[ВалентинаВ]

25. У молодого господина эпилепсия:

25. У молодого господина эпилепсия.

Я с особой осторожностью произнесла в трубку: «Алло». Не могу сказать почему, но в этот момент в моё сердце закралось лёгкое беспокойство и робость, будто капелька дождя, затрепетала на кончике травинки. Только тогда я не стала размышлять, может ли это быть из-за того незнакомого мужчины, с которым мы столкнулись столь странным образом?

Голос Чэн Тянью в телефоне звучал хрипло и немного томно, я прямо чувствовала, что его тонкие губы спеклись и потрескались из-за полученного несколькими днями назад ранения. Он спросил: «Цзян Шэн, это ты?»

Я тихо произнесла: «Угу», округлившимися глазами глядя на Сяо Цзю. Глаза Сяо Цзю тоже округлились и смотрели на меня.

После того, как Чэн Тянью удостоверился, что у телефона я, он неожиданно заорал: «Цзян Шэн, что за свинство, куда ты дела мой мобильный?»

Мобильный? Я неожиданно впала в ступор. Чэн Тянью орал в трубке: «Да! Ты звонила с того телефона Нин Синь …» Я прикрыла трубку ладонью и тихонько спросила Сяо Цзю: «В тот день, куда я бросила мобильный Чэн Тянью?»

Сяо Цзю испуганно смотрела на меня: «Только вернувшись с того света, он звонит тебе из-за чёртова телефона? Молодой господин ударился головой?»

Я ответила: «Сяо Цзю, я забыла, где оставила его телефон. Разве ты не говорила, что Чэн Тянью видная фигура? Стала бы я шутить?»

Сяо Цзю сказала: «Тогда в своём ли рассудке молодой господин. Скажи ему правду».

Я осторожно убрала руку с микрофона. Чэн Тянью, возможно, устал кричать, в трубке слышалось упрямое пыхтение маленького мула. Я сказала: «В тот момент я слишком торопилась. Не помню, где оставила ваш телефон. Однако у меня его нет…»

Чэн Тянью прервал меня: «Я знаю, тебе неловко, что ты его прихватила. Нин Синь выдала достаточное вознаграждение. Сколько ещё денег мечтают загрести твои маленькие ручонки?»

От его слов я вскипела и чуть не сказала: «Твою мать, молодой господин, я, любезный дядюшка Цзян, спасала твою ничтожную жизнь ради твоих дрянных денег? Будто твой спаситель Цзян сейчас в огромных долгах и те чёртовы деньги - рисовые зёрна. Ты, твою мать, головой ударился? Хотя, нет! Это я ударилась головой! Спасать такого бесчувственного неблагодарного человека!»

Естественно эту речь я так и не произнесла. Я не Сяо Цзю, я ребёнок, испорченный традиционным образованием, по делу и не по делу думаю старомодно, иду проторенной тропой добродетельной девушки. Поэтому, несмотря на то, что мой взгляд наполнился убийственной злобой, голос остался спокойным и мягким. Я сказала: «Так ты звонишь не из-за мобильного, а чтобы потребовать обратно вознаграждение, что дала мне Нин Синь? Сказать по правде, я всё равно собиралась вернуть, если срочно, приезжай, забери, если не срочно, подожди, когда привезу….»

Чэн Тянью на другом конце пришёл в ярость, я услышала едва доносящийся приятный женский голос, который произнёс: «Тянью, для чего ты ставишь ребёнка в неловкое положение?» Потом тот сладкий голос зазвучал в трубке: «Алло, это Цзян Шэн? Тянью, возможно, из-за боли постоянно на всех рычит, не обижайся. Это не из-за телефона, он злится на меня за то, что в тот день я оставила тебя в Сянцзыване, и эти несколько дней ищет повод, как бы меня задеть. Он волновался, что тебя могут втянуть в неприятности, свести счёты, поэтому потратил много усилий, чтобы связаться с тобой. Мобильный не более чем повод, он лишь хотел узнать, всё ли у тебя благополучно. Цзян Шэн, у него хорошие намерения, не сердись».

Незачем гадать, кто ещё смог бы облачить злодеяния Чэн Тянью в такую прекрасную упаковку, кто ещё в 23 года может управлять увеселительным заведением, таким огромным, что подобных в городе раз-два и обчёлся? Я полагаю, никто кроме Нин Синь.

Конечно, я тоже не дурочка, раз уж Нин Синь так сказала, мне остаётся лишь справиться о состоянии здоровья Чэн Тянью. Нин Синь рассмеялась, сказала: «Цзян Шэн, начнётся семестр, заходите развлечься».

Я выразила полную готовность и повесила трубку.

Сяо Цзю с сомнением смотрела на меня: «Что случилось?»

Я вернула телефон Бэй Сяоу, сказала: «Всё в порядке, у молодого господина приступ эпилепсии и бешенство. Но, Сяо Цзю, скажи, где тот телефон, что был у меня?»

Сяо Цзю сказала: «Не думай об этом, спасла его и отлично. Но, Цзян Шэн, я никак не могу представить, что кто-то осмелился рыть яму на голове у Юпитера*. К тому же Чэн Тянью упитанный боров, не каждый смог бы его уложить, поэтому я вся в недоумении».

(* - образное выражение, относящееся к некоторым табуированным действиям, например, нельзя начинать строительство, не выбрав места в соответствии со сторонами света; одно из значений, человек вышел за рамки своих возможностей и дозволенного)

Я посмотрела на Бэй Сяоу, потом улыбнулась Сяо Цзю и сказала: «Не говори в чём не уверена, хорошо? Будто о мафиози».

Сяо Цзю закатила глаза: «Неужели, Цзян Шэн, ты думаешь, скажи я «белый и пушистый», это будет правдой?»

Я надула губы: «Во всяком случае, Чэн Тянью не такой уж упитанный, ты отклоняешься от истины».

Сяо Цзю вдруг застонала: «Цзян Шэн, в глазах любящего его любимая красивее Си Ши*. Впрочем, я лишь сказала, что молодой господин хорош телом. Не буду впредь говорить тебе о Чэн Тянью. А то, как говорим, я злюсь».

(* - знаменитая красавица древности)

Бэй Сяоу предложил: «Сяо Цзю, пошли ко мне поедим. Не надо тут философствовать с Цзян Шэн».

Я взяла в рот травинку, улыбнулась Бэй Сяоу и сказала: «Что ты предлагаешь Сяо Цзю поесть в твоём доме? Холодную печь?»

Я сказала правду, с тех пор, как отец Бэй Сяоу за одну ночь внезапно разбогател, у его матери началось психическое расстройство. Она жаловалась каждому в Вэйцзяпине, что дядюшка Бэй имеет дела на стороне, начиная с лежащего на смертном одре старца до девушки на улице с новорожденным младенцем на руках. Многие дети боялись её до слёз, плач то поднимался, то затихал, оживлённее, чем у лягушек на пруду. Но люди в Вэйцзяпине говорили, что мать Бэй Сяоу сожгла деньги. Потому что прошло много лет, а дядюшка Бэй не только не привёл никакую женщину в Вэйцзяпин, но и не развёлся с матерью Бэй Сяоу. Мать Бэй Сяоу с того времени ударилась в буддизм, потом некоторое время веровала во Христа, потом, когда вокруг поднялось движение Фалуньгун*, она стала последователем мастера Ли Хунчжи*, в результате, когда это занятие пресекли, мать Бэй Сяоу втянулась в ставшее популярным в Вэйцзяпине новое учение, поклонялась какому-то высокочтимому Нефритовому императору**. С тех пор она не готовила еду. По секрету сообщала Бэй Сяоу, что освобождается от мирских забот, когда достигнет совершенства в духовном, превратится в седьмую дочь Нефритового императора. Это сообщение привело Бэй Сяоу в растерянность, он не знал плакать или смеяться. Сказал мне: «Цзян Шэн, чувствую, эта седьмая дочь подобна нашим органам власти, может она через несколько лет переизберётся?»

(* - по определению российских синологов, секта, в основе которой лежит традиционная китайская гимнастика цигун в сочетании с элементами буддизма, даосизма, конфуцианства и китайских народных верований. Основатель – Ли Хунчжи. Запрещена в КНР.)

(** - Верховный владыка Нефритовый государь - верховное божество у даосов)
На сказанное мной Бэй Сяоу не издал ни звука, я, осознав, что, возможно, зашла слишком далеко, поспешно потянула Бэй Сяоу, предложила: «Пошли к нам, Лян Шэн сварит лапши, и ещё есть яйца».

26. Прошлая жизнь, счастливая кошка по имени Цзян Шэн:

26. Прошлая жизнь, счастливая кошка по имени Цзян Шэн.

Когда мы втроём вошли в дом, Лян Шэн как раз, похлопывая отца по колену, с улыбкой рассказывал о событиях в школе. Взгляд отца необычайно безмятежный, как солнечный луч, скользил по лицу Лян Шэна, жадно ловя каждый оттенок эмоций.

Увидев эту картину, мне неожиданно стало тоскливо. Я в растерянности подумала, если бы двенадцать лет назад не случилась авария на шахте, Лян Шэн должен был быть счастливым, живя в городе, при полном достатке, с хорошим образованием, как принц. Когда Лян Шэн был маленький, он рассказывал мне, что с четырёх лет его учили играть на фортепьяно. В те годы нашего детства, он часто прибегал утром к моей кровати, будил меня, взволнованно говорил: «Цзян Шэн, прошлой ночью мне снова приснилось моё фортепьяно. Цзян Шэн, подожди, вырастешь, брат научит тебя играть, будешь, как принцесса, сидеть за роялем, здорово же?»

Но те сны лишь уходили всё дальше и дальше, шестилетний Лян Шэн остался в Вэйцзяпине, всё превратилось в мираж. Только в тот момент Лян Шэн и Цзян Шэн были малы и не тревожились за будущее, они думали, что, когда вырастут, сны сбудутся.

В тот момент я даже подумала, если б было можно что-то изменить, я бы предпочла, чтобы отец бросил меня и мать, чтобы не было той аварии на шахте Вэйцзяпина. Я бы предпочла быть глупой невоспитанной девчонкой, водить компанию с Бэй Сяоу, не учится, прожить жизнь крестьянкой с грубой почерневшей кожей, я бы не хотела, чтобы Лян Шэн, как сейчас, хлебнул столько горя, терпел нападки и оскорбления.

Лян Шэн, увидев, что мы вошли, сказал: «Папа и мама поели, сколько можно вас ждать?» На столе четыре пиалки, за такое долгое время лапша уже немного разварилась.

Бэй Сяоу, озорно улыбаясь, схватил палочки, сказал: «Лян Шэн, ты приготовил лапшу, не мог сделать что-нибудь другое?»

Сяо Цзю посмотрела на Лян Шэна, отняла у Бэй Сяоу палочки и сказала: «Этот остолоп не хочет есть, и ладно. Не брюзжи, как баба».

Что называют доходчивым и художественно ценным? О речи Сяо Цзю можно сказать, что она понравится всем и эстетам, и профанам. Мне показалось, никто, сколько ни учись, не сможет, подобно Сяо Цзю, достичь такого совершенства. Одно слово "остолоп" даёт понять, сколь глубоки познания Сяо Цзю. Использовать формулировки наших предков, разве не это называют эрудированностью? Слово "баба" звучит так, что мурашки по коже, это же истиная современность, дух времени. Объединить всё это в одно, к тому же не ошибиться в других словах, не дать понять неправильно, не породить двусмысленность. Мастерское использование путунхуа. Я могла бы стремительно совершенствоваться в языке, лишь слушая Сяо Цзю, а не тратя время с моими глупыми безграмотными учителями. Не готова сказать наверняка, но можно ещё выпустить какой-нибудь сборник избранных изречений, войти в историю, оставить поколениям.

Лян Шэн переложил из своей пиалки яйцо в мою, спросил: «Цзян Шэн, о чём задумалась?»

«А...» Меня вернули из высоких сфер. Я улыбнулась Лян Шэну и сказала: «Вот думаю, как насчёт того, чтобы издать альманах избранных цитат?»

«Твоих?! – Бэй Сяоу неожиданно прыснул со смеха и обратился к Лян Шэну. – Помнишь? Сочинение нашей Цзян Шэн: «Учиться ради подъема Китая» - эти три слова рокочут в моём сердце… Что сказал наш учитель литературы? Сказал, Цзян Шэн, твой рокот так рокочет, что в этом грохоте невозможно отыскать ещё одно слово. Учитель, видя твою детсадовскую математику, плакал кровавыми слезами».

Лян Шэн тихонько улыбнулся, сказал: «Бэй Сяоу, ешь спокойно, не приставай к Цзян Шэн»

Я скорчила Бэй Сяоу злобную гримасу.

Сяо Цзю неожиданно, будто о чём-то вспомнив, спросила: «Цзян Шэн, Бэй Сяоу говорил, у вас живёт кошка, почему её не видно?»

Упоминание о Сяоми заставило меня загрустить. Лян Шэн посмотрел на моё расстроенное лицо, сказал Сяо Цзю: «Сяоми умерла три года назад». Потом, похлопав меня по голове, добавил: «Цзян Шэн, Сяоми была счастлива у нас, имея такую хорошую хозяйку, как ты».

Я шмыгнула носом, улыбнулась Лян Шэну, сказала: «Брат, я знаю».

Так же как и Лян Шэн, Сяоми была частью моих детских воспоминаний. Каждый раз, когда я плакала, или мама оставляла меня стоять во дворе, Сяоми оказывалась у моих ног. До сих пор, помню тепло её тельца, маленький, пушистый комочек, прижавшийся к моим ногам, горячее дыхание маленького носика, обдувавшее мою лодыжку. Так же как и Лян Шэн, она была лучиком радости в моей безрадостной жизни.

За несколько дней до смерти Сяоми стала раздражительной, никого не слушалась.

Мы с Лян Шэном вынесли её на стадион. Сяоми спокойно разлеглась на траве, прищурилась, иногда поднимала взгляд, оглядывая густую траву вокруг.

Я спросила Лян Шэна: «В будущей жизни Сяоми сможет вспомнить дорогу сюда?»

Лян Шэн ответил: «Глупышка, что ещё за будущая жизнь?»

Я неожиданно фыркнула, как Сяоми, топнула ногой на Лян Шэна, обвинила: «Ты лжец! Есть следующая жизнь, непременно есть!» Говорила и говорила, мне вдруг стало обидно, слёзы покатились из глаз к розовым уголкам губ.

Лян Шэн, растерянно глядя как я реву, сказал: «Цзян Шэн, не плачь, не хочу видеть, как ты плачешь».

Я утёрла слёзы, скривила рот в некрасивой улыбке, сказала: «Лян Шэн, в следующей жизни, я не буду твой младшей сестрой, хорошо? Пусть Сяоми будет твоей сестрой вместо меня?»

Лян Шэн не стал отвечать. Одинокая луна светила на небе, равнодушная к одиночеству человека.

В тот день вечером Сяоми пропала, всё говорило о том, что она умерла. Взрослые считают, что кошки, эти странные животные, когда приходит время умирать, прячутся, не позволяя человеку увидеть.

Мне постоянно казалось, в этом мире все кошки – девочки, а все собаки – мальчики. Все девочки, как кошки, осторожно таят свои мысли и раны, боясь, что другие узнают; а у всех мальчиков, как у собак, взгляд отражает душу. Даже без слов, по выражению глаз можно понять их внутренний мир.

В тот вечер Лян Шэн на каменном жёрнове повторял уроки, а я сидела рядом, качая ногами, смотрела на небо. В тринадцать лет я столкнулась с первой разлукой, потеряла Сяоми.

Я спросила Лян Шэна: «Брат, знаешь, кем ты был в предыдущей жизни?»

Лян Шэн закрыл книгу, покачал головой. Посмотрел на меня кристально-чистыми, как лунный свет, глазами.

Я продолжила: «А вот я знаю, кем была».

Лян Шэн стукнул меня по голове книгой, улыбнулся, бездумно сказал: «Цзян Шэн. По-моему, ты станешь наследницей главной шаманки. Лучше я буду звать тебя шаманка Цзян».

Я нахмурила брови, скорчила ему злодейскую гримасу, сказала: «Брат, на самом деле, я действительно знаю, кем была в прошлой жизни. В прошлой жизни я была кошкой, такой же, как Сяоми».

Я мирно смотрела на Лян Шэна, в лунном свете глаза Лян Шэна сверкали как звёзды, мягкие и добрые. Я сказала: «Лян Шэн, ты веришь? Каждая девочка, у которой есть старший брат, в прошлой жизни была кошкой».

Лян Шэн в недоумении смотрел на меня, покачал головой, спросил: «Почему ты так решила, Цзян Шэн?».

Я ответила: «На самом деле, я так чувствую. В прошлой жизни твоя младшая сестра не согласилась снова стать твоей сестрой, и сказала кошке Цзян Шэн, которую держала на руках: «Цзян Шэн, в следующей жизни, будь вместо меня для моего брата младшей сестрой». Поэтому в прошлой жизни кошка, которую звали Цзян Шэн, стала младшей сестрой Лян Шэна».

Ветер трепал мои тонкие мягкие волосы, Лян Шэна, похлопав ресницами, спросил: «Цзян Шэн, тогда кем я был в прошлой жизни?»

Я, высокомерно закатив глаза, ответила: «Брат, ты дурак? В прошлой жизни ты был Лян Шэном».

«А…, - тихо протянул Лян Шэн. - Тогда кем стала моя младшая сестра из прошлой жизни?»

Я грустно застонала и, не оглядываясь, спрыгнула с каменного жёрнова: «Кого волнует, твоя чёртова младшая сестра из прошлой жизни? К чему беспокоить кошку Цзян Шэн? Пусть она всю жизнь грустит! Мне ненавистна та твоя сестра из прошлой жизни!»

Лян Шэн позади меня покачал головой, сказал: «Цзян Шэн, иногда я боюсь тебя, сама придумываешь странные вещи и сама же злишься? Действительно дурная девчонка!»

Я, не оборачиваясь, зашагала в дом…

Лян Шэн даже сейчас не знал, как мне было грустно тогда, три года назад, какие крупные слёзы катились из глаз, когда я вошла в дом. Как и в тот год, преисполненный ожиданием весенней поездки, в которой учитель так категорически мне отказал. В тот миг я, тринадцатилетняя, увязла в своём собственном вымысле, не находя выхода: я глубоко верила, в моей прошлой жизни, я была счастливой кошкой, которую звали Цзян Шэн, а в этой превратилась в девочку, которой нечему особо радоваться».

Только, Сяоми, прошу тебя, непременно запомни, как выглядит Лян Шэн, запомни дорогу домой и в следующей жизни будь за меня младшей сестрой Лян Шэна.

27. Поэтому, Лян Шэн, ты говоришь неправду:

27. Поэтому, Лян Шэн, ты говоришь неправду.

Я проглотила яйцо, что положил мне Лян Шэн. Бэй Сяоу и Сяо Цзю уже закончили есть.

Лян Шэн, глядя на меня, сказал: «Цзян Шэн, о чём же ты задумалась, что так медленно ешь?»

Бэй Сяоу улыбнулся, сказал: «Она думает, что много есть – лишние расходы. Ты видел когда-нибудь, чтобы тощий бобовый стручок, ел семена стеркулии?»

Лян Шэн пристально взглянул на Бэй Сяоу, сказал: «Не подкалывай Цзян Шэн, она и так худа, ещё ты наезжаешь, целыми днями своими нападками громишь её моральный дух, топчешь и тиранишь…»

Сяо Цзю улыбнулась, сказала: «Лян Шэн, твой словарный запас очень велик, но если ты действительно хочешь, откормить свою Цзян Шэн, давай ей сразу мёд. Не пройдёт и пары месяцев, она перестанет быть такой плоской, как лист».

Я с недовольством наблюдала за ними: «Какое вам дело до моей комплекции? Мне моя фигура нравится, вы думаете, раз плоская, то не смогу подняться?»

Бэй Сяоу захихикал, сказал: «Так, так, Цзян Шэн, с этого момента, я больше не буду подавлять твой моральный дух. Понял, что ты сейчас умственно неполноценная. Я и Лян Шэн с самого начала плоские, а тебя не разглядишь и не нащупаешь».

Сяо Цзю с другой стороны подхихикивала. Лян Шэн услышал, лицо позеленело, поставил чашку и заорал на Бэй Сяоу: «Не неси чушь про Цзян Шэн!»

Бэй Сяоу покачал головой, заискивающе улыбнулся Лян Шэну, сказал: «Уважаемый, я только говорю, человек вырос, нечем задницу прикрыть. Чего ты так придираешься? Несправедливо».

Сяо Цзю улыбнулась, сказала: «Цзян Шэн, мы с Бэй Сяоу не наговариваем на тебя. Однако я, как старшая сестра, боюсь, через несколько лет, ты не сможешь отделаться от мысли сделать пластическую операцию, лучше пока не сформировалась окончательно, ешь мёд».

Закончив говорить, они вдвоём выскользнули из дома.

Я повернулась к Лян Шэну, спросила: «Брат, я действительно некрасива?»

Лян Шэн ответил: «Не слушай, что болтает эта парочка. Цзян Шэн красивая».

Я неразборчиво пробормотала: «Тогда… Тогда есть вероятность, что я стану ещё краше?»

Лян Шэн на миг потерял дар речи, в конце концов, рассмеялся и сказал: «На мой взгляд, в этом нет необходимости. Цзян Шэн, послушай брата, Бэй Сяоу, этот мерзавец, постоянно пытается принизить твою самооценку, оставь эти заморочки».

Я тихонько позвала: «Брат». Потом посмотрела вокруг, обнаружила, что родители спят, тихо сказала: «Ты забыл, Бэй Сяоу – мой парень».

Лян Шэн взъерошил мой волосы, сказал: «Да ладно! Значит пора надевать зелёную шапку*».

(* - аналог высказывания о рогах при неверности супруга)

Я захохотала и продолжила есть лапшу, приготовленную Лян Шэном. Подняла голову, взглянула на него и сказала: «Брат, если я в этой жизни буду иметь возможность, есть сваренную тобой лапшу, этого достаточно».

Лян Шэн сказал: «Не болтай глупости, надоест ведь до смерти?»

Я упрямо качала головой: «А если не надоест?»

Лян Шэн улыбнулся: «Тогда ладно, я всю жизнь буду готовить тебе лапшу. Это просто».

Я покачала головой, сказала: «Брат, ты тоже научился врать. Нехорошо».

Лян Шэн разволновался, вскинул брови, сказала: «Когда это я тебе врал? Разве я говорю неправду?»

Я ответила: «Да, неправду. Когда вырастешь, у Лян Шэна будет семья, Цзян Шэн тоже хотела бы иметь семью. Лян Шэн будет варить лапшу другим. Может даже, кто-то будет варить лапшу для Цзян Шэн. Но Лян Шэн не сможет варить лапшу для Цзян Шэн всю жизнь, поэтому, Лян Шэн, ты говоришь неправду».

Лян Шэн помедлил, слабо улыбнулся. Я увидела, что его глаза наполнились светом, он шмыгнул носом и, улыбаясь, сказал, что, похоже, простудился. Тот свет внезапно сменился мраком и исчез.


Вечером мы вынесли летние циновки во двор. Я ворочалась с боку на бок не в силах уснуть. Лян Шэн собрал в кучу колотые дрова и сырую траву, поджёг, повалил густой дым, чтобы отгонять комаров.

Он обмахивал меня веером, его лоб покрылся испариной, он спросил меня: «Цзян Шэн, тебе кто-то звонил сегодня?»

Я, удивлённо взглянув на Лян Шэна, кивнула: «Да. Одни друг».

Лян Шэн улыбнулся, сказал: «Не заметил, что у нашей Цзян Шэн появился друг».

Я ответила: «У меня много друзей, Сяо Цзю, Цзинь Лин, ещё в общежитии, много».

Упомянув Цзинь Лин, я вспомнила, что должна была ей позвонить. Даже не знаю, добралась ли она до Нанкина, веселится или нет, встретила ли красивого парня.

Лян Шэн сказал: «Я знаю, но Бэй Сяоу сказал тот человек из высоких кругов, не из нашей школы. Я волнуюсь, что ты столкнулась с плохим человеком».

Я показала язык и сказала: «Так или иначе, я такая плоская, плохой человек, увидев, сразу сбежит».

Лян Шэн растерянно спросил: «Цзян Шэн, ты так уходишь от ответа?»

Я ответила: «Брат, не думай обо мне так. Тот мужчина потерял мобильный, спрашивал, не видела ли я его. Всё не настолько сложно».

Сяо Цзю перекатилась к Лян Шэну: «Цзян Шэн не обманывает тебя, тому молодому господину каждый день прекрасные цветы туманят взор. А Цзян Шэн, такой стручок, в лучшем случае может сойти за лук или чеснок».

Лян Шэн сказал: «Я просто спросил».

Я поинтересовалась у Лян Шэна: «Брат, после приезда сюда ты не связывался с Вэйян? Осторожней, разозлишь девушку».

Лян Шэн постучал меня веером по голове, сказал: «Что ты себе постоянно придумываешь?»

Я смотрела в чистые смеющиеся глаза Лян Шэна, на уголки рта, сложившиеся в пленительную улыбку, закрыла глаза и провалилась в сон. Во сне я кошка из прежней жизни по имени Цзян Шэн, равнодушная и надменная. Не знаю слёз, не знаю страданий.

Мне приснился Лян Шэн. Он был похож на принца, сидел за фортепьяно, тонкие длинные пальцы скользнули по чёрно-белым клавишам, и в тот же момент, будто поток воды, хлынули звуки волнующей музыки. Он слегка улыбнулся, на щеках появились ямочки. С другой стороны фортепьяно красивая юная девушка, как облачко, летящая, воздушная, неземная. Она не плачет и не грустит, уголки губ изогнуты в чарующей улыбке. Из-за того что во сне, я только кошка по имени Цзян Шэн, гордая и безразличная.