, когда я набила шишку и ревела, вцепившись в твою одежду. А сам ты умел готовить только лапшу. Поэтому, Лян Шэн, много лет варёная лапша, это символ твоего нежного отношения ко мне.

33. Цзян Шэн видишь, я испорченная, никуда не годная дрянь.

За день до отъезда Сяо Цзю в Вэйцзяпине пошёл мелкий дождь. В тот момент я не знала, что после этого дождливого дня, над рекой Циншуй встанет радуга, и мы расстанемся.

Тогда Сяо Цзю спросила меня: «Цзян Шэн, есть пиво?»

Я ответила: «Дома нет, если хочешь, могу сходить в лавку, купить».


После того, как закупились пивом, мы с Сяо Цзю пошли не домой, а отправились к дереву юйюбы. Накрапывал мелкий дождь, промочив наши волосы.

Сяо Цзю спросила: «Цзян Шэн, у тебя нет такого чувства, что чем лучше к тебе кто-то относится, тем больше ты испытываешь угрызения совести?»

Я подумала и кивнула. Как-то я ударила Лян Шэна коробкой для еды, а он не произнёс ни слова упрёка. Я сердилась на него, обвиняла, что его мать разрушила счастье моей мамы, а он лишь стоял, как дурак, и молчал. Обо всём этом я не собиралась рассказывать, это уже обожгло моё сердце, не хотела снова обжигать язык и губы.

Сяо Цзю говорила: «Бэй Сяоу такой тупица, чем лучше он ко мне относится, тем больше мне стыдно. С каждым его взглядом, моё сердце болит все больше. Поэтому, Цзян Шэн, я должна уехать».

Она подняла бутылку, я мирно слушала, как пиво булькает в её горле.

Сяо Цзю продолжила: «Цзян Шэн, на самом деле, мне совершенно не нравится напиваться, курить, ругаться, гонять на мотоцикле. Долгое время, наблюдая за тобой, за Цзинь Лин, за Вэйян, глядя на вас, молодых девушек, я думала, если бы… Если бы в шесть лет мама не оставила меня, стала бы я сейчас такой же как и вы? Имела бы скромную причёску, тёплые маленькие ручки, незаметно краснела бы, завидев мальчика, что запал в моё сердце? Но, Цзян Шэн, прелесть юности от меня очень-очень далека, встретив парня, что мне нравится, я могу быть только «плохой девчонкой», поверхностной и легкомысленной.

За мной тянется неприглядное прошлое. Однажды я видела сон, во сне моё тело пропиталось грязью. Я мылась, мылась, но, как бы ни старалась, не могла отмыться. Я тёрла кожу докрасна, до дыр, мне уже стали видны кости. И тут я поняла, оказывается, моё тело с самого начало ужасно грязное, не комки глины испачкали меня, а я испачкала комки глины!»

Закончив, она сделала несколько больших глотков пива, рассмеялась, стёрла пену с губ, и принялась декламировать:

«Зелёное
Пиво,
Розовые
Губы,
Их
Место встречи -
Это те
Унесённые ветром
Юности дни.
Они так красиво ушли,
Только
Осталась
Жалкая
Сяо Цзю
И ещё
Слёзы
Сожаления
Что льются
И льются…»

Я глупо смотрела, как её тело извивается в танце, не зная как поступить. Сяо Цзю улыбнулась мне. В каплях дождя, её волосы не растрепались, а мягко прилипли к ушам. Я сказала: «Сяо Цзю, не напивайся. Знала бы, что ты будешь так, не купила бы тебе пива.

Лицо Сяо Цзю приблизилось ко мне, руками оттянула веки, обнажая красные глаза, сказала: «Цзян Шэн, ты несносна. Я не напиваюсь. Как можно плакать, не имея слёз. Как мне дальше рассказывать тебе эту горестную историю».

В тот момент мы с Сяо Цзю не знали, что Бэй Сяоу стремительно приближается к нам в радостном восторге.

Голова Сяо Цзю склонилась на моё плечо, она сказала: «Цзян Шэн, смотри, мои слёзы закончились, мне надо выпить пива, чтобы пополнить содержание влаги и выплакаться. Цзян Шэн, приехав к вам, я поняла, мы с тобой сёстры по сходности судеб. Твой отец бросил тебя и твою мать, а моя мать бросила меня и отца».

Я испуганно спросила: «Сяо Цзю, разве ты не говорила, что твоя мама умерла, когда тебе было шесть?»

Сяо Цзю отбросила пустую бутылку, извлекла новую и продолжила пить. Она сказала: «Цзян Шэн, ты глупая девчонка, веришь всему, что говорят другие. Если бы Чэн Тянью сказал, что любит тебя, ты сразу стала бы считать себя его суженой! Дура!» Закончив, она ткнула пальцем мне в лоб.

Моё лицо густо покраснело, я тихо спросила: «Сяо Цзю, о чём ты болтаешь!»

Сяо Цзю, пошатываясь, посмотрела на меня, улыбнулась: «Цзян Шэн, знаешь, почему я люблю тебя, из-за того, что вы с Бэй Сяоу, на мой взгляд, очень похожи, оба чрезвычайно тупы и исключительно твердолобы. Цзян Шэн, что у тебя на душе, я всё знаю, но не могу сказать, боюсь, тебе будет больно».

Я ответила: «Сяо Цзю, ты пьяна, мы возвращаемся. Вернёмся, Бэй Сяоу принесёт нам лепёшки с луком-пореем и чудесную жареную курочку».

Сяо Цзю покачала головой: «Я не хочу есть, я хочу маминых пельменей с душистым луком». Сказав это, она заплакала: «Цзян Шэн, я бы предпочла, чтобы, когда мне было шесть, она действительно умерла! Прошло столько лет, а я ненавижу, ненавижу её! Но, Цзян Шэн, я правда мечтаю иметь маму. Хочу, чтобы она баловала меня, покупала красивую одежду, пусть она меня наряжает, чтобы я выглядела, как вы, девчонки…» Говорила, говорила, текли и слёзы, и сопли.

Она сказала: «Цзян Шэн, прежде чем уеду, я раскрою тебе одну тайну, но ты обязательно сохрани её».

Я кивнула.

Сяо Цзю перестала плакать, отбросила бутылку, утёрла слёзы и, спокойно глядя на луг Вэйцзяпина, произнесла: «Когда мне было шесть лет, мама сбежала с другим мужчиной, оставив меня и отца. Потом, когда я выросла, я разыскала мужчину, с которым сбежала мать, и переспала с ним!»

Я глупо уставилась на Сяо Цзю, Сяо Цзю улыбнулась: «Знаю, во мне ни стыда, ни совести, но я ненавидела свою мать! Я хотела, чтобы она знала, тот мужчина оказался недостоин её! Хотела заставить её страдать, заставить её почувствовать, как страдала я эти десять лет, скучая по ней и мечтая её увидеть! Но она вдруг спокойно сообщила мне, она знала, что тот мужчина не разведётся, но любила его, выхода не было». Сказав это, Сяо Цзю снова заплакала и продолжила: «С тех пор я крутилась с разными мужчинами, сама превратилась в курицу*! Я выброшенный ею мусор! С того момента, как встретила Бэй Сяоу…»

(* - на жаргоне – проститутка)

Когда она произнесла имя Бэй Сяоу, её голос задрожал, она сказала: «Цзян Шэн, пусть только Бэй Сяоу никогда не узнает, что я такая дешёвка. Он считает, что влюблён в чистую, невинную девочку, но, Цзян Шэн, ты же видишь, я испорченная, никуда не годная дрянь…»

Сяо Цзю закончила говорить и спокойно замерла под дождём, будто бездомный ребёнок. Долго молчала, потом сказала: «Цзян Шэн, на самом деле, мне постоянно хочется спросить у неё, оставив меня много лет назад, когда она вспоминала обо мне, было ли ей грустно?» Сказав, она подняла голову, посмотрела на меня, и в тот же миг, выражение её лица странно изменилось.

Я повернулась, и увидела, рядом с нами замершего Бэй Сяоу, дождь стекал с его волос, безмолвный, с двумя большими пакетами в руках. Вчера Сяо Цзю жаловалась, что Лян Шэн постоянно кормит одной лапшой, поэтому сегодня он пораньше радостный сбегал и купил для Сяо Цзю жареную курицу и лепёшки с луком-пореем.

34. Потому что я никому не позволю тебя обидеть!

Перед этим я никогда внимательно не рассматривала Бэй Сяоу, и вот, наконец, сегодня я выяснила, оказывается, Бэй Сяоу очень хорошо выглядит, не так необычно как Лян Шэн, но обладает своего рода порочной красотой. Однако в этот момент, пара чёрных глаз была полна растерянности и боли.

Сяо Цзю, остолбенев, смотрела на него.

Дождь усиливался, лицо Сяо Цзю стало белым, будто бескровная стеклянная красавица стояла перед Бэй Сяо. Пакеты выпали из рук Бэй Сяоу, он молчал, с усилием сдерживая себя, снял куртку и, молча, прикрыл голову Сяо Цзю. Выжал для меня улыбку: «Цзян Шэн, тащи пакеты домой к ужину, посмотри, что брат Бэй принёс тебе!»

Потом с усилием улыбнулся Сяо Цзю, сказал: «Пошли домой есть. Не намокать же … курице». Голос Бэй Сяоу становился всё тише, последнее слово он почти проглотил. Но я, как и Сяо Цзю могла видеть, тёмные, как чёрный нефрит зрачки постепенно приобретают красный ореол. Так же смотрел Лян Шэн, когда уводили меня и Хэ Маньхоу, взгляд, истерически звавший младшую сестру, разрывающийся от боли!


За обедом мы втроём молчали. Пусть даже Бэй Сяоу безостановочно улыбался Сяо Цзю, я чувствовала, его улыбка огорчает ещё больше, чем слёзы.

После обеда Лян Шэн спросил меня: «Цзян Шэн, что произошло?»

Я расплакалась: «Сяо Цзю жалко».

Лян Шэн провёл рукой по моим волосам, сказал: «Цзян Шэн, не плачь. У Сяо Цзю есть Бэй Сяоу».

Я вскинула лицо, посмотрела на Лян Шэна, слёзы катились по щекам: «Брат, если меня обидят, ты будешь, как Бэй Сяоу с Сяо Цзю, рядом со мной?»

Лицо Лян Шэна мгновенно стало серьёзным, он сказал: «Цзян Шэн, конечно я не буду так, как Бэй Сяоу». Сказав это, он остановился и продолжил: «Потому что я никому не позволю тебя обидеть!»

Я смотрела, как Лян Шэн плотно сжал губы. Одна фраза была готова сорваться с моего языка, я насилу сдержала её. Мне очень хотелось спросить, в том числе и Вэйян? Но не спросила, а только глупо улыбнулась Лян Шэну.

35. Бэй Сяоу - упрямый парень.

Сяо Цзю всё-таки уехала.

Ни сказав ни слова ни мне, ни Бэй Сяоу и уж тем более Лян Шэну. Перед тем как уснуть я спросила её: «Бэй Сяоу так хорошо к тебе относится, ты всё равно хочешь уехать?»

Сяо Цзю покачала головой: «Не хотела бы не уезжала».

Той ночью мы с ней обсуждали проблемы Бэй Сяоу, я рассказала о каждом интересом эпизоде с ним с самого детства до средней школы. Я говорила: «Сяо Цзю, смотри, я за тебя была в жизни с Бэй Сяоу. Разве я не хорошая сестра?» Сяо Цзю улыбнулась. Мне неожиданно стало горько, если бы наступил такой день, могла бы я рассказать о проблемах Лян Шэна Вэйян или другой его девушке. С его шестилетнего возраста, когда я скорчила ему гримасу, и он заплакал. Потом я тоже смогла бы сказать, смотрите, я для вас была в его жизни?

Сяо Цзю сказала: «Цзян Шэн, если я расскажу тебе о проблемах молодого господина, получается, я тоже была за тебя несколько лет в его жизни».

Чэн Тянью? Я нахмурила брови: «Сяо Цзю, я не хочу слушать о нём! Сяо Цзю, я расскажу тебе вот о чём, когда Бэй Сяоу был в шестом классе, на уроке учитель математики поймал его за чтением порнографического романа. Ха-ха-ха, Учитель заставил его стоять, в результате он пол-урока провёл полусогнувшись, не решаясь встать прямо. Знаешь почему?» Сказав это, я расхохоталась.

Сяо Цзю нахмурила брови, холодно взглянула на меня: «Цзян Шэн, когда ты стала так помешана на сексе?»

Моё лицо покраснело, через некоторое время я, наконец, произнесла: «Сяо Цзю, это ты помешана на сексе! Это из-за того, что брюки Бэй Сяоу зацепились за гвоздь в стуле! Если бы он выпрямился, брюки порвались бы и свалились с задницы. Его зад такой большой». Сказав это, я захихикала, потом серьёзно посмотрела на Сяо Цзю: «Ты что?»

Сяо Цзю ответила: «Это всё твои догадки. Подумай, ты же тогда была чистой девочкой, в куклы играла. А ещё неизвестно, Бэй Сяоу такой остолоп, достиг ли он уже в тот момент зрелости, пожалуй, чего доброго ещё не замечал различия полов?» Сказав, тоже рассмеялась. В ночном небе одинокая луна смотрела на двух хохочущих шаманок.

«Сяо Цзю, забыла тебе сказать, Бэй Сяоу в итоге всё-таки выпрямился, учитель поднял его за ухо. И в классе раздался характерный звук лопающихся штанов».

Сяо Цзю спросила: «Получается, Бэй Сяоу сверкал задницей в классе? У того учителя замашки имперского агрессора».

Я довольная ответила: «Как можно рядом с самым сообразительным человеком в классе. Как я могла не помочь Бэй Сяоу защитить целомудренность? Я его заклеила скотчем. В тот момент учитель математики похвалил мою находчивость! Сказал, что я могу стать учёным. С того момента я стала большим поклонником научных исследований. Вплоть до старших классов, когда неожиданно осознала свои заблуждения и вернулась на правильный путь».

Сяо Цзю улыбнулась: «Что же нанесло удар по твоим прекрасным стремлениям?»

Я вздохнула: «На уроке природоведения, преподаватель учил нас ставить эксперименты, тему и план мы разрабатывали сами. В тот день я простудилась и просила Бэй Сяоу принести мне нож. В результате этот олух Бэй Сяоу позволил мне провести прекрасный эксперимент. Цель: доказать, что ухо у паука находится в ноге. Материалы: паук, бумага, стол, нож. Последовательность: первый этап: разложить бумагу на столе, поместить паука на бумагу, изо всех сил ударить по столу и закричать: беги! Паук побежит. Второй этап: отрезать ножом пауку все лапки, поместить на бумагу, снова ударить по столу и закричать, беги! Паук не шелохнётся! Исходя из этого, делаем вывод, уши у паука на ноге».

Сяо Цзю с улыбкой закатила глаза: «Бэй Сяоу такой идиот! Тогда какой эксперимент сделал он сам?»

Я ответила: «Его темой было: доказать, что Цзян Шэн научная кретинка, затем доказать учителю математики, что у того есть глаза, да нет зрачков, а в дополнении к глаукоме ещё и катаракта! Материалы: протокол научного эксперимента кретинки Цзян Шэн».

«Твою мать, - выругалась Сяо Цзю. – Бэй Сяоу всё-таки злопамятный тип. Такой низкий человек».

Я кивнула: «Да, Сяо Цзю, ты вот тоже заметила, Бэй Сяоу упрямый малый, плохое отношение других, он будет помнить до смерти. И хорошее отношение, тоже будет помнить до смерти. Он точно знает за кого даёт девять коров*. Поэтому, Сяо Цзю, не уезжай, ладно? Бэй Сяоу – упрямый парень».

(* - история вкратце: сватаясь к девушке надо привести коров, за простую девушку – пару, за добродетельную и красивую – пять – шесть, максимальное количество - девять. Парень привёл 9 коров, но родители отказали ему, мол, наша дочь обычная и столько не стоит, но замуж отдали. Через несколько лет родители увидели вдалеке танцующую девушку, которую все называли самой красивой и добродетельной, они пошли посмотреть, оказалось это их дочь. Она стала такой, зная, что за неё давали 9 коров. Мораль: жизнь – постоянное самосовершенствование, как ты себя ценишь, так же тебя оценивают и другие).

Сяо Цзю улыбнулась, на ресницах повисли слёзы, она сказала: «Цзян Шэн, я расскажу тебе шутку про молодого господина. Три года назад молодой господин купил немецкую овчарку, вывел на собачью площадку, в результате собаку завалил коротконогий бультерьер. Он купил уже тибетского мастиффа, в результате его зашибла кавказская овчарка другого мажора. Молодой господин пошёл до конца отвалил кучу денег, ему контрабандой привезли дикого сибирского волка. В результате молодой господин оказался в больнице».

«Так покусал?» - я смотрела на Сяо Цзю, нетерпеливо вопрошая.

Сяо Цзю фыркнула: «Покусал? Не съел и то хорошо».

«Да, удачно, что он держал собак, - произнесла я. - Если бы молодому господину нравились кошки, мог бы привезти контрабандой тигра…»

Сяо Цзю сказала: «Я ещё очень надеялась тогда три года назад, что он попадёт не в больницу, а сразу на кладбище».

Я ответила: «Сяо Цзю, у тебя слишком сильные предубеждения относительного молодого господина!»

Сяо Цзю пробормотала: «Цзян Шэн, может Чэн Тянью и не плохой человек, но это не делает его хорошим. Ладно, довольно разговоров, давай спать».

Поговорив с Сяо Цзю, я сразу уснула. А когда проснулась, Сяо Цзю уже уехала.

Бэй Сяоу спрашивал меня: «Цзян Шэн, скажи мне, куда поехала Сяо Цзю? Ответь мне!»

Моя голова качалась, как погремушка-барабанчик, да, я действительно не понимала, как могла Сяо Цзю уехать в этой непроглядной ночной тьме? Разве, когда уезжала, она не видела звёзды, усыпавшие небо? Не чувствовала, что эти звёзды очень похожи на упрямые глаза Бэй Сяоу?

Бэй Сяоу, как идиот, начал разговаривать сам с собой. Он говорил остаткам вчерашних лепёшек: «Скажите мне, куда уехала Сяо Цзю?» Потом разговаривал с половинкой жареной курицы. Потом подбежал к углу ограды и стал говорить с бутылками пива, что оставила Сяо Цзю. Он спрашивал: «Скажите мне, куда уехала Сяо Цзю, скажите же мне!»

36. Посмотри, неужели, я не похож на хорошего человека?

Бэй Сяоу говорил Лян Шэну: «Мне надо в город искать Сяо Цзю! Сяо Цзю вернётся в свою арендованную квартиру, кроме той квартиры, ей некуда пойти».

Я печалилась, наблюдая за Бэй Сяоу. Никогда бы не подумала, что будет так. Этот парень, что раньше мог лишь развлекаться с весёлой улыбкой, вдруг стал взрослым, безучастным и страдающим. Я снова посмотрела на Лян Шэна, в этот момент я, похоже, смогла понять, почему у моего Лян Шэн взгляд постоянно полон тоски и скорби.

Лян Шэн похлопал Бэй Сяоу по плечу: «Я поеду с тобой. Так или иначе, мы с Цзян Шэн давно договорились пораньше вернуться в школу. Во-первых, можно подготовиться к занятиям, во-вторых, можно пока каникулы подработать, получить опыт».


Но вернувшись в город, на квартире Сяо Цзю нас встретил лишь железный замок. Бэй Сяоу просидел под дверью полночи, дождался, как кто-то пришёл. Тот человек, оказался, не Сяо Цзю. До того момента он не осознавал, что так упрям, а Сяо Цзю так непреклонна.


Счастье подобно фарфоровой чашке, стоит разбить, уже не соберёшь, как было раньше.

Тем вечером мы с Лян Шэном и Бэй Сяоу пошли в «Нин Синь, сколько лет, сколько зим!»

В свете неоновых ламп пёстрая толпа мужчин и женщин крутилась и извивалась, тяжёлый металл долбил по ушам. Я не заметила пары глаз, наблюдавших за нами.

Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн, я выйду на улицу позвонить, присмотри за Бэй Сяоу, не дай ему тут рыскать, где попало».

Я кивнула.

Но дождавшись, как Лян Шэн вышел, Бэй Сяоу уже просочился в толпу танцующих. Я, как несовременная дура, ринулась за ним. Среди безумствующих людей в мерцании ламп я растерялась. Бэй Сяоу, неожиданно забыв обо мне, уже давно куда-то свинтил. Зажатая в толпе, я могла лишь качаться в людском потоке, пытаясь увернуться, как потерявшийся ребёнок. Пока передо мной не возник человек и не загородил меня от толпы. Он сказал: «Парень, тебя не должно быть здесь!»

Я подняла голову, в неясном свете ламп вырисовывался силуэт Чэн Тянью, чарующий своим нахальством. Сохраняя игривую улыбку, он, нахмурив брови, смотрел на меня.

Только я собралась что-то сказать, он уже схватил меня за руку и вытащил из колышущегося людского моря. В тот миг его ладонь излучала тепло и силу, заставив меня покраснеть.

Он втиснул меня в тихий коридор, оперся рукой о стену и, опустив лицо, посмотрел на меня. Кончик носа почти упирался в мой лоб, тёплое дыхание блуждало в моих волосах. Спросил: «Как ты здесь оказалась?»

Я изо всех сил подалась назад, закрыла глаза и громко ответила: «Я ищу Сяо Цзю!»

Он щёлкнул меня по носу и усмехнулся: «Посмотри на себя. Неужели, я не похож на хорошего человека? Повторяю, Цзян Шэн, твоё самомнение на высшем уровне! Тебе только шестнадцать, ребёнок, а в башке уже разные мыслишки. Чему вас учат учителя в школе?»

Я тотчас открыла глаза и выпалила: «Мне скоро семнадцать!» Потом снова поспешно зажмурилась.

Он, покачав головой, усмехнулся: «Цзян Шэн, Цзян Шэн. Я такой некрасивый, что ты даже не хочешь взглянуть на меня? - говорил, а его лицо становилось всё ближе, - Цзян Шэн, скорее открой глаза, если не откроешь, я прижмусь к твоему лицу».

Я не хотела, чтобы он прижимался к моему лицу, поэтому пришлось открыть глаза. Сказала: «Так, можно?! Убери своё лицо!»

Чэн Тянью как-то нехорошо улыбнулся. Он чувствовал себя превосходно, сказал: «Цзян Шэн, ну что, сегодня я тоже спас твою жизнь! Сообщаю тебе, пара парней в ночном клубе очень опасна, окажись у них дурные намерения, что бы ты делала! Подумай, почему тот парень только что вышел. Полагаю, он пошёл связываться с покупателем, собирался продать тебя! Поэтому с сегодняшнего дня в расчёте. Ты спасла меня один раз, я тоже один раз спас тебя, квиты! Больше не приходи, как сегодня, приставать ко мне!»

Чэн Тянью в этот раз позабавил меня своими рассуждениями, я сказала: «Молодой господин, что с вашим уровнем интеллекта? Сегодня ты пристаёшь ко мне, а не я. Повторю, только что вышедший парень – это мой…»

Слово «брат» ещё не вылетело из моих уст, как меня оборвала прекрасная девушка, она сказала: «Чэн Тянью! Не удивительно, что ты не нашёл меня! Оказывается, ты крутишь здесь с этой лисой!»

Я оттолкнула Чэн Тянью, улыбнулась девушке: «Поставь нас вместе, кто тут ещё лиса?»

Чэн Тянью потянул меня, прикрыл спиной, сказал: «Су Мань, она ещё ребёнок. Не смеши людей».

Та девушка злобно посмотрела на Чэн Тянью: «Ах, ты так!» Потом, схватив стоящую в нише маленькую статую Венеры, бросила её в меня. В этот миг я вспомнила, когда была маленькой, Лян Шэн говорил мне, городские девушки такие культурные. Оказывается, он обманывал меня. По крайней мере, эта – некультурная.

Когда скульптура падала, Чэн Тянью защищая меня спиной, протянул руку, пытаясь прикрыться, но та девушка, похоже, отрабатывала подобные манёвры по книгам боевых искусств, в результате прекрасная Венера влетела в лоб Чэн Тянью и раскололась! Будто хлопья снега засыпали мне глаза.

От резкой боли я пронзительно вскрикнула. Чэн Тянью поспешно обернулся, увидел, что я на полу прижимаю ладони к глазам. Быстро подхватил меня и вынес на парковку.

Кровь с его головы капала мне на лицо, тёплая. Он сказала: «Цзян Шэн, потерпи, мы едем в больницу. Цзян Шэн, терпи, не плачь». Сказав, он сунул меня в машину, потом снял рубашку и обернул голову. Он вёл машину, пытаясь связаться с доктором.

Связавшись, освободившейся рукой крепко сжал мою руку, сказал: «Цзян Шэн, не плачь, мы почти на месте. Скоро приедем!»

В смятении я произнесла только одно слово: «Брат».

В тот момент я подумала, Лян Шэн сейчас наверняка разговаривает по телефону с Вэйян. Знает ли он, что Цзян Шэн ранили? Из-за этого глаза пронзила острая боль, слёзы потекли, не останавливаясь.

37. Чэн Тянью ещё не нарывался на женщин с интеллектом подобным моему.

Мне наложили на глаза толстую марлевую повязку, перед глазами будто белоснежный рай.

Я приподнялась с постели, осторожно коснулась рукой бинта. Подумала, всё кончено. Но я ведь не могу ослепнуть? Знала, что бывают роковые женщины, однако, похоже, Чэн Тянью, такой красивый мужчина – тоже роковой.

Потом пара рук отняла мою руку от изучения повязки, голос хрипловатый, будто спросонья, произнёс: «Не трогай, занесёшь инфекцию».

Я крепко-крепко сжала его руку, спросила: «Я же не ослепну?»

Чэн Тянью пробормотал: «Хотел бы я, чтоб ты ослепла. Так мне было бы проще найти место, где бросить тебя, чтобы ты не нашла дороги вернуться и отомстить мне!»

Я нахмурила брови, и, подражая его бормотанию, сказала: «Отомстить? С врагами я придерживаюсь политики полного игнора! Кто вконец избаловал содержащихся при нём горячих женщин? Считаешь себя афродизиаком для всего женского пола Поднебесной?»

Чэн Тянью толкнул меня на кровать: «Цзян Шэн, не шути со мной. Будешь препираться, не стану тебя лечить!»

Я отвернулась и сказала: «Хочешь - вышвырни, я не раритет, чтобы ты меня спасал! Пока я не оправилась от страшных травм, отдай прямо в больнице на растерзание твоей бригаде горячих женщин. Хорошо, что глаза находятся на лице, если бы всё тело было целиком глазами, меня бы обмотали как мумию».

Я дерзнула продолжить. Чэн Тянью, этот тип ещё не нарывался на женщин с интеллектом подобным моему, поэтому он так самодоволен. За десять с лишним часов, проведённых со мной, я потрясла своими знаниями этого мужчину с развитием на уровне младшей группы детского сада.


С самого начала я собиралась позвонить Бэй Сяоу, чтобы он передал Лян Шэну, что я в больнице. Я боялась, вчера не найдя меня, он будет тревожиться. Но в результате не позвонила. Мне было интересно узнать, как сильно Лян Шэн будет волноваться? Испугается? Растеряется? Заплачет?


На третий день врач снял повязку, и передо мной снова возник прекрасный мир. Царапины и покраснения ещё не прошли, вдобавок веки припухли, как у золотой рыбки.

Я думала, что скажу Лян Шэну, когда вернусь? Объяснить, что столкнулась со слабым духом мужчиной, меня приняли за любовницу, избили, и я оказалась в больнице?

Когда Чэн Тянью встретил меня из больницы, на его голове была повязка. Он прикрыл её бейсболкой, что совершенно не уменьшило его шарм.


На выходе из больницы увидели Вэйян!

Я и красивый мужчина, именуемый Чэн Тянью, ранним утром покидая больницу, столкнулись с моей однокурсницей.

К тому же я, истощённая болезнью, с покрасневшими глазами и опухшими веками, из-за жестокого обращения Чэн Тянью, ещё не позавтракавши. И вот такая выпорхнула прямо перед лицом Вэйян. Что она подумает?

В тот момент я рванула вперёд внести ясность. Издалека поприветствовала Вэйян, улыбаясь во всё лицо, сказала: «Ах, Вэйян, это ты? Я была пару дней в больнице, в отделении офтальмологии. Ха-ха-ха. Не в каком-то другом отделении, а именно в офтальмологии».

Вэйян улыбнулась, совершенно не собираясь поддерживать разговор, обратилась к Чэн Тянью: «Тянью, сестра говорила, моя однокурсница Цзян Шэн в больнице, вот зашла навестить. Сестра сказала, пусть она погостит у нас несколько дней, как раз я составлю компанию!» Потом тепло взяла меня за руку, будто встретила старого друга после долгих лет разлуки, улыбнулась: «Кстати, Цзян Шэн, все каникулы не виделись, наверное, до смерти скучала по мне». Произнося это, потянула меня к машине.

Тянью улыбнулся, спросил: «Откуда Нин Синь узнала? В тот день её ведь не было в клубе?»

Вэйян улыбнулась в ответ: «Ты в большой спешке выносил кого-то из клуба. Как моя сестра может не узнать?»

В тот момент меня осенило. Лян Шэн уже спрашивал, знаю ли я кто сестра Вэйян. Как я не догадалась, что старшая сестра Вэйян – это Нин Синь! В душе неожиданно стали происходить мелочные расчёты, у Нин Синь есть деньги, Вэйян её младшая сестра, Лян Шэн – парень Вэйян, я сестра Лян Шэна, напрашивается вывод. При мысли об этом моё лицо покраснело.

Чэн Тянью этот низкий тип в итоге посадил меня в машину, угнанную Вэйян, а сам умыл руки. Сказал: «Цзян Шэн, увидимся!» Я, нахмурив брови, пробормотала: «Чэн Тянью, не увидимся!»


Вэйян сидела в машине, как принцесса. Спросила: «Цзян Шэн, глаза ещё болят?»

Я посмотрела на неё и кивнула. Очень странно, это был первый раз, когда она говорила со мной так сладко, так сладко, что я была сражена.

Вэйян укоряла меня: «Ты не нашла времени позвонить ни Лян Шэну, ни Бэй Сяоу. Разве ты не знаешь, как они волновались. Лян Шэн почти съел Бэй Сяоу, постоянно винил его за то, что ты пропала».

Я протянула: «А…»

Вэйян улыбнулась: «К счастью моя сестра сказала позвонить им и сказать, что ты пару дней поживёшь у нас дома, что мы с тобой развлекаемся. Тогда Лян Шэн успокоился».

А? Я смотрела на Вэйян. Даже не знаю, надо ли поблагодарить или выразить сомнение.

Вэйян улыбнулась: «Не могла же я сказать Лян Шэну, что тебя среди ночи унёс мужчина. Это как-то нехорошо звучит! Ведб правда, Цзян Шэн».

Раз Вэйян так сказала, мне ничего не оставалось, как лишь кивнуть.

Вэйян продолжила: «Вернёшься домой, так и скажи Лян Шэну и придумай ещё что-нибудь».

Я кивнула.

Выйдя из машины, я вспомнила, что Вэйян несколькими днями раньше сбегала из дома. Обернулась, спросила: «Вэйян, дома всё в порядке?»

Вэйян замерла на миг, потом ответила: «Да, всё в порядке».

38. Так или иначе, я никому не позволю обижать Цзян Шэн.

За те два дня, что не видела Бэй Сяоу, он уже вышел из состояния бреда. Сидел на балконе временно арендованной нами квартиры и грелся на солнышке. Увидев меня спросил: «Цзян Шэн, ты вернулась? А Вэйян не пришла?»

Я покачала головой. Спросила: «Бэй Сяоу, куда ушёл Лян Шэн?»

Бэй Сяоу ответил: «А, забыл сказать тебе, вчера Лян Шэн нашёл временную работу, помогает сбывать кофе».

Я тихонько нагнулась, села рядом с Бэй Сяоу, спросила: «Есть новости о Сяо Цзю?»

Он с силой втянул носом воздух, ответил: «Нет». Потом, не останавливаясь, стал чертить на земле, слёзы капля за каплей падали на бетонный пол и мгновенно испарялись. Он поднял голову, взглянул на меня и сказал: «Цзян Шэн, что же делать? Я потерял Сяо Цзю». Потом как ребёнок обхватил колени и расплакался.

Я разомкнула руки Бэй Сяоу, спросила: «Ты не веришь, что Сяо Цзю вернётся?»

Бэй Сяоу поднял голову, взглянул на меня, весь мокрый от слёз: «Зачем ей возвращаться? Цзян Шэн, ты знаешь, куда она ушла? Цзян Шэн, скажи мне, я сразу пойду и найду её! Цзян Шэн, я так люблю Сяо Цзю. Так же как ты любишь Лян Шэна! Нет, возможно, это два разных чувства, но одинаково причиняют боль».

Я улыбнулась: «Сяо Цзю говорила, что вернётся через два года, потому что в этом городе есть парень, который ей нравится. Она дождётся, когда он сможет, как мужчина, быть рядом с ней, защищать её. Она вернётся!»

Бэй Сяоу улыбнулся: «Цзян Шэн, поклянись, что ты не обманываешь меня!»

Я кивнула: «Клянусь!»

Я клянусь, что каждая женщина надеется иметь рядом такого мужчину, который, как стена, прикроет её собственным телом и, как небесные боги, будет защищать.

Когда вернулся Лян Шэн, Бэй Сяоу как раз утирал слёзы. Лян Шэн посмотрел мне в глаза, спросил: «Цзян Шэн, что случилось? Кто-то обидел тебя?»

Я покачала головой, сказала: «Всё в порядке, мы с Бэй Сяоу косим под кроликов!»

Лян Шэн облегчённо вздохнул: «Я думал, за эти два дня Вэйян снова обидела тебя».

Бэй Сяоу толкнул Лян Шэна: «Не говори, что это уже происходило. Вэйян обижает Цзян Шэн, а ты не вступился за неё?»

Слова Бэй Сяоу опустошили моё сердце. У Бэй Сяоу есть Сяо Цзю, у Лян Шэна есть Вэйян, если даже они относятся ко мне с нежностью, нам уже не вернуться во времена детства, тогда, они оба были моими коняшками, на ком хотела, на том и каталась. Мне нравилось ездить на Бэй Сяоу, будучи ближе мне по возрасту, он больше подходил по росту, на него было легко взобраться.

Лян Шэн посмотрел на Бэй Сяоу: «Так или иначе, я никому не позволю обижать Цзян Шэн».


Когда ложились спать, Лян Шэн зажёг мне свечку от комаров, беспомощно покачал головой: «Цзян Шэн, ты поросёнок, даже свечку от комаров не можешь сама зажечь, как будешь заботиться о себе!»

Я направила карманный фонарик на календарь, подняла глаза на Лян Шэна: «Брат, знаешь, совсем скоро важная дата?»

Лян Шэн в замешательстве покачал головой: «Не знаю. День образования государства? Рождество? Новый год? Похоже, до них ещё далеко».

Я, надув щёки, собралась спать, не обращая больше внимания на Лян Шэна.

Лян Шэн прикрыл мне дверь, через закрытую дверь пробормотал: «Эх, что же это за важный день? Что за день такой? Не представляю».

Лян Шэн ушёл, а у меня закапали слёзы.

39. Лян Шэн всегда помнит о важном дне.

Бэй Сяоу неожиданно трансформировался в молодой пролетариат и начал работать вместе с Лян Шэном.

На самом деле, я обманула его.

Сяо Цзю не говорила мне, что вернётся. Просто не хотела, чтобы Бэй Сяоу постоянно страдал. И верила, что Сяо Цзю вернётся.

Поскольку если бы я была Сяо Цзю, с южного неба до северных морей, с северных морей до южного неба, когда осыплется весь блеск и мишура, я бы вернулась. То чего нельзя выбросить из жизни - это самое первое чувство. Каким бы богатым ни был жизненный опыт, всегда будешь помнить лицо юного симпатичного парня с соседней улицы.


Благодаря Вэйян я стала в заведении Нин Синь кассиром ледяного бара. Изредка могла видеть Чэн Тянью, он смотрел на меня блуждающим взором, для него, похоже, я стала прозрачной.

Вспомнила, как Сяо Цзю рассказывала историю о его собаках и улыбнулась, только не представился случай расспросить, правда ли это.

В конце дня самым счастливым делом было считать деньги; самым мучительным тоже считать деньги. Из-за того, что после пересчёта, я должна была всё без остатка отдать дежурному менеджеру.


После возвращения я болтала с Бэй Сяоу. Сказала ему: «Бэй Сяоу, ты и не знаешь, какое это горькое чувство, выпускать из рук розовые банкноты, не оставив себе ни гроша!»

Бэй Сяоу сказал: «Не говори мне этого. Я и Лян Шэн завтра получим зарплату! Нам ни капельки не горько».

Лян Шэн сказал: «Цзян Шэн, ложись быстрее спать, уже поздно, осторожней на лице появятся прыщи».

О! Так и знала. Я, шатаясь, пошла к себе в комнату, сказала: «Брат, до свидания, спокойной ночи». Потом с надеждой обернулась: «Брат, ты знаешь, что завтра очень важный день?»

Но их дверь уже была плотно закрыта.


На следующий день я, пребывая в огромной обиде, встала с постели, но не увидела ни Лян Шэна, ни Бэй Сяоу. Подумала, тяга к получению зарплаты велика. Обычно не заметно такой активности.

Лян Шэн оставил мне завтрак, стакан соевого молока и две полоски хвороста. На листочке бумаги написал: «Цзян Шэн, дружочек, я и Бэй Сяоу возможно не вернёмся сегодня. После работы пойдём в интернет-кафе, поиграем. Подпись: твой большой друг Лян Шэн».


После обеда Чэн Тянью мелькнул мимо меня два раза и, в конце концов, остановился рядом. Долго смотрел мне в глаза, потом спросил: «Цзян Шэн, ты в порядке?»

Я улыбнулась: «Всё в порядке».

Чэн Тянью поразмыслил немного и сказал: «Цзян Шэн, так сильно обижена».

Я ответила: «Правда, всё в порядке, молодой господин, вы не виноваты». Закончив говорить, обнаружила, что проболталась, даже молодым господином назвала, к счастью, Чэн Тянью не почувствовал.

Он, покрутив в руке портсигар, сказал: «Цзян Шэн, я такой человек, никогда не извиняюсь, сегодня первый раз приношу тебе извинения. Хочу сказать, что приглашаю тебя на обед. Так угрызения моей совести ослабнут. Я ничего более не имею в виду, хочу лишь извиниться перед тобой».

Улыбнувшись, я ответила: «На самом деле, сегодня мой день рождения, но никто об этом не помнит. Поэтому грустно. К счастью сегодня я услышала от вас такие приятные слова».

В этот момент в дверь вошла Вэйян, лицо бледное, схватила меня за руку и сразу потащила к стоящей у края дороги машине.

Я испуганно посмотрела на неё, спросила: «Что-то случилось, Вэйян?»

Она крепко сжимала губы, вплоть до того момента, пока машина не остановилась у приёмного покоя больницы с названием «Воля Небес». Она вбежала внутрь, я быстрее за ней, сердце вдруг упало.

Лян Шэн спокойно лежал на кровати, на левом глазу синяк, опухоль почти до высоты переносицы. На теле Бэй Сяоу тоже следы крови. На лице ссадины. Он посмотрел на меня и снова посмотрел на Вэйян.

Вэйян крепко схватила руку Лян Шэна и горько зарыдала.

Бэй Сяоу сказал: «Нам сегодня выдавали зарплату снаружи, стая шпаны следила. Я и Лян Шэн после работы зашли в переулок, они остановили нас. На самом деле, отдали бы им деньги и ладно. Но Лян Шэн стоял насмерть, не желая отдавать. Мой мобильник они тоже отняли, звонили тебе с телефона прохожего».

Вэйян, посмотрев на Лян Шэна, сказала: «Почему ты такой глупый?»

Я наклонилась пониже, рукой легонько коснулась ран, спросила: «Брат, больно?»

Лян Шэн покачал головой, изо всех сил постарался улыбнуться мне. Возможно, старания причиняли боль так, что выступили слёзы.

Потом он протянул крепко сжатый правый кулак, медленно разжал перед моим лицом, пара скомканных розовых банкнот показалась в его ладони. Он посмотрел на меня, хриплым голосом произнёс: «На самом деле, Лян Шэн всегда помнит о важном дне. Лян Шэн не забыл. Только сейчас брат не может купить тебе подарок, купи сама, что понравится. Так быстро, уже взрослая семнадцатилетняя девушка». Он с усилием улыбнулся мне, однако от болезненных движений из глаз текли слёзы.

Я позвала его: «Брат». И заревела.

Лян Шэн вытер мне рукой слёзы, банкноты из его ладони выпали на пол. Он сказал: «Цзян Шэн, не плачь, другие будут смеяться. В день рождения нельзя плакать».


Лян Шэн.

Когда мне было четыре, ты отдал мне первый кусок жареного мяса. В тот момент ты встал на табурете на цыпочки, мелькая пухлой маленькой ручкой, накладывал мне в пиалку мясо. С тех пор я звала тебя братом, я – твоя Цзян Шэн, ты – мой Лян Шэн.

Когда мне было девять, ты вырезал на ветках юйюбы «ягоды Цзян Шэн», на каждой ветке! Тогда роса промочила насквозь твою одежду, волосы. Ты уснул усталый, но на лице играла довольная улыбка!

В шестнадцать лет, ты подарил мне подарок. Сейчас из-за этого подарка, ты лежал на кровати весь израненный, только прекрасные ресницы всё такие же длинные. Ты сказал, Цзян Шэн, не плачь. И мои слёзы прорвали плотину.


Вечером Лян Шэна отвезли домой. В «Нин Синь, сколько лет, сколько зим» я курила свою первую сигарету. В клубах дыма бледное, как смерть лицо Чэн Тянью. Он одним махом сдернул меня с дивана, вырвал из руки сигарету, швырнул на пол и со злостью растоптал!

Сказал: «Цзян Шэн, как ты так можешь? Девочка, что зовут Цзян Шэн, не должна вредить себе. Потому что цветы имбиря самые прекрасные, самые стойкие цветы в этом мире!»

Я ответила: «Молодой господин, что ты понимаешь?» Потом я рыдала на его плече, повторяя: «Тянью, Тянью, я не могу защитить его! Но я не хочу, чтобы другие ранили его…»


Той ночью на плече Чэн Тянью я доплакалась до синего опухшего лица.