8.
Ей не удалось переубедить сына, и она спустилась вниз.
Мэн Дуцзинь в гостиной читал газету. Села, взяла пульт, стала беспокойно переключать каналы. Мэн Дуцзинь поднял на неё взгляд:
- Не получилось?
- Твой сын ещё упрямее, чем ты. Скажешь ему слово, он сразу огрызается. Думаю, у него наваждение.
Мэн Дуцзинь усмехнулся:
- Я же предупреждал, не ходи, дай остыть, а то добьёшься прямо противоположного, но ты не поверила. Мы ещё её не видели, а ты уже против, немного несправедливо, не находишь.
- Когда увидим, будет уже поздно. О нынешних девушек, что можно понять с первого взгляда? Ты совсем не волнуешься о сыне. Посмотри на невестку младшего сына старика Сюйя. Тоже местная, выросла красавицей, родители преподают в университете, худо-бедно считаются интеллигентной семьёй, и что в результате? Целыми днями крутила хвостом, заставляя всех нервничать. Супруги Сюй злятся. Встретила госпожу Лю, она сразу мне жаловаться. В конце концов, с горем пополам их семейство культурненько перевели в Тибетский военный округ, тем и успокоились. Наша семья может позволить такое? Я вижу, для тебя жизнь сына на последнем месте.
Добавила:
- Даже нет нужды смотреть на таких девушек.
Мэн Дуцзинь не согласился:
- Ты судишь необоснованно.
- Я хочу заранее предотвратить катастрофу, – Сяо Юнь настаивала на своём. - Вот Сицзы - здравомыслящая девушка, не только красивая, но и семья хорошая. Нашего Хэпина не поймёшь, всё так хорошо могло сложиться, а он луну из воды вылавливает*.
Мэн Дуцзин расхохотался:
- Что за луна из воды? Хэпин ведь не обезьяна.
- Ты ещё в настроении шутить, - разозлилась Сяо Юнь. - Всё потакаешь ему. Я сразу говорила, пусть идёт в военное училище, но тебе обязательно нужно было предложить, чтобы он сам решал, куда подавать документы. Побыл за границей и наперекор всем вернулся, ты снова поддержал его, позволил ему учиться в магистратуре. И вот сегодня, он опять проявляет характер, а ты потакаешь, я посмотрю, куда его заведут твои поблажки.
- Ты то про одно, то про другое. Недовольна, что Хэпин не идёт у тебя на поводу, не заводит любовную интрижку с Сицзы? Сицзы хорошая девочка, но и только. Насильно мил не будешь.
Он сложил газету и сказал:
- Хватит об этом. «Ци слишком богат, чтобы быть подходящим партнёром для брака». Это не обязательно хорошо.
- Ладно, пусть не семья Жуань. У твоих соратников есть дочери, среди них много незаурядных, хорошо знающих правила. Выбрал бы Хэпин любую из них, мы бы хлопот не знали.
- Ребёнок вырос, сам знает, что выбирать. По-моему, сейчас ограничивать его свободу неуместно. Сходи в свободное время к ним в университет, пусть покажет тебе ту девушку. Если уж совсем не подойдёт, снова проведём с ним работу.
Сяо Юнь не ответила, Мэн Дуцзинь наседал:
- Давай, поговори с Хэпином, скажи, что мы должны сначала посмотреть. Иди, мальчик от злости заснуть не сможет.
- Не пойду, - лицо Сяо Юнь застыло. - Ну и пусть не спит. Его более двадцати лет растили, а из-за глупой девчонки он с нами ссорится, зря растили.
Мэн Дуцзинь не знал то ли плакать, то ли смеяться:
- Посмотри на себя, ты по сравнению со своим сыном ещё более дитя.
Хотя Сяо Юнь так сказала, в конце концов, всё-таки пошла, поговорить с Мэн Хэпином:
- Через пару дней зайду к тебе в университет, покажешь мне её.
Мэн Хэпин улыбнулся:
- Мам, она тебе сразу понравится.
Вернувшись в университет, Мэн Хэпин сообщил Цзяци. Цзяци разволновалась и сразу заохала:
- Что? А я могу сбежать?
Мэн Хэпин уставился на неё, а она тихим голосом прошептала:
- Я боюсь.
- Чего тут боятся. Рано или поздно всё равно надо встретиться. Ты же со мной.
Тогда были выходные, всё обитатели общежития утром валялись в кроватях. Цзяци встала очень рано, помыла голову, снова переоделась, примерила одно – не подходит, другое - тоже не подходит. Чан Юаньюань заспанно посмотрела и спросила:
- Наша Трещётка сегодня собирается поработать синхронистом в Дяоюйтае*? Чего тебе не спится?
Цзяци уныло ответила:
- Даже перед синхронным переводом я бы не так волновалась. Придёт мама Мэн Хэпина, у меня даже ноги дрожат.
Только она это сказала, как Цзюаньцзы сразу подскочила с кровати и закричала:
- Ой, это же свекровь. Принарядись. Давай, давай, бери мою одежду, посмотрим, что бы для тебя подобрать.
Чан Юаньюань, протирая глаза, сказала:
- Ты слишком трепещешь перед семьей Мэн Хэпина, боишься, что из-за тебя они окажутся в неловком положении. Посмотри, как волнуешься, как перед встречей с партийно-государственным руководством.
Но хотя она так сказала, всё-таки тоже начала давать указания:
- Оденься строго и спокойно, старшие это одобрят. Я дам тебе свой новый шёлковый шарф, гарантирую, будешь как утончённая леди.
Совестными усилиями всей комнаты, к тому времени как Мэн Хэпин пришёл за ней, приготовления были завершены.
Цзюаньцзы посмотрела в зеркало на Цзяци и одобрила:
- Иди, иди. Не то что с мамой Мэн Хэпина, можешь без проблем встретиться с мамой наследника Испании.
Цзяци хихикнула.
В машине Мэн Хэпин тоже тихо похвалил её:
- Ты сегодня такая красивая.
Она немного робела, но это скрывал лёгкий макияж, который ещё больше подчёркивал живые блестящие глаза, похожие на гладкую поверхность пруда, в глубоких водах которого отражалась только его тень. Он лишь мельком взглянул на её платье и сказал:
- Ты и потом так одевайся, мне нравится.
Она пришла в замешательство:
- Хотя одежду я купила сама, шёлковый шарф мне дала Юаньюань.
Он сказал:
- Не волнуйся, потом я тебе куплю такой.
Долгое время после Цзяци постоянно вспоминала тот день, летнюю субботу. По обе стороны улицы распустились белые цветы японской софоры, кисти похожие на перья хвостов множества белых голубей. В той свежей зелени и белых цветах парил аромат цветов, гонимый слабым ветерком. Они с Мэн Хэпином сидели в такси. По радио сообщали о ситуации на дорогах: авария на развязке Сичжимэнь, пробки на втором транспортном кольце, напоминали водителям выбирать маршрут объезда… Эти повторяющиеся сообщения – песчинки десятисаженного столба багровой пыли мирской суеты города, определённо, но неразличимо. Водитель переключил канал. В динамиках одна за другой звучали любовные серенады, о боли расставания, но у неё на сердце было радостно, как в солнечную весеннюю погоду. Лёгкие пузырьки поднимались внутри, постукивали, бам-бам, вызывая нестерпимо приятное чувство.
Мэн Хэпин всё время крепко держал её за руку.
Вышли из машины.
Кроме номера дома других вывесок не было. У ворот дежурил охранник, с виду похоже на военный объект. За высокой стеной виднелась лишь роща деревьев, за которой ничего нельзя разглядеть. Мэн Хэпин пояснил ей:
- Небольшая гостиница. Мама с отцом придут сюда.
Она не привыкла к высоким каблукам. Чан Юаньюань посоветовала наклеить на пятку лейкопластырь, но идти всё рано было трудно. Апрельское солнце припекало, пока шла вся вспотела, к тому же Мэн Хэпин постоянно сжимал её руку. В лучах света можно было заметить мельчайшую пыль, как будто мелкий золотой порошок, отбрасывающий множество крошечных солнечных зайчиков. Похоже на золотистые крылья бабочек. Несметное количество миниатюрных золотых бабочек, сидели на черной поверхности асфальта дороги. Цзяци смутно догадывалась, стоит только приблизится, и эти крохотные золотистые бабочки взмахнут крыльями и улетят.
Мама Мэн Хэпина вопреки ожиданиям была молода и красива. Цзяци потихоньку набрала в лёгкие воздуха и представилась:
- Добрый день, тётушка, я Ю Цзяци.
- Садись. Присаживайтесь.
Она смерила взглядом Цзяци, но тон всё же вежливый. Попросила официанта налить чая.
Зал был очень большой, мягкий ковёр под ногами. У Цзяци было ощущение, что в грудную клетку засунули маленький барабанчик, но и он постепенно успокоился. Мама Мэн Хэпина спрашивала, она сразу отвечала.
- Хэпин говорил, ты из Чжэцзяна?
- Да, я из Шаосина в провинции Чжэцзян.
В белых фарфоровых чашках заваривался превосходный зелёный чай, чувствовался аромат. Мама Мэн Хэпина задумчиво спросила:
- Твоя фамилия Ю? Из самого города Шаосин?
- Нет. Я из городка Дунпу.
Мэн Хэпин добавил:
- Мам, это там где делают «хуадяо»*. Красивое место, маленький мостик через реку к дому, как на картине Чэнь Ифэй.
Мама Мэн Хэпина не обратила на него внимания и через некоторое время снова спросила:
- Чем занимаются твои родители?
Цзяци забеспокоилась, из-за того, как палец мамы Мэн Хэпина двигался по крышке чашки, круг за кругом, белая крышка с голубыми узорами, на тонкой, как яшма, крышке она бессознательно чиркала ногтём, вниз и снова вниз. Непонятно почему у Цзяци вдруг возникло плохое предчувствие. Это предчувствие заставило занервничать, но она правдиво отвечала:
- Мой отец работает на винном заводе, - немного помолчав, продолжила. - Мама давно рассталась с отцом, я не встречаюсь с ней.
- Как зовут твоего отца?
- Ю Минюань.
В зале установилась тишина, так тихо, что можно было услышать щебет птенцов за окном. Это серые птенцы ещё не открыли глаза, но уже звонко кричали, будто живой и прекрасный звук бубенцов сотрясал воздух, мягко и трогательно.
Цзяци не знала, что за ошибку она допустила в разговоре, но всё было не так, всё неправильно. Атмосфера сгустилась, будто сочился клей, затвердевая капля за каплей. Мэн Хэпин тоже это почувствовал и сказал:
- Мам, родители Цзяци расстались, но это не имеет отношения к Цзяци. Тогда она ещё ничего не понимала, она невиновата.
- Я поняла.
Мама Мэн Хэпина с безразличным видом смотрела на чашку с чаем. Снова измерила взглядом Цзяци. Цзяци почувствовала, что взгляд её полностью изменился. Хотя выражение лица было всё ещё вежливым, но в этой вежливости уже сквозило отчуждение, в голосе тоже слышалась холодная чопорность:
- Госпожа Ю, ваш шёлковый шарф очень красивый, если не ошибаюсь, это из новой коллекции Hermes. Слышала, что госпожа Ю ещё учится. Не знала, что нынешние студенты так богаты, носят шарфики за несколько тысяч юаней.
Цзяци и представить не могла, что этот шарф такой дорогой. Тут же покраснела. Мэн Хэпин объяснил за неё:
- Мам, это ей одолжила соседка по комнате для встречи с тобой, чтобы выглядеть нарядно и торжественно.
- Тогда ещё хуже, нынешние девушки настолько тщеславны, – она холодно окинула взглядом Цзяци. - Какая есть, такая и есть, мать давно обескураживала людей своими уловкам, как будто ты этого не знаешь.
Цзяци поднялась:
- Тётушка, я была неправа. Я только хотела произвести на вас хорошее впечатление. Никак не думала, что выйдет напротив глупо, простите.
- Ладно, закончили. Идите, - мама Мэн Хэпина потёрла виски. – У меня ещё есть дела. Хэпин, проводи госпожу Ю. Сегодня твои тётушки Гао и Люй приглашали нас отобедать, как проводишь, иди в гостиницу военного совета, я буду ждать тебя там. Не опаздывай.
Мэн Хэпин хотел ещё что-то сказать, но Цзяци легонько потянула его за угол одежды и прошептала:
- Пусть тётушка отдохнёт немного, пойдём пока.
Когда возвращались, поднялся ветер, софоры качались на ветру. По радио передавали прогноз погоды, скоро ожидается песчаная буря из Внутренней Монголии. Уголки рта Цзяци невольно приподнялись. Непогода может наступить неожиданно, вот таким образом.
Внутренняя Монголия, говорят, очень далеко. За окном машины только лёгкий ветерок, погода ясная, светит солнце. Бабочка на Амазонке только махнула крылом, а на Миссисипи поднимаются шторма. И всё в мире так, каждая мелкая случайность, потом превращаются во что-то невообразимое. А та безвинная бабочка, никогда не сможет осознать, в чём она неправа.
Цзяци почувствовала страх из-за того, что не понимала, где ошиблась, и из-за того, что нет возможности всё исправить. Но эта очевидная для всех ошибка уже повлекла ужасные последствия.
Прощаясь, Мэн Хэпин неожиданно поцеловал её в щёку. Его губы были прохладны, как свежий лимон, что добавляло в настроение леденящую тоску. Он сказал:
- Цзяци, ты ни в чём не виновата. Возможно, мама всего лишь неправильно тебя поняла. Я уговорю её.
Она сверкнула улыбкой, притворяясь, что ей всё равно. Но сама ясно понимала, что уже не в силах что-то изменить, она не понравилась маме Мэн Хэпина. Та испытывала острую неприязнь к ней, даже вежливость не могла это скрыть, заставляя Цзяци чувствовать полную безнадежность.
Вечером, когда Мэн Хэпин всё-таки пришел к ней, она всё ещё была в обеденной одежде. Только шёлковый шарф уже отдала Чан Юаньюань, поэтому тонкая шея, спускающаяся к узким ключицам, выглядела совершенно голой. Мэн Хэпин подумал, что сегодня она выглядит особенно худой, как прозрачный лист, что заставило ощутить укол в сердце.
- Ела? – спросил Мэн Хэпин.
Она кивнула, хотя на самом деле не ела. После того как вернулась, в общежитии никого не было. Она сразу занялась стиркой, простыни, пододеяльники, постирала всё, что было можно. С полудня до вечера, израсходовала полмешка стирального порошка, руки пузырились складками, но на душе было тоскливо. У человека не должно быть свободного времени. Появляется свободное время, и сразу невольно накатываются переживания. Только и остаётся, что снова и снова мыть спальню и окна.
Пока мыла окна, стемнело. На небе зажглась яркая пурпурная заря, фиолетовая как эмаль или окрашенный бархат. По радио звучала песня «Моя любовь». Музыка красива, как эти весенние сумерки. Стоя на табурете, добросовестно тёрла стекло, скрупулёзно оттирая каждое тёмное пятнышко, макала мокрую тряпку в стиральный порошок и тёрла, снова мочила тряпку и смывала пену, потом протирала досуха. Вздохнула, каждое стекло сверкало и было так прозрачно, что казалось его нет.
По радио лились звуки песни:
«Мне интересно как, мне интересно почему, мне интересно где…»
Несуществующая картинка, отсутствующий образ.
«Чтобы увидеть тебя снова, моя любовь, я пытаюсь читать, работать, смеюсь с моими друзьями…»
Внизу все ели, пили, притащив разноцветные термоса, в таком шуме на звуки радио никто не обращал внимание. Деревья вдалеке, пересекающиеся дорожки, старые здания, прячущиеся среди деревьев.
Она прислонилась лицом к стеклу, холодному как лёд, ещё пахнущему моющим порошком. Небо понемногу становилось темнее.
Потом пришёл Мэн Хэпин.
Она и раньше считала его высоким, но сегодня он казался ещё выше. Ей даже пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Голос звучал будто издалека, она не могла не улыбаться, слушая его. Он сказал:
- Пойдём, я отведу тебя в одно место.
Пока шли, ветер усилился, растрепал волосы. Ей было холодно, но она ничего не сказала.
Он тоже ничего не говорил.
С одной аллеи на другую, вышли через восточные и снова вошли в западные ворота кампуса. Она всё шла и шла за ним через весь университетский городок. Он крепко держал её руку, будто боялся, что если отпустит, она сразу исчезнет.
До боли сжал её пальцы и сказал:
- Пришли.
Это был маленький зал для торжеств. Иногда факультет искусств ставил тут программы, или репетировал университетский ансамбль. Не известно, откуда Мэн Хэпин раздобыл ключ. Они зашли в тёмный зал.
Он зажёг в коридоре маленький фонарик, провёл её в середину первого ряда, развернулся и ушёл за кулисы.
Единственная лампочка в коридоре тоже погасла, она оказалась в кромешной темноте. На сцене неожиданно зажглись прожектора, образуя большой освещённый круг, как сверкающая полная луна. В центре этой серебристой луны стоял чёрный рояль.
Он вышел из-за кулис, медленно вошел в круг света, сел за рояль. Цзяци не знала, оказывается, он умеет играть на фортепьяно, тем более не знала, что он делает это так хорошо.
Играл «Красные цветы лилии». Цзяци не думала, что эту песню можно исполнять на фортепьяно. Сначала мелодия звучала спокойно и мягко, как касание весеннего ветерка, как лёгкие облака над Лёссовым плато* в начале лета. Кульминационная часть была подобна волне ликования, что вздымалась всё выше и выше. Каждая нота непринуждённо соскальзывала с клавиш, как ветки лилии одна за другой распускаются вокруг ручья, образуя облако красных цветов. Грозди теснятся насколько хватит взгляда. Каждая алеет так, что режет глаз. Океан цветов, заполнивший горы и долины. Как багровые облака, спустившиеся с неба на землю, огненно-красные, пылающие как огонь.
Она ничего не знала об аппликатуре и технике исполнения, было ощущение, что сцена превратилась в лодку, гонимую ветром в потоке цветов, как по реке. И есть только она, наблюдающая эту иллюзию.
Финальная часть – новый разворот. Всё миновало, небо снова покрыто лёгкими облаками, на равнине спокойное безветрие, только одна чахлая, но ещё пламенеющая ветка красной лилии колышется под ветром долины.
После того как музыка затихала, наступила долгая пауза, и только потом она зааплодировала.
Звук одиноких аплодисментов эхом отдавался в пустом зале. Он поднялся и с улыбкой поклонился, как положено артисту после выступления.
В просторном зале они стояли слишком далеко. Улыбнувшись, она повысила голос:
- Ты умеешь играть на фортепьяно. Почему я не знала?
Он с середины сцены тоже громким голосом, чтобы она могла услышать, произнёс:
- У меня есть ещё множество достоинств.
- Я знаю, знаю, – ответила она и, не сдержавшись, рассмеялась.
Он снова повысил голос:
- Цзяци, ты согласна стать моей женой?
Цзяци никогда не сможет забыть тот маленький зал. Чернильная темнота, в ушах ещё звучит мелодия фортепьяно, а перед ней на пустой сцене он. В круге света черты лица очень отчётливы, каждая линяя - детально и подробно. В ослепительных лучах прожекторов всё выглядело настолько чётким, что казалось нереальным. Даже он сам казался иллюзорным, ненастоящим. Похоже на сон, как в мире грёз всё нереально прекрасно.
Он спросил:
- Цзяци, ты выйдешь за меня замуж?
Примечания к главе 8.
Вылавливать (из воды) луну - в знач.: делать напрасные попытки, заниматься неосуществимым делом.
Дяоюйтай - резиденция для почетных гостей в Пекине.
Хуадяо - лучшее шаосинское рисовое вино.
Лёссовое плато – плато в провинции Шаньси, Шэньси, КНР.
