[samidare]

Читаю одну книгу

1:

— Хорошенько запомни: ты ничего не знаешь, – настойчиво повторил Томас. – Ты никогда со мной не общалась. И остальным это передай.
На это я снова кивнула, и он, судя по всему, несколько расслабился.
— Вот еще что…
Теперь его голос снова зазвучал почти ласково, и во мне теплым облаком расплылась такая нежность, будто туда влили растопленную карамель. Я с готовностью смотрела на него, ожидая дальнейших приказаний.
— Я больше не смогу приходить сюда, – сказал он. – Во всяком случае, в течение некоторого времени. Это становится слишком опасно. Мне, скорее всего, в последний раз удалось вырваться.
Помолчав, я смущенно предложила:
— Мы могли бы встречаться в кино. Как раньше. Или в лесу.
Томас нетерпеливо тряхнул головой и с раздражением воскликнул:
— Ты что, не слышишь меня? Мы вообще больше не сможем встречаться! Нигде.
Мне словно за шиворот высыпали пригоршню снега – по всему телу побежали мурашки. В голове стоял черный туман. Я довольно долго молчала, потом прошептала:
— И это надолго?
— Да, очень надолго. – Я чувствовала его нетерпение. – Может быть, навсегда.
Я вздрогнула. Меня вдруг охватил жуткий озноб. Мурашки превратились в жгучие укусы, словно я катаюсь в зарослях крапивы. Томас взял мое лицо в ладони и медленно произнес:
— Ты пойми, Фрамбуаза, мне тоже очень жаль, я ведь знаю, что ты… – Он помедлил и просто добавил: – Я понимаю, как это тяжело. – Он улыбнулся какой-то свирепой и одновременно печальной улыбкой, точно дикий зверь, пытающийся изобразить оскаленной мордой искреннее дружелюбие. Потом, помолчав, сменил тему: – Я тут вам принес кое-что. Журналы, кофе. – И снова та же пугающе-веселая улыбка. – Жевательную резинку, шоколад, книги.
Я смотрела на него, не в силах издать ни звука. Сердце в груди было как комок ледяной глины.
— Только ты спрячь все это, ладно? – Глаза его блеснули, точно у ребенка, доверившего мне какой-то приятный «секрет». – И никому не проболтайся о нашей с тобой встрече. Вообще никому.
Он нырнул в те заросли, где прятался до моего прихода, и вытащил оттуда увесистый сверток, перевязанный шпагатом.
— Разверни, – велел он.
Однако я по-прежнему тупо на него смотрела.
— Ну, давай же! – Голос его звучал напряженно и неестественно весело. – Это тебе.
— Не надо мне ничего.
— Да ладно, Цыпленок, перестань!
Он попытался обнять меня за плечи, но я оттолкнула его.
— Я повторяю: мне ничего не надо! – Я снова почувствовала, что говорю голосом матери, визгливым, пронзительным, и вдруг возненавидела его за то, что он заставил меня говорить таким голосом. – Мне ничего не надо! Не надо! Не надо!
Томас беспомощно улыбнулся.
— Ладно, успокойся. Не нужно так кричать. Я ведь только…

.....

2:

— Старая щука, – хрипло прошептала я, – Старая щука, я хочу, хочу… Заставь его остаться. Пусть Томас останется со мной… – Я сказала это скороговоркой, чтобы Томас не услышал меня, а затем, поскольку он еще не вылез из воды, на всякий случай повторила просьбу, для верности: – Заставь Томаса остаться. Заставь его остаться навсегда.

.....

и вдруг...

3:

В клети повелительно всплеснула хвостом Старая щука, и я подошла к самой воде.
— Томас, ты где?
Молчание. Я постояла немного, но эти несколько секунд показались мне вечностью; я снова тихонько его окликнула:
— Томас…
Однако услышала у своих ног лишь шелковистое шуршание Луары. Да в клети по-прежнему раздавались шлепки Старой щуки, хотя и утратившие былую мощь. Вдоль подмытого берега в воду уходили длинные желтые корни, напоминавшие пальцы старой ведьмы. И я вдруг поняла.
Мое желание исполнилось.

Ножом по сердцу За что??!