Помнить любовь.
24.
Позвонила Жуань Чжэндуну, сказала, что есть ещё незаконченные дела, и она задержится на один день.
В его голосе не было никаких сомнений или подозрений, с улыбкой ответил:
- Хорошо. Надо задержаться, задержись. Но я хочу компенсацию.
Ему нравилось так подшучивать, она не слишком обращала внимание.
День напоминал сон, но ясный и отчётливый.
Мэн Хэпин отвёз её на машине в пригород, показать свой первый построенный в те годы объект. Среди зелёных гор и прозрачных рек коттеджи, полное уединение.
Один из них в стиле сыхэюань оказался его собственным.
Она смотрела на просторную кухню в старинном стиле, обратила внимание на печь, а он только улыбался:
- Я же обещал тебе, вот сделал.
В то время его слова были шуткой, но он вложил в это сердце и душу, долгие годы тяжело трудился, чтобы заработать денег и в результате построил для неё дом, выложил печь.
- Тогда я мечтал, заведём кур, уток, а на заднем дворе посадим виноград. Родятся дети, ужиная летним вечером среди виноградных лоз, они, возможно, будут спрашивать, папа, как ты ухаживал за мамой. К тому времени я мог бы рассказать о наших долгих годах упорного труда.
Она с улыбкой слушала его, зимние чуть тёплые лучи солнца падали ему на лоб, скользили по лицу, он тоже улыбался.
Ясно понимая, что вернуться невозможно, что всё уже в прошлом. И эта ясность несла боль, капля за каплей подтачивающую сердце.
О завтрашнем дне не говорили, царило молчаливое взаимопонимание, как при встрече старых друзей. Потом съездили на машине в местную деревню, купили продуктов.
Она первый раз готовила еду в печи. Оба, кашляя от дыма, потратили много сил, пытаясь её разжечь. Рис разварился, овощи тоже получились не очень, но худо-бедно приготовили.
Наконец, можно было присесть, на столе стояли закуски. Она с улыбкой оправдывалась:
- Огонь слишком сильный, невозможно регулировать нагрев, поэтому я суетилась, и всё разварилось.
Он не притрагивался к палочкам.
В конце концов, она сказала:
- Ешь.
Опустив голову, он медленно подцепил кусок и положил в рот. Ел медленно, по чуть-чуть, каждую шепотку риса тщательно пережёвывая.
То, что было у них в прошлом настолько хорошо и прекрасно, что если даже нет возможности начать заново, подобный жизненный опыт, безусловно, стоит своих денег.
После еды она взялась мыть посуду. Хотя имелась посудомоечная машина, стояла у раковины и одну за другой очень старательно намывала каждую пиалку, каждую тарелочку, отмыла всё дочиста, не оставив ни единого пятнышка. Мэн Хэпин стоял рядом с полотенцем и вытирал каждый предмет, что она помыла. Солнечный свет проникал внутрь, отражая его тень, тонкий и длинный силуэт на полу.
Цзяци сложила чистые пиалки, убрала в шкафчик.
Она стояла на цыпочках, когда он неожиданно со спины обнял её за талию.
Дёрнулась, но осталась стоять, не поворачивая головы.
Он уткнулся лицом в её спину, всё-таки она такая худенькая, тонкие лопатки вызывают жалость. Даже через много лет он мог узнать её запах, он помнил.
Это его Цзяци, была его.
- Цзяци, - голос звучал глухо.
Она не ответила.
- В будущем, - продолжил он, - ты обязательно должна жить счастливее, чем я.
Шумела, стекая, вода в раковине, он застыл, как камень, без движения. Очень долго не шевелился, наконец, сказал:
- Ты должна стать счастливее, чем я, потому что я буду ждать тебя.
Я буду ждать, постоянно, всю жизнь.
Если в этой жизни я не смогу дождаться тебя, буду ждать следующей.
Если не дождусь и в следующей, то буду ждать в той, что за ней и так до бесконечности… Я буду постоянно, постоянно ждать, до тех пор, пока не дождусь тебя.
Она не могла произнести ни слова.
Звук воды напоминал дождь, будто ливень судьбы, как бечева, хлещет непрестанно, и нет способа остановить.
Они не могли снова вернуться.
Те юные годы безумной любви, время, выгравированное на костях и запечатлённое в сердце, всё до последней капли осевшее в душе, невозможно тронуть, невозможно предать забвению.
Она в итоге сказала:
- Прошу, пообещай мне одну вещь.
Он ответил:
- Хорошо.
Не имеет значение, что за обещание ты хочешь, я всё пообещаю.
Отвёз её в аэропорт.
У неё была только маленькая сумка, она протянула за ней руку и сказала:
- Мы договорились, не выходи из машины и не заходи в аэропорт. Отвернись, не смотри на меня. Когда я уйду, ты не должен помнить обо мне. С этого момента забудь меня навсегда.
На каждое её «не» он только, улыбаясь, кивал головой, сильно-сильно кивал и всё время улыбался.
В конце она сказала:
- Я пошла. Отвернись.
Покорно повернулся к ней спиной.
Взяла вещи, вышла из машины и быстро зашагала к зданию аэропорта.
Он так и сидел в машине, послушно отвернувшись.
В зеркало заднего вида посмотрел на себя, изо всех сил старался удержать улыбку, однако по щекам текли слёзы.
Он понимал, что не сможет этого сделать, но пообещал.
Если она хочет, он на всё согласен.
Не имеет значение, что она требует, если это то, что она хочет, он может согласиться с чем угодно.
За спиной огромный аэропорт, множество самолётов, громыхая, взлетают и садятся, покидая и возвращаясь в аэропорт.
И есть один из них, сев в который, она покинет его.
Он обещал ей не оборачиваться и не смотреть, как она оставляет его.
После каждый окажется на своём краю света.
Цзяци торопилась, когда вошла в зал ожидания, по радио как раз напоминали:
- Начинается посадка на рейс номер FM1521 в Шанхай, просим пассажиров, следующих в Шанхай срочно пройти регистрацию на рейс.
Вокруг несметное количество беспорядочно снующих туда и сюда пассажиров, покидающих дом или возвращающихся домой. А она стояла среди этого людского моря, чувствуя себя слабой и потерянной.
Жуань Чжэндун всё время говорил, что у неё есть своего рода мужество. Только она знала, на самом деле, из-за собственной робости ей постоянно приходится заставлять себя быть смелой и решительной. Даже самой начинало казаться, что это настоящая самоотверженность.
Её так называемая «дерзновенность и отвага» на самом деле скорлупа улитки, по сути, не выдержит и одного удара.
Она только трусливо мечтала спрятаться.
Ничего не могла с собой поделать, вокруг так много людей ходит взад-вперёд, но она чувствовала себя настолько одинокой, что даже дрожала.
Ноги размякли, почти не было сил стоять. В итоге поставила чемодан и уселась на скамью.
Людской поток безостановочно двигался перед глазами, а у неё в голове было совсем пусто, только чувствовалась ужасная разбитость. Хотелось вернуться домой, только вернуться домой. Держалась из последних сил, хотелось плакать, но слёзы не шли, только усталость накатывала всё сильнее, быстрее бы вернуться домой, и уснуть, лишь коснувшись подушки. Но в душе понимала, что хочет вернуться не в свою нынешнюю квартиру, а домой, туда, где они жили с отцом. Тёплый, маленький дом, где можно побыть ребёнком, все заботы поручить отцу, а самой ни о чём не думать.
Просто побыть дома, просто вернуться домой.
Она ужасно устала и хочет только вернуться.
Вот бы снова стать маленькой девочкой, снова оказаться в её спокойном безопасном доме.
У неё больше не было сил держаться, не осталось даже энергии на смелость и решительность, только одна мысль - вернуться домой.
Всё было отставлено в сторону.
Так далеко, но всего час с небольшим лёту.
Выйдя из аэропорта, взяла такси. Темнело, на город спускались сумерки, здесь, похоже, гораздо холоднее, чем в Пекине.
Водитель категорически отказывался от дальней поездки, но она добавила сто юаней и он согласился.
Выехали на скоростное шоссе, разделительная полоса зелёных насаждений позволяет машины нестись с большой скоростью. В потёмках сумерек этот ровный ряд растений, будто палисадник, почти без просветов. Оранжевые отражатели светятся в луче фар, образуя длинный одинокий строй.
Водитель подпевал автомагнитоле, её ужасный звук немного зависал и чуть-чуть поскрипывал.
Старая песня, раз за разом повторялось: «Когда ты полюбишь меня, когда ты меня полюбишь…»
Банальная песенка много лет назад была саундтреком одного сериала, назойливый и прилипчивый мотивчик. Однако кто может похвастаться достаточной смелостью, действительно, любить до конца.
Городок в сумерках, подсвеченный фонарями, выглядел особенно прелестно.
С тех пор как умер отец, она не возвращалась сюда.
Спустилась с моста, постояла у знакомого прохода в переулок, с обеих сторон слышался приглушённый звук работающих телевизоров, а она не смела, шагнуть вперёд.
Отчётливо осознавая, того, что было раньше, уже нет. Её дома, её обожаемого отца, ничего уже нет.
Ясное ночное небо всё в звёздах, холодный ветер продувал насквозь.
После смерти отца, чтобы выплатить те пятьдесят тысяч юаней, она продала дом, который десятилетия принадлежал им с отцом. На заводе дали пособие, у неё самой с первых зарплат было немного накоплено, собирала с миру по нитке. Оплатила медицинские расходы и прочее, вернула деньги на ту банковскую карту, а после отослала её в Шэньян.
Она не хотела быть в долгу, отец тоже не хотел бы.
Что касается того человека и того дела, она не могла допустить, чтобы на отце осталось пятно позора.
Возвращая заем отца, даже дом нельзя было сохранить. Ей пришлось использовать их дом, чтобы сохранить репутацию отца.
В этом доме они с отцом прожили почти двадцать лет. После того, как она стала учиться в университете, каждый год приезжала на каникулы, очень дорожа возможностью вернуться. Каждый раз, приезжая и завидев издалека угол маленького домика, душа сразу обретала свободу.
Возвращение домой.
Даже когда устала и измотана, если вспомнить о том, что у неё здесь есть дом, можно снести унижения и проглотить обиду.
В её доме всегда горит тёплый свет лампы, ожидая её.
Не имеет значение когда, в каком месте, не важно, как далеко её занесло, она знала, отец дома и ждёт её.
Но сейчас у неё снова не было дома.
Она была вынуждена продать его в обмен на остатки достоинства.
В тот день, когда продавала, не плакала, однако на практике ощутила, что это за чувство, которое описывают словами «полоснуть ножом по сердцу». С самого рождения у неё всегда был этот маленький домик, она знала каждую ступеньку, каждый проём окна, здесь хранились воспоминания о времени, проведённом с отцом. Ей была знакома каждая дверца шкафа, каждый стульчик, всё предметы хранили тепло рук её отца.
Из того, что было ей дорого, это единственное, что уцелело.
Но даже эти воспоминания она не могла сохранить и была вынуждена продать, когда оказалась в безвыходном положении.
В то время она осознала, что называют «безнадежностью», что называют «разрываться в клочья».
Продав самые дорогие вещи, потеряла их навсегда.
Ей не вернуть ни своё самоуважение, ни всего того, что было связано с отцом.
То самое прекрасное, самое лучшее время, самые уютные, самые тёплые воспоминания.
С чемоданом снова поднялась на мост.
Холодные каменные перила леденили сердце. Присела, как много лет назад, когда маленькой девочкой после уроков забыла ключ и ждала здесь возвращения отца.
Надо только немного подождать и папа, толкая велосипед, появится в конце моста, хорошо знакомый силуэт постепенно возникнет в поле зрения.
Молчаливая река, ледяной ветер, в воде отражение света из домов с обеих сторон, колышутся тёплые оранжевые блики.
Но никто не вернётся, не откроет ей дверь, не зажжёт фонарь в её доме.
Долгие годы в самые трудные моменты она плакала, спрятавшись под одеялом, беззвучно рыдала, но не было того, кто тёплой ладонью вытер бы её слёзы.
Через много лет она вернулась ни с чем.
С пустыми руками, физически и эмоционально измотанная, ничего нет, даже кусочек сердца превратился в пепел.
Она не знала, как долго простояла. Свет в окошках вдалеке гас один за другим. Темнота плотная и жирная, как тушь, ветер пронизывал до сердца.
А она всё не могла уйти.
Безнадёжная пустота и сильный холод вгоняли в дрожь.
Она всё равно не могла уйти.
Под мостом беззвучно струилась вода, оперлась о перила моста, взгляд расплывался.
- Пап, я вернулась.
Пап, прошу, помоги мне. У меня нет выхода, я не знаю, что делать.
Папа, я хочу вернуться домой, я скучаю по дому.
Я мечтаю только об одном - вернуться домой. Умоляю тебя, позволь мне вернуться домой.
С той стороны недавно открывшаяся придорожная гостиница, только отштукатуренная, маленькая вывеска, у входа висит пара красных фонариков. Туристов в последнее время становилось всё больше, поэтому в их городке тоже появилось несколько достойных гостиниц.
Фонари ещё горят, постучала. Молодая хозяйка совершенно ей не знакомая тепло приветствовала её.
Наверху в номерах всё новое, даже шторы новые с бодрым оранжевым узором, как говорится стандартный номер с удобствами. В ванной газовый нагреватель, хозяйка терпеливо учила её регулировать температуру.
Открыла кран. Полночь, весь городок уже уснул. Журчание воды одинокое и отчётливое, горячие струи падают на тело, облегчая боль.
Фена с собой не было, промокнула волосы махровым полотенцем, кое-как вытерла. Почувствовала, что ужасно устала и неожиданно так и уснула.
Незадолго до рассвета вдруг проснулась. Всё тело горит, будто рассыпается на куски, даже прикосновение одеяла вызывает боль.
Поняла, что лихорадит, но настолько устала, что даже нет сил, открыть глаза, только лежала в полудрёме.
Рот пересох, губы потрескались, больно сжимать, казалось, что дышит огнём. Потянулась за стаканом воды, выпила в два глотка и уснула.
Сумбурный сон, будто болеет в детстве, отец трогает лоб, проверяет, не спал ли жар. Рука прохладная и мягкая, как пёрышком проводит по лбу.
Через некоторое время видит во сне, как в прошлый раз в больнице ей ставят капельницу. Она спит, медсестра вытаскивает иглу, а Жуань Чжэндун, наклонившись, смотрит на неё, мягко прижимая вату.
Неожиданно она оказалась одна в пустой больнице, ни врача, ни медсестёр, длинный коридор, мёртвая тишина. Пробираемая ознобом с головы до пят, распахивает одну за другой двери палат, за ними пустота. Она даже не знает, что ищет. Похоже, что-то важное, потерянную вещь. Но не может найти. Не зная, что хочет отыскать, только дрожит и в панике толкается в каждую дверь. Однако никак не удаётся найти то, хочет.
Очнулась от сна, сквозь шторы в комнату проникает луч солнечного света.
Почувствовала, что сердце ёкнуло, прижала руки к груди и долго не могла пошевелиться.
Возможно, из-за лихорадки в теле ужасная слабость.
Наконец поднялась из последних сил и медленно направилась в медпункт городка.
Прошло много лет, а медпункт всё такой же убогий. Доктора и сестры все молодые, она никого не знает.
Врач выписал лекарства. Против ожидания, оказалось, не более чем обычная простуда, однако настолько лишила её сил.
Капельница лилась медленно, прошла уже целая вечность, а она всё не кончалась. В процедурной только она одна, сидит в одиночестве на лавке, жидкость стекает капля за каплей. Со вчерашнего дня ничего не ела, но совершенно не чувствовала голода, как деревянный человечек, тупой механизм.
Кто-то за дверь прошёл по коридору, уже миновав её, неожиданно вернулся и нерешительно окликнул:
- Цзяци?
Она долго вглядывалась и, наконец, узнала, оказалось, сосед, которые десятки лет жил этажом ниже, дядюшка Сунь.
Дядюшка Сунь испугался и обрадовался:
- Цзяци, правда, ты? Вернулась? Почему ты здесь?
Она, не зная, что ответить, только улыбалась.
Дядюшка Сунь пришёл за лекарствами, однако остался с ней пока её капельница не закончилась.
Уговаривал зайти домой:
- Мы десятки лет жили один над другим, ты мне как дочка, как можно не зайти навестить. К тому же ты сейчас болеешь, вернёмся домой, заставим тётушку Цяо дать тебе кашки, раз простудилась, поесть тёпленького в самый раз.
Она только кивнула головой.
Через некоторое время, дядюшка Сунь сказал:
- Цзяци, на самом деле мы всё время ждали твоего возвращения.
Она не совсем поняла, что он имел в виду. Вошли в знакомые ворота, увидела знакомый дом. Стоя во внутреннем дворике, смотрела на родные окна, на всё, что раньше имела. Нос защипало, чуть не расплакалась.
Дядюшка Сунь сказал:
- Почему не поднимешься посмотреть?
Только помотала головой.
Она не решалась. Ей постоянно приписывали мужество. Когда у тебя нет семьи и дома, только и остаётся что идти ва-банк.
Бездомный ребёнок, всё, что есть - только она сама, поэтому приходится быть смелой.
С чем бы ни столкнулась, у неё не было никакой поддержки, поэтому обманывала себя и других. Принимая это за мужество, на самом деле, просто не осмеливалась признаться в собственной слабости. Не имея путей к отступлению, поддержки, приходится притворяться смелой.
Она не могла рыдать в голос, поэтому все слёзы пыталась сдержать внутри сердца.
Из-за того что у неё не было пути домой, дом для неё уже потерян.
Тётушка Сунь смотрела на неё тоже с красными глазами.
Она сказала:
- Деточка, он уже выкупил для тебя квартиру, не переживай больше.
Цзяци не поняла, до тех пор, пока дядюшка Сунь не передал ей ключ. Тётушка, Сунь, взяв её за руку, пошла с ней наверх.
Ключ вошёл в замочную скважину, открылась знакомая дверь, вся квартира оказалась перед ней.
Всё-всё, всё ещё было здесь.
Вот она, её с отцом квартира, ещё здесь, неожиданно здесь.
Ей казалось, в этой жизни она уже не сможет вернуться.
Думала, что у неё не будет возможности стоять здесь.
Думала, что в этом мире чудес не бывает.
Она не могла сдержать дрожь, и, закрыв рот рукой, беззвучно заплакала.
Дядюшка Сунь рассказывал:
- У тебя такой парень, так хорошо к тебе относится, если бы твой отец узнал, непременно был бы спокоен. В прошлом месяце, когда тот господин Жуань Чжэндун приехал и сказал, что хочет купить эту квартиру, старый Ли поначалу не соглашался. В конце господин Жуань Чжэндун вытащил сто пятьдесят тысяч юаней. В нашем городке за такие деньги можно купить новую, гораздо лучше. Нам показалось это странным. Тот господин Жуань Чжэндун сказал, что, на самом деле, покупает её для тебя, сказал, что ты прожила здесь много лет, эта квартира твой дом. Он хотел дать тебе дом. Новые хорошие квартиры, как он объяснил, для тебя не дома, а лишь квартиры. Только это твой дом.
Тогда старый Ли и все соседи поняли, для него это всё не просто так, продумать такой план, приехать в это незнакомое место, всё ради тебя. Поэтому старина Ли больше ни слова не сказал, взял только шестьдесят тысяч юаней и продал ему, к тому же на следующий день начал подыскивать себе жильё и готовиться к переезду. Тогда господин Жуань Чжэндун стал благодарить старика Ли и всех соседей за помощь, пригласил нас в лучший ресторан в городке. Этот господин Жуань Чжэндун, правда, хорош, только не пьёт. Мы язык сломали его уговаривать. Выпил лишь маленький стаканчик, сказал это из-за того, что все такие радушные, заботимся о тебе, как о дочке, более того не стали относиться к нему, как к чужому человеку, поэтому он не может не выпить. Тогда мы сказали, как может зять в нашем Дунпу не пить? Подождём. После вашей свадьбы, Цзяци, ты непременно потренируй его в выпивке.
Дядюшка Сунь говорил улыбаясь:
- Он отдал ключи мне. Попросил прибраться, а когда однажды ты вернёшься, передать их тебе. Ещё предлагал возместить расходы, но я сказал мы столько лет соседи, просто помочь прибраться, как можно брать за это его деньги? Вот дождёмся вашей свадьбы, выпьем побольше вина и ладно.
Тётушка Сунь сказала:
- Цзяци, ты встретила хорошего человека, всю оставшуюся жизнь непременно будешь счастлива.
У неё постоянно текли слёзы, будто слёзы всей жизни вылились в этот момент.
К ключу прилагалась записка, там свободным и летящим почерком Жуань Чжэндуна написана одна фраза: «Цзяци, наконец, ты вернулась домой».
Он всё время ждал, но не говорил, что делал что-то для неё.
Месяц назад, когда уезжал из Пекина, он приехал сюда, купить ей квартиру. Оказывается, он нашёл её дом, чтобы вернуть ей.
Однако не рассказал об этом.
Он никогда не говорил, что делал что-то для неё.
В разное время, в разных местах, он многое делал для неё, но ничего не рассказывал.
Не имеет значения, что это было, помог ли он ей тогда разрешить затруднения на работе или найти ключ, она никогда не знала, что за её спиной он тратил так много времени и сил для неё – брал на себя её проблемы, занимался поисками.
Он говорил: «Я отдам ей всё, буду стараться изо всех сил».
Он, и правда, постоянно прилагал все силы, чтобы любить её. И не имело значения, как она обращалась с ним в результате.
Он всё время ждал её.
Ждал, что она его полюбит.
Когда она заболела, он первый понял, когда сталкивалась с трудностями, помогал, каждый раз, когда она плакала, он знал.
Из-за того что всей душой и сердцем любил её. О чём бы она ни думала, он всегда знал, что бы у неё ни происходило, он всё знал.
Ей казалось, что она признательна, но до этого момента даже не понимала, что так тронута.
Она заставила его ждать так долго, ждать до сегодняшнего момента, ждать до сегодняшнего дня, когда она станет его всей душой и сердцем.
Когда была молода, она любила. Думала, их чувства будут долги как небо и постоянны как земля.
Потом столько всего произошло, её казалось, у неё не хватит сил влюбиться снова.
Когда бы она ни повернулась, он всегда был за спиной, постоянно ожидая её.
Ей потребовалось много времени, чтобы постепенно, предавая забвению и собирая заново, прилагая усилия и застывая в нерешительности, прийти к нынешнему моменту. Перед лицом окончательного выбора она колебалась. И вот сегодня она, наконец, поняла, что, правда, любит, что это так.
Теперь она чувствовала, что у неё есть смелость начать заново.
Забыть и покончить с прошлым.
Сегодня он дождался её.
Сегодня она дождалась его.
Она должна вернуться, если ещё не поздно, если ещё можно, она должна начать заново, всей душой и сердцем.
