Ангел сложил крылья.
Она оставалась в Шанхае две недели. Состояние Жуань Чжэндуна было временами то лучше, то хуже. Из-за того, что болезнь прогрессировала, стало невозможно долго обходиться без болеутоляющих, поэтому большую часть времени он крепко спал.
У врачей было не слишком много возможностей. В этой больнице собрались лучшие в стране хирурги по заболеваниям печени, прилагались все усилия. Но против рака печени на поздней стадии даже всемирные медицинские круги оказались бессильны.
Только и оставалось, что облегчать страдания болеутоляющими.
Цзяци приходила к нему и тихонько замирала в больничной палате. Цзянси молча уходила, а она только сидела там, спокойно глядя на постель, где он крепко спал.
Изредка он приходил в себя, весь в испарине от сильной боли, но, видя её, улыбался:
- Уходи, хорошо?
Она знала, он не хочет, чтобы она видела, и, в конце концов, кивала головой и молча уходила.
Он постоянно прогонял её, но она была не в состоянии уйти, остаться хоть на один день и то хорошо.
Но он настаивал, чтобы она ушла.
Сопротивлялась день за днём, из-за того что каждая минута, каждая секунда были так мучительны, так драгоценны.
Когда она в последний раз пришла к нему в больницу, у него было отличное настроение, с трудом ненадолго поднялся с постели.
Он стремительно терял вес, ужасно похудел, от истощения держался только на питательном растворе, уже несколько дней не вставал с кровати.
Но сегодня его настроение было удивительно хорошим, прошёлся немного по палате, раскрыл окно пустить свежего воздуха.
Цзяци стояла с ним, он смотрел на солнечный свет, тепло, будто уже пришла весна.
Сказал:
- Действительно, быстро. Весна в этом году в Шанхае пришла особенно рано.
- Да, скоро распустятся цветы.
Улыбнулся:
- Ещё зима, в феврале зима не заканчивается. Вот через месяц будет настоящая весна.
Весна в Шанхае наступает раньше, чем в Пекине
Время здесь постоянно торопится.
Каждая минута, каждая секунда в особенности спешат.
Он сказал:
- Уезжай сегодня. Я позвоню Мэн Хэпину, попрошу встретить тебя в аэропорту.
- Я уеду завтра.
- Ты вчера говорила, что уедешь сегодня, почему не держишь слово?
- Я уеду завтра.
- Обещаешь?
- Обещаю.
Он с улыбкой протянул руку:
- Поклянись.
Такой детский жест, уже много лет так не делала. Она, улыбаясь, поднесла свой мизинец, его рука прохладная, из-за резкой потери веса, фаланги пальцев выпирают.
Их мизинцы сплелись и легонько качнулись.
Он что-то прошептал, она будто не услышала.
На следующий день она уезжала. Цзинси на машине провожала её в аэропорт, по дороге обе молчали.
Когда почти добрались, Цзянси сказала:
- Цзяци, я рада, что познакомилась с тобой.
Цзяци ответила:
- Я тоже рада.
Цзянси вопреки всему улыбнулась:
- Смотри, мы оказались связаны предопределением, но в этой жизни судьба, похоже, оплошала, поэтому не смогли стать одной семьёй.
Цзяци силилась улыбнуться, но не могла, потому что постоянно хотелось расплакаться.
- Мне, действительно, повезло. Хэпин научил меня как любить. Брат тоже научил, как можно любить по-другому.
Любить – это не только считать кого-то особенным. Любить - это ещё надеется, что другой будет ещё счастливее, чем ты. Цзяци, когда-то я очень ревновала к тебе, но сейчас чувствую, что обязательно встречу своего человека, который будет любить меня так же как брат и Хэпин любят тебя, так же уникально, так же непоколебимо, ничего не беря в расчёт, упрямо и без сожаления.
Легко улыбнулась:
- Не волнуйся, я позабочусь о брате. Мой брат очень сильный, утром я навещала его в больнице, он просил передать, чтобы ты не плакала, когда будешь уезжать. И ещё, будешь выходить замуж, не забудь прислать ему приглашение, он вам приготовит особый красный конверт. И ещё, непременно сделайте его крёстным ваших будущих детей. И ещё, он просил, чтобы в этой жизни ты не забывала его, заставляя Хэпина всю жизнь ревновать. Настоящий зануда, правда?
Цзяци представила Жуань Чжэндуна, когда он это говорил, должно быть смеялся до слёз.
Цзянси продолжала:
- В том, что брат не разрешил тебе прийти к нему в больницу, даже не было особой причины. Просто утром он собирался на химиотерапию, сказал, после химиотерапии будет плохо выглядеть, не хотел, чтоб ты видела. Честно.
Цзяци кивнула головой:
- Я поняла.
Добрались до аэропорта, Цзянси остановила машину на парковке, сказала:
- Я не пойду с тобой внутрь, боюсь, когда провожаешь кого-то в аэропорту можно расплакаться. Я публичный человек, знаменитая телеведущая, расплачусь, бульварные газеты начнут раздувать слухи.
Цзяци кивнула:
- Я поняла.
Цзянси распахнула объятия и крепко обняла Цзяци:
- Передавай от меня привет Мэн Хэпину, вы должны беречь себя.
- Я поняла.
- Цзяци, до свидания!
- До свидания.
Цзянси смотрела, как та входит в здание аэропорта, смотрела, как силуэт Цзяци постепенно исчезает за окнами. Силы будто разом оставили её, ослабев, прислонилась к машине, даже пальцем не могла пошевелить. Она сделала это. Думала, что не справится, что в любую секунду начнёт рыдать в голос.
Зазвонил телефон.
Она взяла трубку.
- Цзянси, это секретарь Чжан. Ты в больнице? Надо многое обсудить насчёт похорон. Ещё уладить с вещами Дунцзы. Руководитель с ночи и до сих пор очень убивается, отказывается от еды. Я волнуюсь, что его организм не выдержит. Надеюсь, ты сможешь уговорить его.
Перед рассветом она и родители стояли у постели брата. Последними его словами было:
- Не дайте ей узнать.
Она кивнула головой:
- Я завтра провожу её. Брат, обещаю, ни в коем случае не позволю ей узнать, дам ей спокойно улететь.
Цзяци вошла в здание аэропорта. Её окружил общий гомон, движение людей, объявления о посадке, детский смех, звук колёс тележек, такая многоголосица, оживление, этот мир, неизменно двигался по своему курсу. Опустила голову и быстро пошла вперёд.
Покончила с формальностями, прошла на посадку.
Села на место, ожидая взлёта.
Лайнер разогнался, задрал нос. Когда самолёт преодолел гравитацию, она, наконец, подняла голову.
В соседних креслах молодая мама с ребёнком. Мальчику не больше пяти-шести лет. После того, как отстегнули ремни безопасности, заёрзал, с любопытством оглядываясь вокруг, ни секунды не соглашался посидеть спокойно.
Потом нежненьким голосочком украдкой спросил у мамы:
- Мам, посмотри на тётю. Почему она постоянно плачет?
Мама прошептала:
- Успокойся. Тёте должно быть больно, поэтому плачет.
Он не хотел, чтобы она знала, она и не узнала. Он хотел, чтобы она спокойно уехала, она уехала.
Он хотел её спокойствия, она тоже хотела, чтобы он был спокоен.
Ей никогда не забыть тот день. Тогда в больнице она стояла перед палатой и смотрела внутрь через щель узкую, как объектив камеры. Он сидел, утонув в подушках дивана, можно было видеть только его лицо. Должно быть, находился там довольно долго, потому что на кончике сигареты у него во рту скопилось много пепла, он даже не стряхивал его. Она не смела шелохнуться, только следила на расстоянии за его взглядом. На чайном столике стоял её термос, жёлтый гусь на боку и наверху пара пушистых утят, в оранжевом свете торшера, тёплые, как два помпона.
Неизвестно сколько прошло времени, он приподнялся, чтобы затушить окурок. Взял из пачки новую сигарету, чиркнул спичкой.
Крохотный язычок пламени осветил его лицо, тёмно-голубая вспышка, и он сразу задул спичку.
Протянул руку, коснулся пальцем утят на термосе, лёгонько, будто это настоящие утята. Кончик пальца в темноте нежно обвёл помпоны. Потом будто что-то вспомнив, улыбнулся про себя.
Его улыбка была очень красива. Кончики бровей разлетелись к вискам, линяя губ разгладилась и мягко изогнулась.
Она прижалась головой к боку двери и вдруг заплакала.
Он спросил:
- Почему ты вернулась?
Она сказала:
- Я не дождалась тебя.
На самом деле, он всё время был там, от начала и до конца был там. Ей надо было только повернуть голову, и она бы сразу увидела его.
Он всё время ждал её.
По прошествии столь долгого времени, теперь она знала. Оказалось, в тот миг она встретила его.
Его почерк лёгкий и летящий: «Цзяци, наконец, ты вернулась домой».
Он сказал:
- В этой жизни я ничего не могу. Поэтому в следующей непременно буду ждать тебя. Буду ждать, чтобы встретить тебя раньше других.
А она не могла сказать, что они уже встретились. Пока он ждал, она уже полюбила его.
Потратив очень много лет, она научилась ставить точку, научилась, снова любить.
Но он не мог остаться здесь, у него не было времени для неё.
В самом конце он думал, что она любит совершенно другого человека, поэтому спокойно ушёл.
Так она позволила ему спокойно уйти.
Из-за того, что я люблю тебя, я никогда не скажу тебе. Потому что боюсь, ты будешь чувствовать, что не успел, будешь чувствовать себя виноватым.
Боюсь, что из-за меня ты будешь испытывать угрызения совести, не сможешь обрести покой.
Ты всё время ждал меня, а я всю жизнь буду помнить о тебе.
Когда мизинцы сплелись, ты сказал: «На сто лет неизменно».
Их обещание на сто лет. Она не изменится, она будет помнить, постоянно, сто лет.
Слёзы, как мелкие крабики, царапая, ползли по щекам.
Она всегда будет помнить.
Их общие сто лет.
Мальчик не мог усидеть, наклонил голову и посмотрел. Через некоторое время, неожиданно вспомнив, вытащил из кармана половину бумажной салфетки и протянул ей:
- Тётенька, не грусти. Моя мама говорит, если ты грустишь, тому, кто любит тебя ещё грустнее. Поэтому каждый раз, когда я падаю, даже если очень больно, я никогда не плачу, потому что боюсь, если заплачу, моей маме станет ещё грустнее.
Цзяци взяла салфетку, слёзы текли, однако она, приложив усилие, улыбнулась:
- Спасибо тебе.
Она непременно будет заботиться о себе, потому что если она будет страдать, тому, кто её любит, будет ещё горше.
Она непременно будет жить счастливо, не важно, когда и в каком месте, она будет счастлива.
Она обещала ему, обязательно стать счастливой.
Счастливой.
