26.
После того как встали, Жуань Чжэндун ненадолго воспользовался кислородной маской, выпил лекарство, настроение стало получше. Они с Цзянси позвонили родителям. Жуань Чжэндун перекинулся парой фраз с отцом, потом неожиданно сказал:
- Па, подожди, Цзяци поздравит тебя.
Передал трубку Цзяци.
Цзяци ни миг от испуга застыла. Потом взяла трубку, долго не могла вымолвить ни слова. С другого конца донёсся смех, потом тёплое и дружеское приветствие:
- Цзяци, с Новым годом.
Она тихо ответила:
- С Новым годом.
- Дай я поговорю с Цзянси, слышу, она смеётся рядом.
Цзяци ответила: «Да». И сразу передала трубку.
После того, как Сицзы закончила говорить, мама Жуань Чжэндуна снова попросила позвать Цзяци. Спрашивала о состоянии Жуань Чжэндуна, снова наказала ей заботиться о собственном здоровье, говорили довольно долго.
К полудню Жуань Чжэндун устал и вернулся в свою комнату поспать.
Когда он к трём часам ещё не проснулся, Цзяци, немного волнуясь, поднялась к нему в комнату посмотреть.
Тихонько вошла, он лежал, повернувшись спиной, не шевелился, похоже, ещё крепко спал.
Цзяци, вдруг перепугавшись, быстро приблизилась. Сердце бешено стучало, протянула руку и, будто проверяя, коснулась плеча.
Его холодная рука неожиданно легла на её руку. Она от испуга подпрыгнула. Не поворачиваясь, сжал её руку, голос тихий и спокойный:
- Не волнуйся, я не помру втихую.
Цзяци громко сказала:
- В Новый год нельзя говорить такие вещи. Тьфу! Тьфу! Чтоб никакое зло не причинило вреда.
Он повернулся, улыбнулся ей:
- Ладно, нельзя винить ребёнка за его слова.
Через некоторое время, однако, сказал:
- Цзяци, если такой день придёт, ты не должна быть рядом со мной. Прошу уезжай, иначе я этого не перенесу.
Она почти потеряла самообладание, даже голос срывался:
- Ты опять?! Скажешь так ещё раз, я уйду и никогда не вернусь. Не веришь?
Он усмехнулся:
- Я как раз надеюсь, что ты сейчас уйдёшь и, если возможно, никогда больше не вернёшься.
У неё навернулись слёзы:
- Я запрещаю так говорить, ты не должен так говорить!
В итоге он всё-таки улыбнулся:
- Сказал же, я не собираюсь помирать прямо сейчас.
От вскипевшей злости укусила его, неожиданно хлынули слёзы, зубы через одежду глубоко вонзились в тело, всё-таки не удалось удержать всхлип, как раненый зверёк, у которого нет возможности защитить себя. Ноги обмякли, села на корточки, обхватила себя руками, хотелось свернуться, так чтобы совсем не было видно. Никогда не думала, что так бесхребетна, будто с улитки сорвали панцирь, осталась только мягкая, ничем не прикрытая, бессильная плоть. Думала, что, возможно, ещё есть шанс. Но оказалось, и он жесток, и судьба жестока, заставляют её смотреть в лицо пугающей реальности.
Он тоже спустился с кровати и медленно обнял её:
- Цзяци, я не буду больше так говорить.
Она никак не могла совладать с собой:
- Жуань Чжэндун, ты издеваешься, как ты можешь так обижать меня…
Схватила его за полы одежды, пальцы скрючились, от страха совсем утратила контроль:
- Как мы можешь так третировать меня, ты лгал, заставил верить. До такой степени дурачил меня, чтобы бросить. Как ты так можешь? Ты обещал мне, что никогда не оставишь меня снова, но обманул. Ты врал мне.
Обнял ей, медленно укачивая:
- Я не буду говорить, больше не буду. Я был неправ. Я больше не буду.
Она крепко обхватила его, у неё не было выхода, только покрепче ухватиться за него. Если бы было возможно так удержать его.
Понимала, что не должна плакать, но ничего не могла с собой поделать, долгое напряжение почти сломало её. Постоянно так, с самого начала, слишком много хорошего она в результате не смогла удержать.
Не имеет значение, что это было.
Её обожаемый отец, Мэн Хэпин, и вот сейчас она перед следующей потерей.
Пока её казалось, что ничего нельзя начать заново, всё уже давно началось.
И она не могла вырваться, не могла сбежать, лишь спокойно смотрела, готовясь принять эту ужасную казнь «тысячи надрезов».
Он вытер ей слёзы, но её всё ещё трясло. Низко опустила лицо и не соглашалась поднять голову, чтобы не позволить ему видеть её слёзы.
- Цзяци, не плачь, всё-таки Новый год.
Я хочу, что ты побыла со мной, только мы двое.
Цзяци провела с ним целый день.
Смотрели фильм.
«Английский пациент».
На фоне тяжёлого и трепетного фортепьяно симфония вдруг эмоционально взрывалась и била ключом.
Закат в золотой пустыне, на горизонте, наконец, возникает кружащий аэроплан. Сидя на диване, Цзяци прислонилась к плечу Жуань Чжэндуна и незаметно для себя уже плакала.
Он только передал ей пачку салфеток.
Улыбнулась сквозь слёзы:
- Совсем становлюсь размазнёй, смотрю фильм и плачу.
Он как ни в чём ни бывало:
- Знал бы раньше, взял бы комедию «Ревнующая жена в гневе», сразу стало бы веселей.
- Тот фильм уже слишком старый. Я хочу посмотреть «Проклятье золотого цветка»*. Пропустила, когда перед Рождеством показывали.
Он возразил:
- Это не комедия.
- Потратили 300 миллионов на съемки, и это не комедия? Китайские блокбастеры, действительно, безнадёжны.
Заставила его улыбнуться.
Он так красиво улыбался, лицо расслабилось. Отощавший, но всё такой же дерзкий и необузданный.
Вечером Цзяци вела машину, отвозя его в больницу.
Уже проехав эстакаду, он неожиданно предложил:
- Поужинаем где-нибудь? Больничная еда так ужасна.
Она возразила:
- Но мы обещали директору Юй, вовремя вернуться в больницу.
- Задержимся на несколько часов, позволь мне вкусно поесть. Первый день Нового года, ты не можешь оставить меня голодать в больнице.
Не стала переубеждать, только спросила:
- Тогда куда ехать?
Подумав, ответил:
- Клуб «Цзинь Мао».
Так далеко, в Пудуне, за рекой.
К тому же дорого. В прошлый раз были в командировке с Чжоу Цзинань в Шанхае. Щедрый заказчик пригласил их в клуб «Цзинь Мао» разок покушать. Ресторан располагался на восемьдесят шестом этаже, только подниматься пришлось на трёх лифтах, двигались, как в лабиринте. К счастью специальный служащий показывал дорогу.
После Чжоу Цзинань сказала:
- Когда в следующий раз кто-нибудь пригласит пообедать, я сразу потребую, дайте лучше наличными.
Цзяци с Жуань Чжэндуном поднялись. Он шёл очень медленно, но она не решалась помогать ему, только делала вид, что придерживает под руку, сопровождая его.
Приятная атмосфера, в ресторане полукругом стёкла с видом до земли, шикарный обзор. Смеркалось, за окнами весь Шанхай как на ладони, лес небоскрёбов возносится над мирской суетой, а вдали сумеречная мгла необъятного неба.
Находясь высоко в лунных чертогах, взираешь сверху на всё сущее.
Фирменное блюдо - хрустальное мясо очищенных креветок. Свежайшие морепродукты. Фрукты ещё более аппетитные, под тарелкой дымятся струйки сухого льда, каждый кусочек изысканный, как произведение искусства.
У Жуань Чжэндуна, похоже, был хороший аппетит, вкушал с удовольствием, давно не добирался до такой еды. Сообщил Цзяци:
- Раньше здесь была клубная система, очень спокойно, сейчас смотрю, гостей как будто больше. Хоть блюда обычные, но вид превосходный.
- Не разбираешься в ценностях. Взял шкатулку, вернул жемчужину.*
- Кто сказал? – усмехнулся он. - Мне как раз наоборот нравится не жемчуг, а шкатулка.
Цзяци не ответила, а он неожиданно продолжил:
- У меня есть для тебя ещё один подарок.
- Ты и так уже дал слишком много, мне ничего не надо.
Улыбнулся, протянул ей руку:
- Пошли со мной.
Снаружи ресторана их ждали. Жуань Чжэндун представил, оказалось, менеджер из отдела связи с общественностью господин Ван.
Господин Ван провёл их к служебному лифту, потом прошли гудящую серверную комнату. Жуань Чжэндун двигался медленно, прилагая усилия, но старался шагать уверенно, только глубоко дышал. На сердце Цзяци было тягостно, однако она лишь замедляла шаги, не осмеливаясь поддержать его.
Шли очень медленно, коротким путём, но всё равно пришлось идти долго.
Смутно уже угадывалась конечная точка, но даже когда знакомый по форме проём возник перед глазами, по-прежнему почти не верилось.
Тот участок был не длинным, цилиндрические стены выходили в чёрный как бархат сумрак ночи, впереди небо. Он протянул ей руку.
Она подала свою, потихоньку двинулись вперёд.
Шли совсем медленно. Он крепко держался за неё. По всей вероятности тело уже было не в силах обходиться без поддержки. Она сжимала его руку, шаг за шагом, вперёд и вперёд.
Дошли до круглого окна, ветер обдувал её разгорячённые щёки, а перед глазами раскинулся необъятный простор. Они стояли на вершине «Цзинь Мао», на вершине лунных чертогов, на вершине этого города, почти на вершине мира.
Между небом и землёй множество небоскрёбов Лу Цзя Цзюй, вдалеке «Восточная жемчужина»* как раз зажигала огни.
Почти в этот же миг на противоположной стороне засветился Вайтань, заблистал, как драгоценный камень, засиял новыми красками, переливаясь разными цветами. Множество золотистых лампочек, фонариков, точечных светильников по абрисам зданий, как узор, вырезанный из золотой фольги. Так прекрасно, почти расточительство, перед глазами расстилалась эра процветания.
Ветер трепал их одежду, размахивал рукавами, а ей казалось, она не может произнести ни слова.
Как во сне, ясно понимая, что вот-вот что-то случится, но, не веря, пролепетала:
- В новостях не говорили, что сегодня вечером в Шанхае будут фейерверки.
Он улыбнулся:
- Да, но потом соответствующие ведомства вдруг почувствовали, если сегодня не запустить фейерверк, то не получится выразить радостную атмосферу Нового года.
Впечатляюще и уверенно, как настоящая ложь.
Не верилось, не было слов.
В небе раздался приглушённый звук. «Бах!» Волшебные золотистые кисти вдруг расцвели в ночи, раскрываясь всё больше, всё ярче, озарив почти полнеба.
Так красиво, невозможно вообразить.
Через пару секунд снова несколько хлопков. Букет за букетом ещё более огромных сверкающих кистей зажглись в ночном небе. Ослепительно, как осколки стекла под электрической дугой взрезали ночное небо. Смутно слышались возгласы множества людей. Людской поток на обоих берегах в одно мгновение остановился, тысячи людей подняли голову и смотрели на небо.
Фейерверк залп за залпом раскалывал небо. Оно горело, как днём. Фиолетовый, красный, оранжевый, синий, зелёный… Множество цветов смешивалось с множеством золотистых и серебристых дуговых разрядов взмывающих ввысь. Похоже на роскошный сад, прекрасное разноцветие наполнило черноту ночи. Будто метеоритный поток чертил в небе запутанные струящиеся трассы, казалось, бархатный шатёр неба разрубили на множество лоскутов. Во всех этих сияющих и прекрасных каскадах с каждым залпом её лицо переливалось ярким светом и скрывалось в тени, когда фейерверк рассыпался. Бесчисленные залпы вспыхивали и гасли. Она наблюдала, и хотя разноцветные узоры расцветали перед всеми, перед ней открывался самый прекрасный вид.
Несколько десятков тысяч людей наблюдали прекрасное представление.
В этот миг город преклонялся перед небывалой красотой.
Она смотрела на те разноцветные узоры, от которых невозможно отвести глаз, а он смотрел на неё.
Пёстрые, раскрывающиеся буйным цветом, сверкающие… Пусть даже каждый раз они бледнели и осыпались, всё равно безумно красивые.
Он позвал:
- Цзяци.
На её щеках мерцали отражённые краски фейерверка. Она легонько взяла его под руку, другой рукой обхватила за талию, позволив ему стоять более твёрдо.
Со слезами на глазах сказала:
- Правда очень красиво, так красиво, что невозможно вообразить, никогда раньше в своей жизни я не видела подобной красоты.
Он слегка улыбнулся.
В своей жизни он тоже никогда не видел такого прекрасного зрелища.
В конце концов, сказал:
- Цзяци, ты говорила, подобную красоту ты сможешь запомнить на всю жизнь.
Да, эта красота будет выгравирована на костях и запечатана в сердце, никогда не забыть, на всю жизнь, долго как небо и постоянно как земля
- Поэтому ты обязательно запомнишь меня, постоянно будешь помнить обо мне.
Его голос был глух:
- Цзяци, если ты, правда, любишь меня, я никогда не прощу себе.
Она медленно повернула лицо.
Множество фейерверков распускались в ночном небе, он улыбался, выражение лица спокойное и безмятежное.
- Цзяци, я благодарен тебе. Долгое время ты была рядом со мной, я доволен. Но сейчас я хочу, чтобы ты оставила меня.
- Почему?
Он всё ещё улыбался, но сказал:
- Потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Поэтому прошу, оставь меня.
Ты приехала в Шанхай, наговорила разного, обманула меня и себя. Ясно, что в этой жизни ты не можешь полюбить другого человека, но, однако, пытаешься убедить себя, убедить меня.
Ты иногда очень смелая, почти до безрассудства. Тебе присуща своего рода особая самоотверженность.
Но сказать по правде, я надеюсь, что женщине, которую я люблю, обычной и слабой, не придётся самой бросаться вперёд, чтобы решать возникающие проблемы. Что найдётся человек, который прикроет от дождей и бурь, будет всеми силами защищать и любить её. Я надеюсь, ты легко и счастливо проведёшь оставшуюся жизнь с тем, кого любишь.
Я не хочу твоей самоотверженности, я хочу только твоего счастья.
Она могла лишь сказать:
- Ты дал мне так много, я очень рада быть с тобой.
- Но ты не счастлива, тот, кто в этом мире способен сделать тебя счастливой - это вовсе не я.
Фейерверки всё ещё распускались за её спиной, а по лицу текли безмолвные слёзы.
- Когда ты не вернулась, я знаю, ты была с Мэн Хэпином. Я думал целый день и в конце понял, на самом деле, так даже лучше. Правда. Благодаря этому я могу быть спокоен.
Синие и фиолетовые вспышки скользили, как множество падающих звёзд, неся десятки тысяч золотых блёсток, рассеивающихся по ночному небу.
Но она не могла произнести те слова.
Только настаивала:
- Я хочу быть с тобой, не важно, что ты говоришь, я хочу быть с тобой. Ты обещал мне, когда бы то ни было, ты не можешь оставить меня.
Ей оставалось только говорить, о том, что хочет быть вместе, о его обещании быть с ней.
Другие слова, она не могла сказать.
Он слегка улыбнулся:
- Да, я обещал, но не могу это выполнить. Хотел дать тебе время, чтобы ты полюбила меня, но у меня не осталось времени. И даже если бы оно у меня было, ты всё равно не можешь полюбить меня. Ты и Мэн Хэпин, оба такие глупые. Раньше мне казалось, что в этом мире самый большой дурак это я, но столкнувшись с вами…
Сегодня после обеда я позвонил Мэн Хэпину и отругал его. Не встречал такого мужчины, не считаясь ни с чем, отправил тебя ко мне. Если бы я был на его месте, никогда не позволил тебе уйти.
Она не могла говорить, ветер путал волосы, пряди били по лицу, больно, обжигающе.
Но те слова застряли в горле, почему-то не получалось их произнести.
В любом случае, она не могла их сказать, никак не могла сказать.
- Я, действительно, чувствую облегчение, потому что ты будешь счастлива. Оставив меня, ты сможешь жить счастливо. Поэтому я рад, что ты меня не любишь. Иначе бы я всю жизнь терзался муками совести, чувствовал свою вину перед тобой. Оставляя тебя одну в этом мире, думая об этом, мне было бы очень трудно.
Он обнял её, голос спокойный, будто только проснулся:
- Цзяци, прошу, прости меня. Как хорошо, что ты не успела полюбить меня, как хорошо, что для меня ещё не поздно, позволить тебе обрести счастье.
Он в последний раз поцеловал её. Солёные слёзы на губах, сосредоточенность и сожаление. А она отчаянно дрожала, бессильно сжимая его рукав, боялась, стоит разжать руки, и он сразу исчезнет.
Она не может сказать, ничего не может сказать.
Он постоянно твердил о её мужестве, но в этот миг её казалось, что она почти сдалась и собирается произнести те слова.
Если бы было можно, если бы хватило времени, если бы, правда, было можно, она согласна.
Она согласна отдать в обмен всё, что у неё есть.
Только чтобы быть с ним вместе.
Потому что она любит его.
Так же как он любит её, всей душой и сердцем, отдавая все силы.
Её нынешнее счастье - это быть с ним.
Но он не должен это знать, она не может позволить ему понять.
У неё нет выхода, а он постепенно покидал её. Уголками губ он ещё улыбался, узкие и длинные глаза феникса, прекрасные и яркие. Салют всё ещё не закончился, огни фейерверка отражались в его зрачках. Огромные букеты распускались в ночном небе Шанхая, десятки миллионов осколков блестящего стекла рассыпались на атласе сумерек, так роскошно, так красиво, озаряя их лица, обращённые друг к другу.
- В этой жизни я ничего не могу. Поэтому в следующей непременно буду ждать тебя. Буду ждать, чтобы встретить тебя раньше других.
Примечания к главе 26.
«Проклятие золотого цветка» - фильм-трагедия от режиссера Чжан Имоу, 2007 год.
Клуб «Цзинь Мао» - небоскрёб Цзин Мао. В фильме «Расстанемся, хотя люблю» 2004г. Гонконг; смотровая площадка располагается на нём в виде круглого окна.
«Взял шкатулку, вернул жемчужину» - в значении не разобраться в ценности вещей, опростоволоситься (по преданию из «Хань Фэй-цзы» о продаже драгоценнейшей жемчужины в роскошно отделанной шкатулке: покупатель шкатулку взял, а жемчужину вернул продавцу).
«Восточная жемчужина» - знаменитая телебашня в Шанхае.
