13.
Цзяци думала снова и снова, наконец, решила отправить Жуань Чжэндуну СМС - «Хорошенько лечись и выздоравливай».
Четыре слова, снова перечитала, вроде выглядит хорошо. Пока колебалась, зажегся экран телефона, номер неизвестный, подумала кто-то из клиентов, никак не ожидала, что это Мэн Хэпин.
Спросил:
- Есть время? - потом немного помолчав. - Мы можем встретиться?»
У Цзяци обмякли коленки, из-за того что плохо спала в теле чувствовалась слабость, как в лихорадке, но всё-таки согласилась.
Работала допоздна, похоже, разным мелочам не будет конца. Чжоу Цзинань перед уходом спросила:
- Ты чего копаешься, ещё не закончила?
Произнесённая фраза заставила задуматься, может, она подсознательно пытается избежать встречи, оттягивая и оттягивая момент. На самом деле совершенно нечего бояться, они с ним уже давно чужие люди.
Вышла из здания офиса, увидела машину Мэн Хэпина и вопреки ожиданиям успокоилась. Он приехал встретиться с ней, возможно, просто так, без конкретного дела.
Мэн Хэпин отвёз её в только что открывшийся ресторан Чаочжоу. Улитки, приготовленные на открытом огне, по вкусу - свежайшие, фирменный джем из зелёных слив, пара тарелок с крабами – оформлены очень аппетитно и красиво. Блюд было многовато, целый стол и всё для них двоих. Раньше он не был таким, раньше она жарила тарелку овощей, и он съедал их с огромным удовольствием, за много лет многое изменилось.
У Цзяци не было аппетита, за столом с изысканными блюдами ешь, а вкуса не чувствуешь. На палочках из слоновой кости набит изящный рисунок, вдобавок тонкая серебряная цепочка, как будто старинные фамильные, своего рода роскошь и престиж. Цепочка с шуршанием скользит по руке, похоже на осенний ливень - чистый, лёгкий, холодный.
- Цзяци, - он будто задумался, отложил салфетку, но в результате только спросил, – почему не ешь?
Ей потребовалась усилие, чтобы удержать на лице улыбку:
- Я худею, - и решительно опустила палочки. - Ты хотел что-то сказать, говори.
Он немного опешил и только через некоторое время сказал:
- Мы с Жуань Цзянси обручились.
Слова долетели до уха, но Цзяци пришлось напрячься, чтобы расслышать их. В голове на короткий миг образовалась пустота, повторила про себя пару раз услышанное и только тогда поняла.
Постепенно улыбнулась, сказала: «Поздравляю», попутно зачерпнула ложку ярко-зелёного супа с бататовыми листьями. Только положив в рот, поняла, суп оказался не просто горячим, а обжигающим, ошпарила голо, казалось даже слёзы стали кипятком.
К счастью под рукой был стакан холодной воды, она молча глотнула, ледяная. Холод по ниточке проникал во внутренности, уже чувствовалось, как желудок ноет.
- Дунцзы в плохом состоянии, - он говорил медленно, - поэтому Цзянси надеется, что сможем пожениться максимально быстро.
В сумочке зазвонил телефон, она сказала: «Извини», вытащила телефон, бросила взгляд на экран. «Входящий от Жуань Чжэндуна. Ответить?»
В лёгком трансе смотрела на бегущую строку в телефоне: «Входящий от Жуань Чжэндуна. Ответить?»
В итоге подняла трубку, извинилась перед Мэн Хэпином, поднялась из-за стола и вышла в коридор.
В коридоре было безлюдно, голос Жуань Чжэндуна поначалу звучал неуверенно: «Цзяци». Она же, как и раньше, не задумываясь, спросила: «А, это ты, увидел сегодня красивую медсестру?» Перескакивая с одного на другое, стала говорить о всякой ерунде. После этого Жуань Чжэндун тоже расслабился, пользуясь случаем, рассказывал о разных мелочах, он всегда так - ни слова о серьёзном. Цзяци через длинные промежутки времени только угукала, демонстрируя согласие с услышанным. Ходила туда-сюда, круг за кругом, с обеих сторон коридора бесчисленные двери отдельных кабинетов, сквозь матовые стёкла проникает свет, смутно слышится смех и звуки песен. Очень оживлённый ресторан. Изредка проносили блюда, красивые аккуратные мужчины в униформе сторонились, уступая ей дорогу, кушанья в руках источали соблазнительный аромат… Цзяци неожиданно почувствовала, что проголодалась, захотелось немедленно поесть. Слушала, как Жуань Чжэндун на другом конце болтал о пустяках. Коридор оклеен серебристыми обоями, на обоях выбиты мелкие цветочки, они сияли в свете ламп, каждый серебристый лепесток выступал наружу. Цзяци пощупала, оказалось, на самом деле ровные. Провела пальцем по рисунку, меленькие лепестки, серебристый фон, серебристые цветочки, задумалась и, наконец, вспомнила, конечно, это розочки одна за другой теснились, распускались на стене. Её охватили сомнения. Показалось, что тогда ночью она не разговаривала с Жуань Чжэндуном по телефону, и он не произносил ту фразу, ничего не было. В конце концов, перебив его, она спросила:
- Что бы ты хотел поесть вечером?
Жуань Чжэндун замолчал.
Она продолжила:
- Я скоро приеду в больницу, привезу тебе перекусить, что бы ты хотел?
Он не ответил, только спросил:
- Ты дома?
- Да, я дома, - ответила она, - как насчёт вонтонов?
После некоторой паузы сказал:
- Я хочу с начинкой из кресс-салата.
- В это время года, где я возьму кресс-салат для начинки?
Он сразу послушно согласился:
- Тогда с салатной капустой, пойдёт?
- Глупый, как может быть начинка из салатной капусты, это только для цзяоцзы.
- Цзяци? – произнёс он немного неуверенно.
- Мм?
- Ты плачешь?
- Нет, - ответила она.
И вдруг обнаружила, что холодные слёзы давно капают на тыльную сторону ладони, капли сверкающие и прозрачные. Оказывается, действительно плачет, подняла руку, смахнула, в результате слёзы потекли ещё сильнее. Она даже не знала почему, просто было очень грустно, никак не сдержать слёзы. Лучше всего присесть на корточки и молчать.
Он спросил:
- Ты как?
- Я в порядке, - Цзяци вздохнула, - скоро пройдёт.
Быстро повесила трубку. Зашла в туалет поправила макияж и вернулась в кабинет. Мэн Хэпин курил. В кабинете свет лампы заволокло белым дымом, не разглядишь его лица.
Медленно приблизилась, будто боясь что-то потревожить.
Пачка сигарет лежал на столе под рукой, пурпурная упаковка с облаками дыма, вспомнила, что раньше был букет цветов.
С тех давних пор каждый раз, видя, что кто-то курит, она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на пачку. Но потом такого сорта сигарет постепенно становилось меньше, в конце концов, их выпуск прекратили совсем.
В этом мире очень много вещей в какой-то момент пропадает из вида, стирается из памяти и о них больше никогда не вспоминают.
Он сказал: «Прости», и затушил сигарету.
Она улыбнулась: «Всё в порядке».
Такая вежливость, изысканные манеры, взаимоуважение, но их разделяет долгий трудный путь, и в прошлое возврата нет.
В итоге он отвёз её домой. Цзяци увидела вдалеке у края дороги ярко-освещённый супермаркет, сказала:
- Я выйду здесь, надо купить продуктов.
Он спросил:
- Так поздно?
В ответ кивнула головой, ничего не объясняя.
Купила сельдерей с мясом, тесто для пельменей. Домой вернулась на такси, вымыла руки и начала замешивать начинку и закручивать вотоны.
Раскатывала кружок теста, сгибала пополам, снова соединяла два кончика и переплетала между собой. Один за другим налепила вонтонов, разложила на тарелке, пересчитала - двадцать штук, дальше лепить не стала. Нагрела кипятка, куриного бульона не было, использовала концентрат, положила сушёные водоросли, в конце, когда вонтоны были почти готовы, добавила немного зелёной кинзы, загрузила в термос, снова надела пальто и вышла.
В больницу приехала уже после десяти часов, в коридоре тишина, постояв немного перед дверью палаты, постучала, чувствуя себя немного по-дурацки, ещё термос в руках.
За дверью тишина, она снова постучала, никакой реакции.
Вернулась на сестринский пост, спросить, дежурная медсестра тихо сообщила:
- Похоже, вышел.
Цзяци посмотрела на часы, уже 22.45. Куда пошёл так поздно? Совершенно не смешно, он же болен.
Достала телефон, в телефонной книжке нашла имя Жуань Чжэндун, заколебалась, но в итоге всё-таки не нажала клавишу. Уселась на стул в коридоре, обняла термос, будто кошка, такой тёплый. На этом этаже не было больных, поэтому необычайно тихо, от поста дежурной медсестры долетал слабый звук голосов, через короткое время, снова всё затихло.
В коридоре работало отопление, длинная лавка рядом, под действием мягкого тепла накатила усталость, она почти уснула. Как только сознание затуманивалось, голова клонилась, подбородок ударялся о крышку термоса в объятиях. «Бам!» Где-то рядом будто хлопнула дверь, она спросонок подумала, сменилась дежурная медсестра. Поставила термос на скамью, потёрла подбородок, взглянула на часы, уже двенадцать.
Цзяци вышла из больницы, полночный ледяной ветер пронизывал, от холода невольно начала дрожать. К счастью у выхода такси поджидало клиентов. Залезла в машину и только тогда вспомнила, что оставила термос на лавке. Торопливо сказала таксисту:
- Простите, я забыла кое-что.
Водитель не разозлился:
- Всё в порядке, сходи, забери.
Она заторопилась вернуться, от дороги до здания больницы довольно далеко. Из-за позднего времени, расстояние казалось длиннее, к счастью в здании ещё ходили лифты. Вышла из лифта свернула в коридор, уже издалека увидела, что скамья пуста.
Невольно замедлила шаг. Во всём коридоре двери заперты, только одна чуть приоткрыта, из щели выбивается оранжевый свет. Она тихонько подошла, задержала дыхание.
Заглянула в щель, узкую, как объектив камеры. Фигура Жуань Чжэндуна почти утопала в мягком диване, видно только его лицо. Наверняка сидел там уже давно, на сигарете у него во рту скопилось много пепла, он даже не стряхивал. Она не смела шелохнуться, только следила на расстоянии за его взглядом. На чайном столике стоял её термос, жёлтый гусь на боку и наверху пара пушистых утят в оранжевом свете торшера тёплые, как два помпона.
Неизвестно, сколько прошло времени, он приподнялся, Цзяци думала, встанет, но он только затушил окурок, взял из пачки новую сигарету, чиркнул спичкой.
Крохотный язычок пламени осветил его лицо, тёмно-голубая вспышка, и он сразу задул спичку.
Протянул руку, коснулся пальцем утят на термосе, лёгонько, будто они живые. Кончик пальца в темноте нежно обвёл помпон. Потом что-то вспомнил, улыбнулся про себя.
Его улыбка была очень красива. Уголки глаз тянулись к вискам, линяя губ разгладилась, образуя мягкий контур.
Цзяци прислонилась к двери и вдруг заплакала.
Жуань Чжэндун неожиданно повернул голову и спросил: «Кто там?»
Она вздрогнула, от испуга невольно закашлялась и прокрякала: «Это я».
Толкнула дверь и шагнула в луч света. Он не повернулся и по-прежнему сидел к ней боком. Потом спросил:
- Ты почему вернулась?
Она медленно приблизилась, сказала:
- Я не дождалась тебя.
Он не произнёс ни слова.
Она тоже замолчала.
Наконец он сказал:
- К чему было возвращаться? Иногда сколько не жди, не дождёшься.
Цзяци, упорствуя, пробормотала шёпотом:
- Но ты всё время был здесь.
Он, наконец, улыбнулся, повернул лицо:
- Возможно, что однажды меня не будет.
Цзяци стало грустно, такая пустота внутри, что невозможно терпеть, молчать не было сил, она снова закашлялась и сказала:
- Ешь вонтоны.
Опустив голову, открыла крышку термоса. Вонтоны от слишком долгого томления склеились, края теста разошлись, начинка вся оказалась в бульоне, на поверхности слой навара, даже кинза уже почернела. Поверхность бульона слегка вздрогнула, пошла тонкая рябь, оказывается, капали её слёзы. Она закашлялась, чтобы скрыть это, забрала тёплый термос развернулась и пошла:
- Не съедобно, я завтра ещё сделаю и принесу.
Не оглядываясь, направилась к двери.
Он в несколько шагов догнал и крепко обнял её, так неожиданно, так крепко. Термос выпал из рук, покатился, бульон пролился на пол.
Притянул её лицо, поцеловал, будто из последних сил, ещё и ещё, сжимая как стальной обруч, так сильно, казалось, хочет расплющить, вдавить в собственное тело.
Солёные слёзы, горечь поцелуя, терпкая кровь, всё вкусы переплелись на языке. Она почти не могла дышать, воздух из лёгких полностью вышел, а он обнимал, как будто торопился, вот-вот не успеет, станет слишком поздно. В этом мире для него всё слишком поздно.
В конце концов, разжал руки, но глаза были ещё очень близко, такие тёмные, такие глубокие отражались в её глазах, лёгкий туман в них будто постепенно вымораживался.
- Пожалуйста, прости меня.
И продолжил:
- Прости, я такой эгоист, не хочу отпускать тебя.
Тогда она впервые в жизни увидела слёзы этого мужчины, крупные капли стекали по щекам. Отвёл лицо, она медленно и настойчиво повернула его обратно к себе, неуверенно в нерешительности приподнялась на цыпочки.
Влага слёз размазалась на мягких губах, он медленно склонил голову. Его губы казались Цзяци раскалёнными, а её как лёд, она согревалась, таяла и как капля воды растекалась в темноте ночи, то тянулась, то застывала в нерешительности. Он снова обнял её, прижал к себе со всей силы, губы и языки сплетались. Этот поцелуй глубокий и долгий нёс прохладно-сладкий запах табака, привкус лекарств и её тёплый, мягкий аромат, сердца одно за другим оба вспыхнули. Распустился фейерверк. Прекрасно понимая, что скоро станет пеплом, он горел, отдавая все силы краскам и узорам, излучая самый красивый, самый ослепительный свет.
Наконец, собравшись силами, она отстранилась от него. Его взгляд всё ещё блуждал в дали, сердце яростно колотилось, потянулся снова обнять её.
Удержала, тихо предупредив:
- Медсестра заходила.
Медсестра заходила давно, принесла тонометр и стаканчик с лекарствами. Юное лицо полно любопытства и интереса:
- Я зайду попозже, - развернулась и убежала.
Цзяци тоже сильно смешалась, даже поспешила закрыть дверь, помолчала минуту. Он поначалу только беззвучно улыбнулся, потом засмеялся, а в конце расхохотался в полный голос.
Она сердитая и смущённая сказала:
- Не смейся!
Но он не переставал.
- Эй, давай вонтоны, я проголодался.
- Всё рассыпалось, - ответила Цзяци, - это ты во всём виноват.
Он добродушно признал:
- Я виноват во всём.
И неожиданно легонько коснулся её губ, потом, не удержавшись, снова поцеловал. Цзяци отстранилась, сказала:
- Никак не прекратишь?
Он пробормотал:
- Я голоден, пошли, поедим?
- Среди ночи? Тебе пора спать, всё-таки больной, - не соглашалась она, - а мне надо возвращаться.
- Я не смогу уснуть голодным, пошли за ночными закусками.
Безрассуден как ребёнок, добравшийся до запретного куска сахара.
В конце концов, они улизнули. Двигались на цыпочках, проходя пост дежурной сестры, замедлили движения, как разбойники.
То такси, оказывается, ожидало её на стоянке, водитель дремал. Цзяци была тронута, таксист, однако, только улыбнулся:
- Всё в порядке, так или иначе, уже за полночь, других дел нет.
В зеркало заднего вида, взглянув на Жуань Чжэндуна, сказал:
- Эй, оказывается, забыла такую важную вещь. Не удивительно, что искала так долго.
Цзяци хихикнув, признала, не зря таксисты этого города славятся остроумием.
Ели острый суп «малатан» и барбекю, во второй половине ночи в магазинчике было почти пусто, только несколько человек. Жуань Чжэндун, никогда не посещавший подобные места, недоверчиво поглядывал на засаленный стол. В середине стола было выдолблено круглое углубление для кастрюльки, в которой кипели наколотые на шпажки разные сомнительные вещи. С первого взгляда это была морская капуста, тефтели из риса и фасоли и что-то ещё, похожее на мясо. Вокруг одного из столов сидела компания несколько человек по виду студенты, в такой холод пили пиво, играли на пальцах и громко кричали. За другим столом пара влюблённых очень юных, не больше двадцати лет. Девочка, возможно, хостес из бара, рабочий день только закончился, ещё не сняла тяжёлый макияж, голубые тени на веках. Улыбка, однако, по-детски наивная. Ели шашлык, парень заботливо размешивал и студил кашу, а потом подносил ей. Они разговаривали шёпотом, время от времени покатываясь от смеха.
От огня подставка поскрипывала, аромат баранины мешался с запахом угля, жир с мяса капал на раскалённые угли, образуя удушливый чад. Цзяци заказала ещё вонючего тофу, Жуань Чжэндун засомневался:
- Не пронесёт ли, если есть в таком месте?
Цзяци изо всех сил успокаивала его:
- Я ела много раз, всё в порядке, ты попробуй, гарантирую акульи плавники очень вкусные.
После того как принесли вонючий тофу, Жуань Чжэндун, слегка поморщившись, старался держаться на расстоянии. Цзяци даже не уговаривала его, только сама уплетала за обе щёки. Он смотрел, как она с аппетитом ест и, в конце концов, не удержался:
- Как доешь это, не вздумай снова целовать меня.
Из-за остроты, она постоянно втягивала воздух, запила большим стаканом сока и только тогда бросила на него взгляд:
- Кто это собирался целоваться с тобой?
Он приблизился, недобро улыбаясь:
- Я хочу поцеловать тебя.
