12.
Цзяци спала плохо, снилась больница. За дверями палаты среди ночи кто-то тихо плакал. Она вышла посмотреть. Юная девушка, возможно, лет двадцати, спрятав лицо, рыдала навзрыд. Хотела подойти, спросить, может, нужна какая-нибудь помощь, но ноги почему-то не двигались, только и оставалось стоять, смотреть сторонним наблюдателем. Потом, наконец, девушка подняла голову, слёзы размазаны по всему лицу. Неожиданно оказалась, это она сама.
В этот момент Цзяци проснулась в холодном поту, в темноте было слышно только, как стучит сердце, «тук-тук». Немного посидела, в потёмках пошла на кухню, выпила стакан горячей воды, сердце всё ещё прыгало, как ненормальное. Снова легла, но уснуть не могла, закрывала глаза и будто опять оказывалась в больнице.
Именно в то время она узнала, что означает «попасть в безвыходную ситуацию».
Деньги утекали как вода, скудные накопления отца – капля в море, больница каждый день направляла требования об оплате.
Очень тонкая бумага, держишь в руке – ломкая и хрупкая, шуршит, сплошь покрыта названиями необходимых лекарств и перечнем расходов. Сердце как огнём объято, во рту кровавые волдыри, но боли не чувствуется. Как тут почувствовать, два дня и две ночи не сомкнув глаз, в пустой желудок будто засунули громадный булыжник. Губы все в засохших струпьях, трескаются, кровят.
Мама Мэн Хэпина оставила карточку с пятьюдесятью тысячами юаней. Много раз она вставляла карточку в банкомат и снова вытаскивала.
Изо всех сил стучала по банкомату, ударяясь об острые углы, так что разбивала руки, кровь сочилась, размазывалась по глазам, ничего не видно, только сплошная краснота, медленно затвердевающая в коросту. Рука, цепляющаяся за холодный корпус банкомата, постепенно ослабев, соскользнула, будто из тела вытащили мышцы. Ледяной мрамор стены коснулся груди, холод, пройдя насквозь сердце и лёгкие, охватил лицо, похоже, только таким образом, можно было высвободить поток слёз.
Глубокой ночью перед бездушным автоматом, она сидела там одна и, молча, плакала.
В итоге всё-таки взяла деньги, на следующий день получила у стойки банка. Несколько толстых пачек розовых ассигнаций, половина старых, прошедших через множество рук, замызганных и грязных. Когда принесла в кассу больницы, кассир включил счётную машинку. Купюры, шурша, опрокидывались, образуя маленький розовый веер.
Наворачивались слёзы, вот также и жизнь одним движением перевернулась с ног на голову.
Но отец не дождался выписки из больницы. Сразу грянул второй инсульт ещё сильнее, чем первый. Кровоизлияние в мозг, один момент и руки разжались, дальше лишь бесконечная разлука.
После первой операции, он на короткое время пришёл в себя.
Уголок рта дёргался, фактически он уже не мог говорить. Цзяци наклонилась поближе, чтобы расслышать слабый голос.
Он произнёс: «Не…»
Только одно слово, но она сразу поняла, что он имел в виду. Слёзы падали на белое одеяло с серым штампом и медленно расплывались. Она услышала свой голос, слабый, но отчётливый:
- Пап, не волнуйся, я поняла.
Тонкая рука отца была утыкана разноцветными трубками. Такая худая, что вены выступали наружу. Она и не знала, оказывается у него повышенное давление.
В начальной школе несколько девочек третировали её из-за успехов в учёбе. Подговорили остальных не играть с ней, вдобавок обозвали её маму проституткой. Она подралась с ними, была побита до крови и не решалась идти домой. Болталась без дела с портфелем в руках, сидела на перилах моста, смотрела на реку. В узкую лодку грузили рис, навалили гору мешков. С пролёта моста спустилась вниз. Вода в реке глубокая и зелёная, поверхность медленно и беззвучно пенится белыми пузырями. Просидела там до темноты. В домах зажглись лампы, мягкий ночной ветер доносил из окрестных домов звук телевизионной программы CCTV, знакомо, но далеко.
В итоге отец отыскал её.
Совсем не ругался, молчал всю дорогу. Придя домой, дал ей горячей воды вымыть лицо и руки, даже не спросил, из-за чего случилась драка, почему не вернулась домой, только взял ватные палочки и стал смазывать ранки йодом.
Когда капал на царапину, было очень больно, она крепко сжимала губы, но не издала ни звука.
Отец тоже ничего не говорил. Потом принёс термос с кипятком, уже у двери обернулся и сказал:
- Поешь.
На столе зелёный марлевый колпак. Рана на тыльной стороне больно свербела. Медленно подняла синюшней рукой колпак, внутри оказалась тарелка с её любимым блюдом, креветками жареными в масле, белоснежные креветки уже остыли, но по-прежнему распространяли соблазнительный аромат.
Достала миску, села за стол и молча принялась за еду.
Отец, наконец, вернулся. Стоял, смотрел, как она ест. Потом подошёл, погладил её по голове, вытащил из сумки мандарин и дал ей.
Большой мандарин, ярко-красный.
Когда отец спокойно положил перед ней на стол мандарин, её рука, сжимавшая палочки, задрожала, а потом она разревелась.
Она не раз видела отца во сне. Снилось детство. Спозаранку морозным зимним утром встаёт на учёбу, напяливает толстые ватно-шерстяные рейтузы, руки не слушаются, очень холодно. На дверце старомодного платяного шкафа в овальном зеркале её отражение, с трудом завязывает пионерский галстук. Из окна вдалеке внизу виден отец, суетящийся у печки. Она спускается, закинув за спину ранец. В крохотном дворике дым колышется на ветру. Отец специальными щипцами подкладывает в печь угольные брикеты, отмахивается от дыма, кашляет. Такой знакомый звук кашля. Спустившись по лестнице, она идёт сквозь пелену удушливого дыма, но отец не замечает её.
Сердце колотится, просыпается посредине сна, всё лицо, оказывается, в слезах.
Она так и не знает, что мама Мэн Хэпина сказала тогда отцу.
Тем летом компания отправила Мэн Хэпина на объект в Гуйчжоу, пустынный приграничный городок, где даже телефон не ловит, чтобы позвонить, надо идти далеко на почту. Работа тяжёлая, но и оплата высокая. Мэн Хэпин всё время мечтал купить к свадьбе квартиру. Из-за этого проекта они не проводили отпуск вместе, Мэн Хэпин только звонил ей. У него постоянно текла кровь из носа. Когда звонил, в носу снова был засунут тампон, говорил хриплым голосом. Разделённые тысячей километров, Цзяци переживала до слёз, убеждала его оставить эту работу, мол, вернётся, найдёт другую, но он не соглашался:
- Через месяц всё закончится, и я вернусь. Навести отца, ему одному одиноко.
Из-за того, что у Мэн Хэпина не было прописки, они не могли оформить свидетельство о браке. Ещё Цзяци упрямо не соглашалась вступить в брак, не получив согласия родителей Мэн Хэпина, не хотела их обижать. В конце концов, они его родители, у них только один ребёнок, и противятся они тоже только потому, что любят его.
Но Цзяци никак не могла предположить, что мама Мэн Хэпина приедет в Чжэцзян. Тогда шёл третий день отпуска, отец с утра пораньше поднялся и уехал в Ханчжоу, сказал, встретиться со старыми товарищами. В итоге не возвращался до позднего вечера. Цзяци не спала, рассеяно смотрела телевизор, периодически подбегала к окну взглянуть вокруг. Наконец, увидев возвращающегося отца, невольно позвала: «Папа». Ю Минюань, не поднимая головы, ссутулив плечи, медленно брёл по внутреннему дворику. Шёл дождь, «бам-бам» стучали капли. Тусклый свет лампы из окна соседей снизу подсвечивал тонкие, как иглы, серебряные нити дождя, потом выхватил одинокую фигуру отца, он был без зонта, в слабом луче света мелькнула седая голова. Цзяци неожиданно разволновалась. Только зашёл в тёмный дом, а живущая снизу соседка тётушка Чжан уже пронзительно закричала:
- Цзяци! Цзяци, быстрее спускайся! Твой отец упал!
Рванула вниз, полились слёзы, тётушка Чжан поддерживала тело отца. Она только плакала, даже слова не могла произнести. Рука отца ледяная, одежда вся промокла, он крепко сжимал конверт.
В конверте только банковская карта с пятьюдесятью тысячами юаней.
Цзяци никогда не сможет узнать, почему отец взял эту карточку.
Она не узнает, какому унижению он подвергся.
Не узнает, какие оскорбления он снёс.
Отец навсегда оставил её. Рыдала, обнимая коченеющее тело. Никогда не сможет простить себе, что позволила причинить такие страдания единственному близкому человеку. Он всю жизнь гордился ей, но в итоге она принесла ему переживания и позор.
Он сказал лишь: «Не…» Слёзы текли ручьём, но она поняла, что хотел сказать отец.
Не позволяй людям смотреть на них, дочь и отца, свысока, не допусти, чтобы стыдили его любимую дочку, не позволяй, чтобы его любимую дочку заставляли страдать.
Глубокое чувство любви, невосполнимая утрата.
Цена, которую она заплатила, это их достоинство, это единственный любимый человек, это её обожаемый отец.
Она была вынуждена разжать руку, пусть даже расстаться не было сил, ничего не оставалось, как только отпустить.
У неё отобрали всё что было, всё во что она верила, она уже не могла отстаивать ту частичку любви.
Она не сказала Мэн Хэпину, что отец умер. Встречала его, когда через месяц он вернулся из Гуйчжоу. Всклокоченные волосы, щёки ввалились, футболка болтается, будто на размер больше, потянулся издалека и сразу обнял её. Ей хотелось заплакать, исхудал настолько, что прощупывались рёбра. Медленно обхватила руками за талию. Вспомнила встречу в начале года, его приподнятое настроение, как он курил рядом с танцплощадкой, спокойно наблюдая за всеобщей радостью и весельем. Жизнь для него высока, как небо, широка, как море, он не должен был влюбляться в неё.
Если бы не она, он мог бы быть счастлив.
Если бы не она, ему не нужно было бы так усердно трудиться.
Возвратившись домой, она первым делом приготовила ему поесть, он, как и прежде, имел волчий аппетит. Дула, остужая куриный бульон, миска постепенно опустела. Набрал полную ложку, расплылся в улыбке:
- Там каждый день говядина, баранина, овощи не едят. Цзяци, я так скучал по твоим овощам, думал, сойду с ума.
Он почернел и исхудал, белые зубы, обнажившиеся в улыбке, ещё более подчёркивали худобу, которая вызывала жалость.
Цзяци, сдержав слёзы, спросила:
- Скучал по еде?
Он снова улыбнулся:
- Ещё я скучал по тебе.
Действительно, скучал по ней, очень скучал, очень сильно.
К полуночи он, наконец, крепко заснул. Цзяци медленно поднялась, молча, села, обхватив колени, и смотрела, как он спит.
У него длинные ресницы. Спит, как ребёнок, одеяло сбилось. Шея, руки, ноги все сплошь в больших и мелких шрамах от укусов москитов. Как-то он случайно рассказал ей, комары там большие и злобные, укусят несколько дней боль и зуд, чешется нестерпимо, расчешешь, сразу гноится, ещё больнее, потом может остаться рубец.
И вот теперь он весь в шрамах и всё из-за неё.
Он ради неё выносит столько тягот, но она больше не может продолжать.
Если бы можно всё начать сначала, она предпочла бы никогда с ним не встречаться, позволить ему просто и счастливо продолжать жить в его мире.
Слёзы медленно капали, а он уже спал.
Она бросит его. Он не узнает, как сильно она любит его.
Постепенно перестала приходить домой, говорила ему, что задерживается на работе или что у неё дела. Мэн Хэпин тоже был занят. Уже довольно долго не виделись, когда он не сдержался и позвонил, спросил:
- Когда вернёшься домой?
Она ответила:
- Вечером не приду, задержусь на работе.
Он продолжал умоляющим тоном:
- Тогда я попозже заеду за тобой, хорошо? Обещаю, не буду мешать тебе работать. Я соскучился, уже десять дней тебя не видел.
Она, сдерживая слёзы:
- Коллеги зовут, я потом тебе перезвоню.
Вешала трубку, пряталась в туалете, плакала под шум текущей воды, так что глаза становились красными, а потом отключала телефон.
Попросила помощи у Сюй Шифэна. Тот недоумевал:
- Цзяци, Мэн Хэпин любит тебя, ты же видишь, он искренен. Если есть какое-то недопонимание, надо обсудить с ним.
Она была абсолютно измотана, голос звучал хрипло:
- Нет недопонимания, просто слишком устала. Мне тяжело, ему тяжело, у меня нет выхода, я не хочу так продолжать.
По взгляду Сюй Шифэна не разберёшь, возможно, понял или сжалился, но, в конце концов, только глубоко вздохнул:
- В молодости мы расстаёмся, полагая, что это не более чем кратковременное чувство, потом оказывается, оно на всю жизнь.
Она знала, ясно понимала, что значит отпустить руку, но у неё не было выбора. Сквозь слёзы смотрела на китайское зонтичное дерево за окном. Вся земля покрыта опавшей листвой. Осенью листья не могут остаться на ветках, пусть даже они очень сильно сожалеют, всё равно отрываются и падают вниз, всегда падают вниз, расставаясь.
Такова жизнь, она больше не готова продолжать, остаётся только спокойно отпустить руку, из-за того, что она не может себе этого позволить.
Другие очень красивые вещи, все они тоже ей не по средствам.
Пусть все скорби падут на неё, она хотела одного, только чтобы он был счастлив.
Она уже потеряла отца, сделала его несчастным. В конце концов отец ушёл так быстро, у неё не было возможности разделить с ним ношу. Но Мэн Хэпина она ещё могла отпустить, не впутывать его, позволить вновь вернуться в мир, которому он принадлежит.
До последнего не знала, как сказала ту ложь, про аспирантуру, про Сюй Шифэна. А Мэн Хэпин, глядя на неё, как на незнакомку, лишь произнёс:
- Я не верю.
Он не поверил, что она не любит его, не поверил, что она хочет его бросить.
Её сердце из камня, по слову, по фразе, одно за другим ранящие слова были произнесены, каждое как острый нож. А ей было всё равно, она колола в самые уязвимые места, понимая, он истекает кровью в непереносимой боли, смятение в глазах, но у неё уже не было сердца.
Постоянно пытался выяснить у неё:
- Мои родители что-то сказали тебе? Что-то произошло, пока меня не было?
Он совсем не глуп, но у неё уже не было пути к отступлению, только собравшись силами, обрубить всё разом.
В итоге она и Сюй Шифэн предстали прямо перед ним, дошло до того, что прямо у него на глазах она цеплялась за руку Сюй Шифэна. В конце концов, Мэн Хэпин сломался, не смог больше сдерживать себя и как следует вмазал Сюй Шифэну.
Удар пришёлся в глаз, Сюй Шифэн сразу согнулся от боли. Она в смятении от гнева и боли опустилась рядом с Сюй Шифэном. Глаз заплыл, он долго не мог произнести ни слова. Повернула голову и закричала:
- Мэн Хэпин, убирайся! Не хочу тебя больше видеть!
Он стоял там, одетый в старую ветровку, в которой выглядел ещё выше и тоньше, лёгкий, как тень. Крепко сжатые губы, на лице гнев и злость, но она не могла себе позволить отвести глаза, не могла отступить ни на шаг. Его взгляд постепенно заполнили огорчение и скорбь, в конце концов, он развернулся и ушёл.
Плакала очень долго, в итоге Сюй Шифэн отвёл её домой. Он не утешал её, позволяя вдоволь выплакаться.
Так тяжело, похоже, что самая важная часть её отсечена от организма.
Долго сидела у подъезда, в конце концов, поднялась. Поднялась и увидела, что Мэн Хэпин стоит вдалеке в тени деревьев и смотрит на неё, просто смотрит пустым взглядом, лишённым надежды.
В этот момент, она почти сдалась.
Он подошёл к ней, в голосе слышалась мольба:
- Цзяци, я неправ. Прошу, прости, я не могу без тебя.
Он не сделал ничего неправильного, но его руки слегка дрожали. Она никогда не сможет простить себе.
Скрепя сердце, оторвала его от себя.
Заставила оставить надежду. А после его ухода, сидела на тротуаре и горько рыдала над всеми горестями и печалями, почти все слёзы выплакала.
Разрывая сердце, наплакалась так, что не осталось сил подняться.
Она отказалась от той жизни, теперь все будут счастливы.
Отбросила всё. В дальнейшем переживания постепенно забылась.
Там и жила год за годом, думая, что уже всё забыто.
