4.
Цзяци не осмелилась рассказать Сюй Шифэну, весной этого года, когда она встречала кого-то в аэропорту, то в зале ожидания видела Лу Аньци.
Может это была и не Лу Аньци, может она ошиблась, но очень похожа. Та же красивая фигура, притягивающая взгляд в толпе, ещё говорят, стоит как журавль среди кур. Её вьющиеся от природы волосы были коротко острижены, что создавало пышность на макушке и оттеняло глаза. Она выглядела моложе и напоминала европейскую куклу. Спутник рядом с ней – высокий красивый мужчина скандинавского типа. Они пытались управиться с горой багажа и двумя милыми мальчиками-близнецами.
В близнецах была видна смешанная кровь родителей, вьющиеся волосы, как у Аньци, иссиня-чёрные глаза блестели, будто драгоценные камни, яркие и сверкающие. Сидя в коляске, сосали бутылки с молоком, ссорились, засовывали пальцы в рот, целовались, потом затеяли драку, и в конце оба зарыдали в один голос.
Анци нежно успокаивала одного, другой хватал её за рукав и лепетал: «Мама». Улыбнулась, поцеловала обоих по очереди. Мальчики, наконец, успокоились, и, получив каждый по соске, стали с любопытством оглядываться вокруг. Их отец с улыбкой поцеловал жену в щёку, и они тихонько принялись что-то обсуждать. Цзяци за всё это время так и не подошла к ним. Только стояла и молча смотрела издалека.
В ту ночь Цзяци приснился сон. Во сне была осень послеобеденное время. За окнами спальни густые кроны платанов. Чан Юаньюань что-то бесконечно и нудно рассказывала Мэй Юнь. В коридоре кто-то шаркал шлёпанцами. Шторы порхали на ветру, пропуская солнечный свет. Вдалеке кто-то играл на губной гармошке, мелодия шла с перебоями, никак не узнать что за песня. Знакомые звуки и обстановка вызывали у Цзяци чувство блаженства и покоя. Самая большая неприятность – экзамен по испанскому на следующей неделе.
После того, как они расстались, Цзяци никогда не видела Мэн Хэпина во снах, по-видимому, не судьба.
На самом деле, вначале можно было подумать, что это предопределение. Они не учились в одной школе, она была студенткой второго курса, а он только недавно вернулся на родину из-за границы. Его еле вытащили на тот танцевальный вечер. Кто бы мог подумать, что через несколько дней на дне рождения приятеля в ресторане они снова встретятся.
Собственно Цзяци не предполагала, что придёт Мэн Хэпин. Справляли день рождения Чан Цзяньбо – приятеля её соседки по комнате. В тот день она из чувства долга пришла спасать положение.
Потом Мэн Хэпин переживал, говорил, никогда не думал, что так напьётся.
Цзяци только смеялась.
Мэн Хэпин умел выпивать, в его детстве дед смачивал палочки для еды в гаоляновой водке. И до встречи с Цзяци, как говорится, никогда не сталкивался с достойным соперником. А Цзяци была родом из Шаосиня провинции Чжэцзян, места, откуда выходят литературные гении и хорошее вино. Чистейшее хуадяо* восемнадцатилетней выдержки. Лишь только была сорвана печать из мастики, густой аромат разлился во все стороны. Она жила в древнем городке Дунпу, что на берегу реки. Её отец всю жизнь гнал вино, поэтому она с рождения росла в винном аромате. Именинник играл с Мэн Хэпином, выбрасывая комбинацию чисел на пальцах. Постоянно проигрывал и набрался почти до обморочного состояния. Ей только и оставалось, что вмешаться и сменить Чан Цзяньбо за столиком Мэн Хэпина.
Поначалу Мэн Хэпин недооценивал её, полагая, что глупая девчонка не заслуживает внимания, и лишь в конце понял на кого нарвался. После нескольких стопок рисовой водки у неё только слегка раскраснелось лицо. Она угадывала нужную сумму на пальцах с мастерством гроссмейстера. Потом Мэн Хэпин презрительно относился к её «лояльности и честности». Она в то время выглядела простой и скромной пай-девушкой. Пока не вступишь в схватку, не поймёшь на что способна.
Сошлись достойные противники в умении выпить. Когда осталась половина второй бутылки он сказал:
- Ты куришь? Можно, я закурю?
Цзяци, разумеется, разрешила. Он вытащил и положил пачку сигарет на стол. На той пачке красовалась большая камелия и трогательные стихи: «С первой встречи как будто знакомы всю жизнь».
У Цзяци, непонятно почему, что-то шевельнулось в душе.
Он не нашёл огня, она протянула ему коробок. С удивлением взял и, наконец, узнав её, улыбнулся:
- Это ты?
Она тоже улыбнулась:
- Да, это я.
В тот день напились почти все. Лежали ничком вконец окосевшие, кто-то распевал во всю глотку, отбивая такт палочками. За столом только они вдвоём оставались в ясном уме. У Цзяци с увеличением количества выпитого лишь сильнее блестели глаза, в конце концов, они стали почти лучиться. Она чувствовала, что скоро потеряет контроль, в глубине души понимая, что очень пьяна. Мэн Хэпин сам уже почти совсем в стельку пробормотал:
- Все напились, как насчет того, чтобы пойти домой?
Мысли Цзяци тормозили, но она изрекла почти отчётливо:
- Идём.
Мэн Хэпин сказал:
- Они не могут идти домой. Мы не собираемся залечь тут с ними. Я провожу тебя.
- Не забудь рассчитаться, - с улыбкой пробормотала Цзяци, - иначе официант нас не выпустит.
Потом Цзяци частенько спрашивала:
- Мэн Хэпин, за что ты меня любишь?
Мэн Хэпин долго думал с серьёзным видом и отвечал:
- Ты очень сообразительная. Напившись, ещё вспомнила, чтобы я оплатит счет. Разве такой честный человек, как я, не оценит подобное?
Цзяци совершенно забыла, о чём говорила тогда. Помнила только, что дул сильный ветер, осенняя ночь была очень холодной. Они шли с Мэн Хэпином среди деревьев университетского кампуса, то молчали, то говорили, перескакивая с одного на другое. Половина фонарей было сломано, вдалеке виднелся оранжево-красный свет, как глаз ночи, мягкий и необыкновенный.
- Замёрзла? – спросил он, не дожидаясь её ответа, снял пальто и набросил ей на плечи.
Одежда хранила его тепло, слабый незнакомый запах, и была пропитана парами алкоголя. Она засунула руки в длинные рукава, как ребёнок в одежду взрослого, но это был удивительно приятный материал. Флисовая подкладка такая мягкая. Возможно от большого количества выпитого, тело никак не могло согреться, но теплое чувство, будто просачиваясь, наполняло грудь.
Они говорили о многих вещах, от тайно выброшенного в детском саду сала из обеда до того как рисовали с соседом по парте демаркационную линию. Как в средней школе перечили учителям, как собирались сдавать государственные экзамены и отстаивали своё мнение перед домашними. Во всём их взгляды сходились. Было весело, Цзяци нравилось жестикулировать, в результате рукава пальто летали из одной стороны в другую, как струящиеся рукава* на театральной сцене. Он подхватывал всё темы, что она начинала. Цзяци выпила много вина, но чувствовала жажду. Хотела сказать, но заслушалась его рассуждениями. Они беспрерывно болтали, один продолжал за другого, и сам же смеялся, не понимая, откуда взялось столько слов, только хотелось говорить не останавливаясь. В конце концов, они дошли до корпуса Цзяци, он увидел свет в магазинчике, и сказал ей:
- Подожди.
Постучал в дверь, купил две бутылки йогурта. Она была в восторге, как ребёнок. Хлюпая, выпила залпом, напиток показался ей божественным нектаром. Он, молча, передал ей вторую бутылку.
- Ты не будешь пить?
- Купил для тебя.
Она протянула: «А-а-а…» Было немного неудобно. Пластмассовая трубочка только чертила по крышке на бутылочке. Он сходил за новой, молча, воткнул в крышку и, так же молча, передал ей.
Взяла трубочку, втянула йогурт.
Напиток было прохладным и в то же время густым. В этом сезоне йогурт мог быть очень густым. Поэтому она пила медленно. Совсем не кисло, а даже сладко.
Он сказал:
- Меня зовут Мэн Хэпин, а тебя?
Она слегка улыбнулась, до сих пор они ещё не представились друг другу:
- Цзяци. Ю Цзяци.
- Это как во фразе «Счастливый день, похожий на сон»?
- Да.
Ей неожиданно стало не по себе. «Счастливый день, похожий на сон», эти иероглифы как раз и были её именем, но он же не нарочно.
Давно погасили фонари, двери общежития были уже закрыты. Окинул взглядом железные ворота и спросил:
- Как ты попадёшь внутрь?
К ней вернулся боевой задор:
- Перемахну.
Бросила пустую бутылку из-под йогурта в мусорное ведро, хлопнула в ладоши:
- Демонстрирую.
Её проворство изумляло. В два счёта, цепляясь за железные прутья, оказалась наверху двухметровых ворот и махнула ему рукой:
- Спокойной ночи.
Со свистом в несколько приёмов спустилась вниз по воротам. Подпрыгивающий серебристо-серый силуэт исчез в тени деревьев.
Мэн Хэпин надолго запомнил: она в его длинном серебристо-сером пальто на верхушке высоких ворот, одной рукой держится за железные прутья и с победоносным видом размахивает вторым рукавом. За спиной глубокое, как чёрный бархат, ночное небо, по которому будто разбросаны кусочки серебра. Её волосы развеваются на холодном ветру, глаза сияют, как свет зимних звёзд. Озорно улыбнулась, обнажив слегка выпирающие маленькие клычки, как ребёнок. Даже больше напоминает призрак, выскользнувший по ошибке из небытия и презрительно взирающий на мир людей. Он невольно засмотрелся на неё.
Вернувшись в спальню, Цзяци обнаружила, что забыла отдать Мэн Хэпину пальто. Пальто было ещё чистым, но она всё-таки постирала его и высушила на солнце, так что теперь оно пахло солнечным теплом. Цзюаньцзы, увидев пальто, ахнула, и недобро усмехнулась:
- Что же не отнесла обратно?
- Завтра после обеда нет занятий, отнесу, но не знаю, где он живёт, - спокойно ответила Цзяци.
- Ты не знаешь, где он живёт, - переспросила Цзюаньцзы с улыбкой, - а я знаю.
И принялась подробно объяснять адрес, только и осталось, что взять бумагу с ручкой записывать. Цзюаньцзы прищёлкнула языком и сказала:
- Отдал тебе одежду, а сам замёрз и заболел. Сейчас лежит в лихорадке.
Цзяци не поверила, Цзюаньцзы разволновалась:
- Я что, обманываю тебя? Не веришь, иди сама посмотри, неблагодарная.
Во второй половине дня были занятия по чтению. Цзяци уже прошла полпути, но потом снова вернулась в общежитие, оставила учебники, взяла пальто, в конце концов, решив прогулять уроки и пойти к Мэн Хэпину.
На самом деле, два учебных заведения были недалеко друг от друга. Её у восточных ворот, его у западных, отделены одной улицей. Но в восточном секторе территория института слишком большая, найти общежитие нелегко. Она сделала круг по кампусу, пока ходила вся вспотела, наконец, нашла. Долго стучала, но никто не открыл. Из соседней комнаты вышел парень и недоверчиво смерил её взглядом:
- Кого-то ищешь?
Она немного смутилась:
- Мэн Хэпин живёт в 409 комнате?
- Он заболел, пошёл в больницу на процедуры. Только ушёл.
Никогда бы не подумала, что правда заболел. Цзяци невольно почувствовала лёгкий укол совести. Подумала, больница недалеко отсюда, лучше сходить проведать. Пошла искать больницу. У процедурного кабинета толпилось много народа. В разноголосый гомон вплетался звук телевизора, плач детей… Искала в очереди Мэн Хэпина. Наконец увидела, в углу кто-то лежал под капельницей. Присмотрелась, похоже на Мэн Хэпина с головой погружённого в чтение газеты.
Присела рядом. Через некоторое время он, наконец, поднял голову и встретился с ней взглядом.
Улыбнулась ему, он машинально улыбнулся в ответ.
Два человека чувствовали себя немного глупо, но он был рад видеть её улыбку. Сидели рядом, не зная, как нарушить молчание. Наконец подошёл его сокурсник и поздоровался:
- О! Хэпин, ты тоже здесь.
- Да. Затемпературил.
Тогда однокурсник посмотрел на Цзяци:
- Подружка пришла проведать. Болеть тоже счастье.
Цзяци покраснела, Хэпин улыбнулся, однокурсник больше ничего не сказал, развернулся и ушёл.
Так всё началось. По выходным они катались на велосипедах в парке кампуса – от её корпуса до его. У него было немного уроков, иногда он приходил к ней на занятия и с серьёзным видом слушал её курс. Так же, как и все влюблённые парочки, вместе ходили в столовую, загорали на газоне.
В то время даже солнце сияло ярче и чище.
Наступили зимние каникулы. Он провожал её к поезду. Она чувствовала, что не в состоянии расстаться, хотя речь шла только об одном месяце, но всё равно, не видеть его.
Во время предновогоднего столпотворения* с билетами напряжённо, но ему всё-таки удалось достать раздобыть билет в плацкарт. Накупил ей фруктов и закусок в дорогу. Она лежала на узкой полке, заткнув уши наушниками плеера, и безостановочно поедала закуски. Казалось, если остановится, то сразу начнёт грустить. Он купил её любимое сушёное мясо. От постоянного жевания на языке высочил кровавый волдырь. В наушниках пела Мо Вэньвэй*:
«Эти летние фрукты
Напоминают аромат любви.
Я думала, ничего не осталось,
Но воспоминания переполняют меня.
Возможно, это моё сердце
Не хочет признать,
Что ты всё-таки любишь меня.
Сквозь превратности судьбы
Только помни обо мне.
И если увидишь во сне,
Прошу обними меня снова…»
Поезд «чух – чух», на юг, на юг, глубокая ночь, в вагоне темно и тихо. Изредка проносятся ярко освещённые перроны, свет проникает в щель между занавесками. Короткая остановка и снова вперёд. Постепенно все в вагоне уснули. Она не могла спать, достала упаковку лапши быстрого приготовления. На стакане «Мастер Кан» сразу бросился в глаза рисунок ультрафиолетовыми чернилами - толстый поросёнок с хвостиком крючком. Почерк Мэн Хэпина всегда был крупный, а тут буквы ещё крупнее. В темноте зелёным светилось:
- Поросёночек, ешь больше фруктов, не ешь лапшу.
Она рассмеялась так, что выступили слёзы.
В Шаосинь прибыли, когда уже стемнело. Шёл дождь со снегом, очень холодно. Платформа ярко освещена внутри и снаружи, гул людских голосов. Нашла таксофон, чтобы позвонить ему. К телефону в комнате общежития долго никто не подходил, его мобильный тоже не отвечал. Возможно, поехал домой. Ей только и оставалось взять багаж и выйти со станции.
До дома добралась среди ночи. В родной кровати спалось особенно спокойно. На следующий день проспала почти до полудня, в итоге, её разбудил телефонный звонок. Отец ушёл на работу, дома никого не было. Добрела до телефона, взяла трубку, кутаясь в одеяло:
- Алло.
Это был Мэн Хэпин. Так замёрз, что плохо шевелил губами, голос звучал невнятно:
- Цзяци, почему в Дунпу так холодно?
Она никак не могла сообразить: в Дунпу холодно? В домах Дунпу нет центрального отопления, разумеется, холодно. Но ведь не холоднее, чем на севере? Подожди-ка! В Дунпу холодно? Как он узнал, что в Дунпу холодно?
Завернулась в шерстяное одеяло и подбежала к окну. Мэн Хэпин стоял в маленьком дворике и махал ей рукой.
Шёл дождь, у него не было зонта. От холода изо рта шёл пар. Знакомые белые стены ограды с черной черепицей, старый уже почерневший деревянный навес. Посередине маленького внутреннего дворика с синей плиткой посажены орхидеи. И рядом с орхидеями стоит он. Зимний моросящий дождь делает картину ещё более нереальной. Она невольно спросила: «Ты почему приехал?»
Он смотрел на неё и улыбался.
Когда вошёл, она опять спросила:
- Почему ты приехал?
Вещей у него было немного, только маленький рюкзак. Новый телефон, номер которого он сообщил ей. Прошла в свою комнату, достала блокнот, записала номер. Он оглядел дом. Квартира старая, но чистая и опрятная. На оконных наличниках ещё сохранился вытравленный рисунок. Неизвестно, в каком году построили этот дом. Под задними окнами текла река, на ней лодки, в лодках кувшины вина. Из полураскрытого окна открывался вид: чёрная черепица, белые стены, серый мост, по мосту под зонтами шли люди, как на картине нарисованной тушью. Это совсем не походило на Ситан, не было заметно признаков развитого туризма. Накрапывал зимний дождь, даже людей мало. Изредка за окнами слышался плеск вёсел, своего рода уют простого житейского быта. Наблюдал, как она ходит туда – сюда. Принесла полотенце, чтобы он вытер волосы, дала ему горячего чая. Из своей грелки с горячей водой полила ему на руки. Снова спросила:
- Ты голоден?
- Я соскучился по тебе.
Она немного смутилась, подошла к холодильнику, заглянула в него:
- Если я пожарю тебе рис с яйцом?
- Хорошо.
Съел в один присест три чашки. Она боялась, что у него будет несварение, поэтому принялась чистить для него помело. Кожура слишком толстая. Отрывала дольки, первая отделялась труднее всего. Он поднялся помочь, поднатужился и сразу разломил. Аромат помело повис в воздухе. Съел дольку, поморщился:
- Кисло.
- Дай, попробую, - сказала она.
И даже не успела отделить дольку, как он сразу накрыл губами её губы.
Так нежно, что невозможно вообразить.
Раньше он никогда не целовал её, это был первый раз. Фактически они были знакомы только два месяца. По её телу пробежала дрожь. На его губах вкус помело, так сладко.
Потом отпустил её. На реке бабки стирали, били одежду валиком «тук-тук». Её сердце беспорядочно колотилось, как будто внутри кто-то отбивал валиком одежду. Она покраснела, лицо горело, теребя его воротник, приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала его.
Те несколько дней в городке прошли беззаботно и радостно.
Взяла его на работу к отцу, посмотреть, как делают вино. Когда он увидел гору сваленных в кучу кувшинов, невольно воскликнул:
- Не удивительно, что ты умеешь пить.
Она тихонько посмеивалась.
Городок Дунпу был родиной шаосинского вина. Как говорится, шаосиньское «хуадяо» в большинстве случаев проистекало отсюда. На самом деле, эффект «хуадяо» долгий. Отцу Цзяци очень понравился Мэн Хэпин из-за того, что он умел пить вино.
Отец Цзяци говорил: «Вино похоже на человека».
Мэн Хэпин никогда не спрашивал, почему у неё нет матери.
Когда стемнело, она взяла Мэн Хэпина в музей Сюй Силиня*. Безлюдный заброшенный старый дом с двориком, светло-синий жидкий бамбук. Похоже на сцену из старого фильма, свет и тени - нагромождение старых времён. Было холодно, опять пошёл дождь. Он всё время держал её за руку. В доме-музее не было даже гида, она читала ему вслух надписи на табличках. Шли медленно, не торопясь.
В конце концов, она рассказала:
- Когда была маленькой, мама ушла, и больше я её не видела.
Мэн Хэпин держал её руки, отогревая дыханием, и внимательно слушал.
- Потом я поссорилась с одноклассниками, когда они узнали, что моя мама убежала с другим. Я не переживаю, только чувствую некоторую досаду, правда. Думаю, для того времени её мужество было действительно выдающимся. И хотя она бросила меня, я не испытываю к ней ненависти.
Её формулировки были запутанными и немного нелогичными, но он понял. Не сказал ничего лишнего, только легонько поцеловал её в лоб.
На сердце было спокойно, из-за того что у неё был он.
Примечания к главе 4.
Хуадяо - лучшее шаосинское рисовое вино.
Струящиеся рукава (театр) - удлиненные рукава, манипулируя которыми актёр дополняет создаваемый им образ.
Предновогоднего столпотворение - транспортное и пассажирское "столпотворение", случающееся во время китайского Нового года.
Мо Вэньвэй (2.06.1970) - китайская актриса и певица, больше известная как Карен Мок.
Сюй Силинь (17 декабря 1873 - 7 июля 1907), китайский революционер, родившийся в Дунпу округ Шаосин провинция Чжэцзян.
