25.
Вышла из аэропорта и сразу позвонила. Неожиданно ответила Цзянси, в голосе тревога и смятение:
- Цзяци, ты где? Брат вдруг потерял сознание, мы сейчас в больнице.
У неё ёкнуло сердце от внезапного испуга и паники.
Спросила адрес больницы и сразу помчалась туда.
К счастью это был не час пик, дороги без пробок. Цзяци ворвалась в больницу, Цзянси встретила её, глаза красные, заплаканные, сказала:
- Врач сказал состояние плохое, мама уже приехала.
Цзяци охватил жуткий страх.
Рванула в палату, длинные коридоры, многочисленные двери с обеих сторон, изо всех сил бежала вперёд, Цзянси из-за спины:
- В реанимации.
Жуань Чжэндун в реанимации, через большое окно можно только видеть силуэты хлопочущих врачей и сестёр.
- Вчера, когда ты не вернулась, брат целый день молчал. Сегодня утром встал, сказал, что плохо себя чувствует. Он никогда не жаловался на самочувствие, всегда терпел боль. Я стала звонить в больницу, ещё не успела дозвониться, а он уже упал.
Цзяци чувствовала сожаление и раскаянье. Если бы не она, если бы она не колебалась в тот день, возможно, этого бы не произошло, это всё её вина.
Всё произошло из-за её слабоволия.
Ноги подкосились, опёрлась о стену, только так можно было устоять.
Подошёл секретарь Чжан, перебросился парой слов с Цзянси. Цзянси повернулась к ней и сказала:
- Мама хочет тебя видеть.
Сердце Цзяци будто взрезали ножом, из-за небывалого страха и паники. Накатило оцепенение. Ничего не чувствуя пошла за человеком, прямо-прямо, пока не дошли до гостиной.
Вокруг всё размыто. Увидела человека, сидящего на диване, не нашлась, что сказать, и только молча опустила голову.
Голос мамы Жуань Чжэндуна немного хриплый, лицо усталое и измождённое. В этот момент она было просто матерью.
- Я говорила отцу Дунзцы о тебе. Рассказала, как ты хорошо относишься к Дунцзы.
Немного остановилась и продолжила:
- В тот день Дунцзы звонил отцу. Он не одобрил ваши отношения. Главным образом из-за того, что Дунцзы болен, а ты ещё молода. Боялся, удерживать тебя.
У неё, в конце концов, полились слёзы:
- Нет.
Перехватило дыхание, но продолжала говорить:
- Не хорошая, я не вернулась во время, заставила его волноваться.
Любые слова бесполезны, она так ненавидела себя, что хотела умереть.
- Можно взглянуть на это по-другому, я рада, что ты всё-таки вернулась.
Она молча плакала. Госпожа Жуань смотрела понимающим взглядом.
- Ты здравомыслящая девочка, к тому же порядочная и добрая. Раз ты рядом, я не волнуюсь.
Легонько похлопала Цзяци по руке:
- Доктор сказал, он придёт в себя. Надеюсь, ты сможешь успокоить его.
Жуань Чжэндун очнулся вечером, настоял, чтобы покинуть реанимацию, и занял частное отделение.
Из-за болеутоляющих лицо серое, настроение сносное. Увидев её, всё-таки через силу улыбнулся, голос немного хриплый:
- Ты вернулась?
Говорил медленно, почти по словам, делая паузы.
За несколько дней, что не виделись, он похудел так, что почти не узнать. На постели казался ещё более худым.
Взяла его за руку. Из-за капельницы рука ледяная. Обхватила её двумя ладонями, пытаясь согреть.
Он сказал:
- Не волнуйся, я просто неожиданно потерял сознание.
Говорил медленно, возможно из-за боли. Усмехнулся:
- Осрамился ещё больше чем в прошлый раз. Тогда упал в ванной, теперь запнулся о ковёр в гостиной.
Госпожа Жуань посетовала:
- Ты всё не слушаешь, если бы согласился находиться в больнице, разве случилось бы такое? Сейчас придётся остаться здесь.
- Мам, со мной всё хорошо. Не веришь? Вот поднимусь и пробегу три круга, посмотришь?
Госпожа Жуань рассердилась:
- Болтаешь глупости.
- Зачем приехала? - помолчал и снова спросил. - Не напугал отца? Если заставлю его волноваться, моя вина увеличится.
- Когда тебе плохо, разве мама может не приехать? Сицзы по телефону внезапно расплакалась, хорошо, что я эти пару дней была по делам в Цзянсу*, смогла быстро добраться. Твой отец не знает. Эх ты, заставляешь нас беспокоиться.
Похоже, Жуань Чжэндун очень утомился. После недолгого разговора с матерью, сразу, не почувствовал, как уснул.
Цзяци не смела, двинуться. Пришла Цзянси, легонько высвободила руку Жуань Чжэндуна из её руки.
Однако она всё не решалась пошевелиться, не решалась заговорить, боялась, что заплачет.
Через некоторое время подняла голову, оказалось Цзинси смотрит на неё, на глазах блестят слёзы.
А она даже плакать не смела.
Боялась, что он неожиданно уйдёт. Только что поняла, почувствовала, что всё можно начать заново, а он напротив, решил покинуть её.
Не могла простить себе.
Всё время сидела, не смея двинуться.
Боялась разбудить его, но ещё больше боялась, того, что не выразить словами.
Не шевелясь, как мелкая букашка, в бесконечном мраке свернулась в маленький комочек с одной надеждой, что проглянет лучик света.
Но свет никогда не блеснёт для неё.
Она чувствовала ужасный страх, никогда так не боялась, до дрожи.
Госпожа Жуань должна была вернуться в Нанкин, на следующий день было запланировано мероприятие по иностранным делам.
Цзянси и Цзяци провожали её из больницы.
Перед тем, как сесть в машину, она взяла Цзяци за руку, тон сентиментальный и торжественный:
- Цзяци, спасибо тебе.
От горя Цзяци почти утратила самообладание:
- Тётушка.
Та сжимала руку Цзяци довольно долго, в конце легонько похлопала и, сев в машину, уехала.
Вид у Цзянси тоже был измученный. Цзяци уговаривала её пойти домой, отдохнуть, но та сказала:
- Я проголодалась, ты тоже ничего не ела, сходишь со мной перекусить?
Цзянси, действительно, очень похожа на старшего брата. Хотела заставить её поесть, однако действовала не напрямик, а используя обходные аргументы.
Обычно Цзянси, как и Жуань Чжэндун, была привередлива в еде, никогда не обидит себя. Однако сегодня, похоже, совсем не думала об этом, просто нашли самую ближайшую по дороге закусочную, сели и заказали блюда.
Цзяци боялась, о чём она будет говорить, сама же лишь молчала. Но неожиданно Цзянси тоже ничего не говорила, а только молча ела.
Цзянси ела много, не произнося ни слова, а Цзяци, напротив, почти ничего не могла съесть.
В конце Цзянси сказала:
- Наелась.
- Моя подруга, - рассказала Цзяци, - раньше говорила, наешься и сразу не так грустно.
Цзянси вздохнула:
- Твоя подруга не права. Если действительно грустно, как не наедайся, не почувствуешь себя лучше.
- Да, - сказала Цзяци, - но если можно поесть, я всё-таки стараюсь наесться, потому что если голоден, то ещё тяжелей. Мой отец учил, как бы ни было горько и трудно, ты должна постараться и позаботиться о себе.
- Но ты почти не поела.
- Я уже старалась, только больше ничего съесть не могу.
Цзянси наблюдала за ней:
- На самом деле, вчера я думала, ты не вернёшься.
- Я же обещала твоему брату, сказала, ждать меня. Как я могла не вернуться?
- Восхищаюсь тобой. Раньше не понимала, что в тебе такого хорошего, а сейчас поняла, это старание. У окружающих нет твоего усердия, ты постоянно стараешься для других, стараешься для себя. Хочешь, чтобы другие были счастливы, надеешься, что тоже будешь счастлива. Колеблешься, робеешь, даже можешь сбежать, но каждый раз мужественно возвращаешься, чтобы встретить лицом к лицу. Когда надо чем-то пожертвовать, без колебаний жертвуешь собой, вкладываешь максимальные усилия, совершенно не обращая внимания на последствия. Столкнувшись с трудностями, ты тоже можешь заплакать, но чаще скрываешь свою боль. Именно поэтому они любят тебя, из-за твоей естественности. Ты обычный человек, обычная женщина, у тебя есть плоть, кровь, недостатки, но твоя наполненность жизнью заставляет людей чувствовать, что это и есть жизнь.
Цзяци сказала:
- Не преувеличивай, во мне не так всё хорошо.
Цзянси ответила:
- Ты хороша тем, что не так хороша.
Брату повезло, что у него есть ты. Хотя на его взгляд всё складывается не очень, но я верю, вы непременно будете вместе. Потому что брат очень сильный, а у тебя есть мужество. Если в будущем вы столкнётесь с каким-либо препятствием, я даже не буду волноваться, потому что ты не бросишь и не испугаешься.
Цзяци тихо сказала:
- Нет, я испугалась, первый раз встретив твою маму, ужасно испугалась.
Сейчас она ещё больше боялась, этот страх - почти ужас.
Ужас, перед которым она бессильна.
Цзянси постаралась сменить тему, выдавила натянутую улыбку:
- Расскажу тебе один секрет, даже брат не знает. На самом деле, я тайком послала отцу твою фотографию, посмотреть.
Цзяци уставилась на неё.
Та старалась говорить нарочно легко и непринуждённо:
- Я выбрала самую красивую фотографию, честно. Снимал брат, ты с Цзя Гу Вэнем на лужайке играете с водой. Ты получилась очень живая и милая. Не смотри так на меня, меня заставили. Брат поссорился по телефону с отцом. Пошумев, отец просил секретаря, позвонить, поговорить, раз не позволил встретиться, во всяком случае, следует хотя бы показать фотографию. Брат не стал этого делать, у меня не было выхода, как только тайно передать им фотографии.
Цзяци не знала, что сказать, а Цзянси продолжила:
- На самом деле, отец больше всех переживает за брата. Хотя внешне кажется, он слишком суров с ним, на самом деле, по сравнению с мамой, он более мягкосердечен. Каждый раз вспылит на брата, как летний гром, оглушительно, но не обязательно, что сразу пойдёт ливень. Не волнуйся, есть свет в конце туннеля. Если уладить с отцом, мама не сможет помешать.
Цзянси что есть силы старалась казаться воодушевлённой, будто в будущем придётся решать много проблем. Она не могла остановиться, боялась, если остановится, то расплачется.
А Цзяци слушала с серьёзным видом и на всё, что бы та ни говорила, улыбалась и кивала головой.
Будущее, есть ещё далёкое будущее. Она будет с ним вместе. Если она будет с ним, то справится. Неважно, какие возникнут проблемы, они смогут, вместе.
Состояние Жуань Чжэндуна постепенно стабилизировалось, только необходимо было принимать болеутоляющее. Моральный настрой можно сказать хороший, даже мог вставать с постели, однако день за днём молчал.
Раньше он много говорил, постоянно поругивался с Цзяци, но сейчас она изо всех сил пыталась раздразнить его, а он максимум улыбался и ерошил ей волосы.
Она падала духом, так как это обращение напоминало обращение с Цзя Гу Вэнем.
Когда Цзя Гу Вэнь ластился, он только похлопывал его по голове.
Утром в канун Нового года*, больница, наконец, сдалась на уговоры и согласилась отпустить Жуань Чжэндуна на один день, встретить Новый год.
Дома было оживлённо. Цзянси несколько дней назад нашла помощников, украсить большой дом. Правда, украсили, как на Рождество.
Цзянси услышав подобные комментарии Жуань Чжэндуна, расстроилась и потащила Цзяци, чтобы та восстановила справедливость.
Цзяци сказала:
- Немного напоминает Рождество, везде иллюминация. Надписи с пожеланиями наклеили, но повесили только ягоды боярышника.
Заставляет чувствовать радостное волнение, хотя и выглядит ужасно вульгарно. На самом деле, Цзяци любила такого рода оживлённую атмосферу, но на словах всё отрицала.
Цзянси сказала:
- Ох! Ты сейчас во всём вторишь брату, дорожишь сладострастием больше, чем дружбой. Не уважаешь свою будущую сестру.
Тётушка Ли и остальные разъехались по домам в отпуск. В огромном доме остались только они трое, но всё-таки было довольно весело. Цзянси предложила по традициям северных провинций лепить всем вместе пельмени. Трое на кухне, с одной стороны телевизор, с другой поле боя, закатав рукава, с серьёзным видом полностью поглощены своим занятием. Цзянси заранее приготовила большой мешок муки, море мясного фарша, ещё разного рода приправы.
Цзяци отвечала за раскатывание теста и подготовку начинки, Жуань Чжэндун и Цзянси лепили пельмени.
Оба лепили очень медленно, но пельмени Жуань Чжэндуна выходили по всем правилам и были намного лучше, чем у Цзянси. Поэтому он самодовольно заявил:
- В прошлом мы в армии на Новый год все лепили пельмени, весь офицерский состав. Ночью в канун праздника глава военного совета спустился посмотреть, увидел слепленные мной пельмени, один за другим хвалил: отлично, отлично.
Цзянси не могла смириться и шипела:
- Ты вырос на его глазах, как можно не хвалить тебя? Не смотри, что мои пельмени невзрачны на вид, в них больше начинки и они вкуснее.
Жуань Чжэндун улыбнулся:
- Твои начнёшь варить, они сразу развалятся. Не веришь, спроси Цзяци.
- Чего её спрашивать, она так или иначе согласится с тобой, третируешь меня. Все как женятся, сразу забывают про родных, ты вот хорош, даже сестру в результате забыл.
Жуань Чжэндун только улыбался. Цзяци специально сделала один со сладкой начинкой, говорят, кому достанется, тому в следующем году повезёт.
По телевизору выпуск новостей CCTV, по обыкновению показывали, как вся страна и народ радостно встречают Новый Год, канун праздника во всех провинциях и городах, ток-шоу тоже посвящено подготовке к празднованию.
Жуань Чжэндун сказал:
- Почему на вашем канале всё, как и десять лет назад, никаких радостных неожиданностей.
Цзянси ответила:
- Стабильность лучше всего. Руководство нашего канала считает, в момент общегосударственного празднования не нужно никаких неожиданностей, радостно - и ладно.
Пельмени сварились, каждому по плошке. Те, что делала Цзянси, действительно, развалились. Но все трое ели с аппетитом, даже Жуань Чжэндун не удержался и съел несколько.
Последнее время он уже почти ничего не ел.
Жуань Чжэндун неожиданно ойкнул, Цзяци тревожно спросила:
- Что случилось? Горячо?
Он только улыбнулся.
Оказалось, съел пельмень со сладкой начинкой. Цзянси обрадовалась:
- Брат, в следующем году обязательно поженитесь с Цзяци, поедим сладенького.
Тайно пожала запястье Цзяци. Цзяци улыбнулась ей, поняла, что та знала о тайном знаке в пельменях.
Цзянси шептала на ухо:
- Ты необъективна, как мой брат. Придётся завтра найти для него большой красный конверт. Ты тоже должна приготовить мне конверт.
Цзяци только слегка улыбалась.
Предполагается, что бодрствование в новогоднюю ночь должно длиться до двенадцати часов.
Цзяци боялась, что Жуань Чжэндун не выдержит, и около десяти часов принялась уговаривать его идти спать. Он не соглашался:
- Вы развлекаться, а я спать?
Видя, что Цзянси не обращает внимания, прошептал Цзяци:
- Только если ты составишь мне компанию.
- Хорошо, - ответила Цзяци.
Заставила его растеряться, а Цзянси только улыбалась:
- Я ничего не вижу и не слышу.
Цзяци поднялась с Жуань Чжэндуном наверх, зашла переодеться в пижаму, он, однако, уже закрыл дверь в спальню.
Постучала:
- Прекрасное дитятко, открой дверцу, я вовсе не большой серый волк, не съем тебя.
Он рассмеялся и открыл дверь, позволив её войти.
У него была большая кровать в старинном испанском стиле уже довольно старая, с четырёх сторон резные колоны. Цзяци почувствовала, что кровать слишком мягкая, легла, и голова закружилась. Лёжа на кровати, смотрели телевизор. Повернулась и обняла его, положив голову ему на грудь. Он наклонился и поцеловал её, но только поцеловал, без всяких других мыслей.
Праздничные программы на Новый год, как и раньше, довольно скучные.
Песни и пляски, неинтересные сяншэн*, натянутый юмор миниатюр, соло, что невозможно слушать.
Цзяци пошутила:
- Ты знаком с начальником главного управления радио и телевидения? Позвони ему, скажи, всё смотрится ужасно. Должен же он прислушаться к голосу народных масс.
Он с серьёзным видом задумался:
- О, я знаком с ним, но забыл номер телефона.
Она, улыбнувшись, спрятала лицо у него на груди.
Рассказывал ей истории из детства.
- Раньше, пока дед был жив, не важно, насколько кто занят, все члены семьи приезжали на праздник весны*. Собирались вместе, взрослые, дети, больше двадцати человек, шумно и весело. Дед умер, и семья перестала собираться. Отец чем дальше, тем сильнее загружен, каждый год они с мамой как раз на праздник весны уезжали, в доме оставались только мы с Сицзы.
В этом году, хотя нас было только трое, я рад. Дом давно не был так оживлён. Это, наконец, похоже на дом.
Она предложила:
- Тогда, давай следующий Новый год ещё так отпразднуем. Было бы здорово, если бы в следующем году мы уже поженились. Так мы могли бы встретить праздник весны вместе с твоими родителями.
Он был недоволен:
- Как ты можешь первой делать предложение? Это я должен просить.
Улыбнулась:
- Ты всё время уклоняешься, мне только и остаётся заговорить первой.
Он улыбнулся, однако ничего не сказал.
Через некоторое время неожиданно спросил:
- Цзяци, ты любишь меня?
И не дожидаясь ответа, продолжил:
- На самом деле ты всё ещё любишь Хэпина? Так даже лучше, правда. Хоть я и говорил, что дам тебе время и добьюсь твоей любви, но сейчас я рад, что ты всё ещё не влюбилась в меня. Так я, если вдруг однажды уйду, буду чувствовать себя абсолютно спокойно.
Она не смела двинуться, и тем более не осмеливалась открыть рот. Только боялась, что стоит шевельнуться, и сразу хлынут стоящие в глазах слёзы.
Он говорил:
- Всё-таки хорошо, что ты не успела полюбить меня.
Его губы коснулись её лба, она молчала и не двигалась. Вот так, пусть он обнимает её долго-долго и целует.
После этого он долго лежал неподвижно. Рука Цзяци онемела, медленно вытащила, оказалось, он уже уснул.
Смотрела на него, вблизи он выглядел ещё более худым, волосы разлохмачены, как у спящего ребёнка, из-за тепла, к серым щекам прилила кровь, что выглядело ещё более грустно.
Через какое-то время она тоже уснула.
Среди ночи вдруг проснулась, однако не решилась пошевелиться.
Он не зажёг свет. В темноте смутно можно было видеть, что его тело трясётся от боли. Скорчившись, тянул руку к болеутоляющему на прикроватной тумбочке. Дыхание трепетало от боли и дрожи, однако он действовал с особой осторожностью, боясь разбудить её.
Она тихо лежала в темноте.
Он, наконец, нащупал таблетки, и сразу проглотил.
Она не шелохнулась, только слушала его, неглубокое, сдерживаемое из-за острой боли дыхание. Мало-помалу лекарство начало действовать, измученный он уснул.
Она не могла даже заплакать.
До пробуждения Жуань Чжэндуна их поза во сне была очень интимной. Как два маленьких ребёнка. Она положила голову ему на плечо, свернувшись в его объятиях.
Он пристально посмотрел на неё, улыбнулся:
- Ух ты, за ночь стали гораздо ближе, хочешь, чтобы после этого я взял ответственность.
Она следовала репликам роли:
- Напилась, ничего не помню. Но я готова взять ответственность.
Он обнял её, она уткнулась лицом ему в грудь, слушала биение его сердца, тук-тук… прижалась так близко, что чувствовала удары, и успокаивает, и тревожит.
- Цзяци, - голос гудел в груди.
- Мм?
Рядом с ним тепло, спокойно, он в итоге так ничего и не сказал.
Примечания к главе 25.
Цзянсу - провинция в КНР.
Имеется в виду Новый год по лунному календарю.
Сяншэн - жанр традиционного китайского комедийного представления.
Праздник весны - Новый год по лунному календарю.
