[ВалентинаВ]

47. Он сказал: «Цзян Шэн, ты падка на мужчин»:

47. Он сказал: «Цзян Шэн, ты падка на мужчин».

На каникулах после второго курса я не поехала в Вэйцзяпин. Я не хотела есть лапшу, что варил мне Лян Шэн. Боялась, что, когда буду её есть, впаду в меланхолию и начну заливаться слезами. Ну вот, мои слёзы не стоят больших денег, сказала про них, они сразу потекли.

Лян Шэн, уезжая с Бэй Сяоу, постоянно оборачивался и смотрел на меня, он говорил: «Цзян Шэн, у родителей плохое здоровье. Мне кажется, ты должна поехать, повидаться с ними».

Я, сжав губы, опустила голову, голос был неожиданно слаб: «Я поеду, но не сейчас».

Цзинь Лин сказала Лян Шэну: «Не волнуйся, я присмотрю за Цзян Шэн».

Лян Шэн кивнул: «Тогда ладно. Только, Цзян Шэн, ты здесь одна, ешь больше, не ходи голодной. И ещё хорошо заботься о себе».

Бэй Сяоу сказал: «Лян Шэн, ты же не считаешь Цзян Шэн слабоумной? Разве этот год прошёл у неё не весело? Не волнуйся, пошли скорее. Наш цветочек имбиря быстро найдёт себе садовника».

Лян Шэн улыбнулся, вытащил из кармана деньги, сунул мне в руку, посмотрел на меня и ничего не сказал. Потом они с Бэй Сяоу ушли. Луга Вэйцзяпина на короткое время неожиданно стали мечтой, а не реальностью.

Я смотрела на силуэт Лян Шэна и безостановочно махала рукой, махала, думая, что так смогу очнуться. После этих четырнадцати лет долгого сна. Один конец сна – это нынешняя боль, а другой – в тех временах, пока мне не исполнилось четыре года, под чистым небом Вэйцзяпина. Я думала, это точно был сон, когда проснусь, снова окажусь четырёхлетней девочкой, а к моим ногам прижмётся котёнок Сяоми. Буду носиться босоногая по спортивной площадке Вэйцзяпина, Бэй Сяоу возглавит компанию местных детишек, будем играть в «дочки-матери». В Вэйцзяпине никогда не произойдёт аварии на шахте, и красивый, будто с экрана телевизора, мальчик, которого зовут Лян Шэн, не ворвётся в мою жизнь.

Цзинь Лин ухватила меня за руку, которой я не переставала махать. Вернувшись на школьный двор, я поняла, Лян Шэн, как и авария в Вэйцзипине - это не сон, а вечно существующие или существовавшие люди и события, ничего с этим не поделать.

Я такая глупая.

Все каникулы я под руководством Цзинь Лин увлечённо училась, и ещё увлечённей ела грибы. Цзинь Лин сказала, по словам её мамы, грибы очень полезны. В те дни я чувствовала, что поедая их, скоро сама стану маленьким грибом.

Цзинь Лин очень добросовестная девушка, но слишком легко поддаётся мандражу. До государственных экзаменов ещё целый год, а она уже будто на экзамене. Проведя с ней некоторое время, мои нервы тоже расшатались. Часто смотря новости по национальному телевидению, где два ведущих один поёт - другой вторит, я начинала размышлять о законах физики. Думала, если бы эти двое столкнулись на машинах, в какую сторону продолжилось бы движение? Какая работа была бы произведена? Сколько бы выделилось теплоты? Базироваться на законе сохранения импульса или законе сохранения кинетической энергии?

Цзинь Лин пощупала мою голову, сказала: «Всё в порядке, нормальный человек. Как удачно, что ты не размышляешь над химическими проблемами, если обоих ведущих опустить в стакан с серной кислотой, как записать уравнение этой химической реакции? Боюсь, крыша поедет, и мне придётся на четырёх ногах мчаться в психушку, показывать тебя специалистам».

Я улыбнулась: «Считаешь, что я слаба в математике. Очевидно же, что ног будет восемь?» Сказав это, я упала в обморок.

В тот день я доучилась до теплового удара. Поэтому несла чушь, сказав Цзинь Лин про восемь ног. Естественно, Цзинь Лин поначалу до слёз перепугалась моих ответов, но видя, что я в обмороке, степень страха зашкалила настолько, что плакать уже не смогла. Благодаря мне она обрела спокойствие духа и весьма полезное качество не терять головы в минуту опасности. Поэтому в тот момент, когда я упала в обморок, она неожиданно приняла решение, не впадая в истерику, вылить на меня ведро холодной воды для полива.

Заморозила в конец.

Поэтому немного придя себя, я помотала головой и, как старый революционер, не боящийся угроз и насилия, сказала: «Облей меня перцовым раствором, у тебя всё равно будет восемь ног».

В тот день Цзинь Лин отвела меня в поликлинику. Осмотр тех врачей с «монгольскими» дипломами выявил, что причиной недомогания стал тепловой удар и переедание грибов.

Я пробормотала тому монгольскому доктору: «Ты доедай грибы, а у меня обед ягуара».

Монгольский доктор очень заинтересовался, поставил мне капельницу с глюкозой и спросил: «Тогда, что будешь есть на ужин, госпожа африканский слон?»

Я захохотала: «Не угадал, вечером я стану чёрным грифом. Последнее время чёрные грифы худеют, превращусь в госпожу Чёрный гриф, завоюю титул и возможно двину в Голливуд, с парнями на малых сценах играть любовников…»


Конечно, это всё, когда я пришла в себя, рассказала мне Цзинь Лин. Она сказала, что целую ночь от страха ревела и смеялась. Очень трудно.

С того момента я больше не ела никаких грибов и не занималась так одержимо, как моя однокурсница Цзинь Лин. Я боялась и правда сойти с ума, что выглядит довольно некрасиво.

Об этом происшествии я рассказала Чэн Тянью. Потом минут пять смотрела на его пасть, разверзшуюся от хохота. Это ощущение заставило меня вспомнить одно выражение, как говорят, «героический дух, с которым можно сдвинуть горы и повернуть реки вспять». Предполагается, что предки придумали эти слова, чтобы через тысячу лет с помощью этой гиперболы описать рот мужчины перед моими глазами.

На шестой минуте я спросила Чэн Тянью: «Нахохотался?»

Губы Чэн Тянью сжались в вишенку. Преисполненный чувств он долго смотрел на меня, потом сказал: «На самом деле, Цзян Шэн, ты падка на мужчин, а ещё постоянно изображаешь передо мной чистоту и непорочность. Смотри, поела грибов, стала чёрным грифом, а всё не забывала грезить о сценических красавчиках. Ты такая женщина?»

Я ответила: «Падка на мужчин и что? На всех мужчин Поднебесной падка, а на тебя у меня антидот? Злишься? Раз злишься, может, тоже пойдёшь, поешь грибов?»

Чэн Тянью вздохнул: «Эх, мне с твоим ядом и грибов не надо. Ешь сама. В этот раз - чёрный гриф, в следующий – сокол… подожду, когда пройдёшь 72 превращения, воспаришь к небесным чертогам, и создатель запечатает тебя как второго Царя Обезьян».

Я усмехнулась: «Чэн Тянью, когда я стану Царём Обезьян, прежде всего, верну тебе твой первоначальный образ Чжу Бацзе*, чтобы освободить от нарциссизма, из-за которого ты полагаешь, что все женщины Поднебесной западают на тебя».

(* - как и Царь Обезьян, персонаж романа «Путешествие на Запад», воплощение алчности и похотливости в обличии свиньи)


Вот так, я слово, он речь. Ситуация в квартире Чэн Тянью: люди ― навзничь, кони ― кувырком, полная чехарда. На самом деле, я приняла приглашение зайти поразвлечься исключительно ради кондиционера и мороженного в его холодильнике. Каждый раз прекрасное время под кондиционером проходило в ожесточённой полемике. Не знаю почему, как только мы с Чэн Тянью сходились вместе, порох оказывался в стволе и выстреливал даже без спуска курка.

Ничего нельзя было поделать.

К счастью мороженое было вкусным и могло залечить раны, нанесённые моему юному, нежному интеллекту.

Пока я ела мороженое, Чэн Тянью приводил в порядок поле боя. Прибираясь, он удивлённо спросил: «Цзян Шэн, тебе не кажется с нами что-то не так? Мы же оба взрослые люди, почему постоянно ссоримся, как дети? Теряем лицо».

Я ответила: «Я ребёнок, ты взрослый дядя. Выходит, это ты стремишься выглядеть моложе своих лет. Естественно, лицо теряешь тоже ты, а не я. Не используй слово «мы», между нами конфликт поколений, очень серьёзная проблема отцов и детей».

… Увы, когда собеседник не согласен, дополнительные убеждения бессмысленны. Чуть спустя даже прекрасное мороженое оказалось вовлечённым в наши военные действия. Исход борьбы решился в мою пользу. Но я израсходовала всё мороженое, испачкала простыни, полотенца и все вещи вокруг, включая тело самого Чэн Тянью, всё стало моим театром боевых действий.

Целый день я провела у Чэн Тянью. Как старая дева, безостановочно стирала вещи, размазывая по лицу мыльную пену. К счастью тут был кондиционер и я не получила теплового удара. Чэн Тянью, этот гадкий мужчина, постоянно торчал за моей спиной, спокойно наблюдая сквозь панорамные окна чудесный морской пейзаж, одновременно нахваливая мне прекрасный аромат мороженого.

Прозанимавшись одеждой и простынями Чэн Тянью целый день, когда я вернулась в арендованную квартиру, конечности не двигались. Рухнула на кровать, как труп.

Цзинь Лин закончила изучать экзаменационные вопросы по политике, взглянула на меня, и, широко улыбнувшись, сказала: «Что, дошло до того, что Чэн Тянью разгромил молодёжь страны, не пугай меня!»

Я бросила подушку ей в лицо, ответила: «О чём ты думаешь? Тебе семнадцать с небольшим, как можно иметь такие порочные мыслишки? Если бы правда разгромил, я бы разгромила его, не так ли?»

Цзинь Лин улыбалась, обняв подушку: «Увы, твоя версия объяснений не невинней моей».

Я отвернулась, чтобы не смотреть на неё. Она в обнимку с экзаменационными вопросами по политике села рядом и загадочно спросила: «Цзян Шэн, тебе весело проводить время с Чэн Тянью?»

Я недобро ответила: «В гробу я видела такое веселье!» Сказав, почувствовала, что от этих слов на совести стало неспокойно. Всё-таки было весело есть у него мороженое. Поэтому небрежно бросила: «Сойдёт».

Цзинь Лин улыбнулась: «Цзян Шэн, ты влюбилась в него?»

Её слова заставили меня полдня икать, не приходя в себя!

48. Иногда я говорю быстрее, чем думаю:

48. Иногда я говорю быстрее, чем думаю.

До начала третьего курса я так и не съездила домой.

Бэй Сяоу сообщил мне: «Лян Шэн часто стоит на мосту через реку Циншуй и говорит, Цзян Шэн, Лян Шэн ждёт, что ты приедешь домой на летних каникулах».

Бэй Сяоу вернулся в школу на полмесяца раньше срока, наши съёмные квартиры были через пару улиц. Цзинь Лин спросила меня: «Когда начнутся занятия, будешь снимать квартиру или вернёшься в общежитие?»

Я долго думала, потом ответила: «Надо спросить у Лян Шэна, если он не разрешит жить на квартире, остаётся только общежитие».

Цзинь Лин сказала: « Цзян Шэн, я бы хотела жить с тобой. Мне немного не по себе, если тебя нет рядом».

Я улыбнулась: «А ты возвращайся со мной в общежитие».

«Моя успеваемость не такая хорошая, как у тебя, - вздохнула Цзинь Лин, - поэтому, чтобы поступить в университет, нужно заниматься допоздна. В общежитие рано гасят свет. Я прикинула, так у меня нет шансов».

Неожиданно я выдвинула идею: «Цзинь Лин, тебе надо просто жить вместе с Бэй Сяоу. В нынешние времена гендерные вопросы совершенно не принимаются во внимание. Мне кажется, два хорошо знакомых человека, если придут к согласию, могут удачно ужиться друг с другом». Иногда я говорю быстрее, чем думаю, совершенно идиотская манера.

Цзинь Лин поначалу обалдела, потом сказала: «Цзян Шэн, ты стала слишком аморальна!»

Я в тот момент, ещё не свернув с мысли, спросила: «Как это аморальная? Предложила вам с Бэй Сяоу жить вместе и сразу аморальная? Я же не сказала, чтобы вы занялись тёмными делишками».

Только я закончила эту фразу, как вбежал Бэй Сяоу в обнимку с арбузом, он поинтересовался: «Цзян Шэн, надо заняться тёмными делишками? О чём вы говорите?»

Цзинь Лин, взглянув на Бэй Сяоу, покраснела. Сказала: «Ни о чём».

Бэй Сяоу посмотрел на меня. У меня в тот момент точно были осложнения после грибов, целый день какое-то косноязычие. Я сказала: «Будете жить вместе с Цзинь Лин, не занимайтесь тёмными делишками».

Далее установилась мёртвая тишина. Бэй Сяоу и Цзинь Лин долгое время смотрели друг на друга, потом перевели взгляды на моё полное радости лицо, пока не пришло озарение. Арбуз из рук Бэй Сяоу с громким хлюпаньем упал на землю. Я сразу почувствовала, что, похоже, не приняла в расчёт, как могут быть истолкованы мои слова.

Цзинь Лин торопливо принялась собирать остатки арбуза. Бэй Сяоу сказал: «Цзинь Лин, не слушай чушь, что несёт Цзян Шэн, у неё с детства проблемы с головой».

Его слова заставили меня загрустить. С его стороны это было чересчур. «Ты что с пелёнок врач? С чего ты решил, что у меня с детства проблемы с головой?»

Естественно, не успела я это сказать, как Бэй Сяоу выбежал за дверь, сказав, что ему надо позвонить отцу, поинтересоваться, чем тот занимается в Хэбэйе год с лишним и почему не возвращается домой.

Я, взглянув на Цзинь Лин, воровато улыбнулась: «Я не нарочно, иногда мозги совсем не включаются».

Цзинь Лин тоже улыбнулась: «Я не восприняла всерьёз, из твоего рта не жди слоновой кости*». Сказав это, она снова вернулась к столу заниматься. Вентилятор жужжал и поворачивался из стороны в сторону, но пот всё-таки закапал с моего лица. Неожиданно я вспомнила о кондиционере Чэн Тянью. Вспомнила маму. Полагаю, на своей больничной койке она никогда и не знала, что такое кондиционер. При воспоминании о ней, меня охватила ужасная тоска. Подняла лицо вверх, чтобы не потекли слезы.

(* - изменено выражение из собачьей пасти не жди слоновой кости - не жди доброго слова от плохого человека)

После обеда, когда вместе с Цзинь Лин слонялись по магазинам, Цзинь Лин купила городскую газету. Сообщила, что последнее время начала покупать лотерейные билеты и хочет посмотреть таблицу выигрышей.

Я улыбнулась: «Никогда не видела, чтобы ты связывалась с лотерейными билетами. Цзинь Лин, ты попала под дурное влияние? Настолько нуждаешься в деньгах?»

Цзинь Лин ответила: «Да уж. Я очень нуждаюсь в деньгах. Как насчёт того, Цзян Шэн, чтобы я тебя похитила и продала? Найду в глухомани человека, занимающегося перепродажей».

Я вытянула у неё из рук газету и прикрылась от солнечных лучей. Летнее солнце безжалостное, я не разбиралась в солнцезащитных средствах, к тому же моя кожа была не такая как у Лян Шэна, на солнце высушивалась дочерна. Я не заметила, небольшая сексуальная фотография одной известной поп-певицы на листе газеты оказалась как раз у меня на лбу. Цзинь Лин в изумлении вскрикнула: «Небеса, это же она?»

Я взяла газету, развернула её, взглянула на фотографию, но не была удивлена так, как Цзинь Лин. Цзинь Лин, по сравнению со мной консерватор, мало интересуется шоу-бизнесом. Я же раньше вертелась с Сяо Цзю, нахваталась некоторых слухов и сплетен, поэтому в курсе «72 превращений»* в образе той певицы

(* - в книге «Путешествие на Запад» Царь Обезьян мог принимать 72 образа)

На самом деле я помнила о её превращениях в основном из-за Сяо Цзю. В тот день, в KFC она пила колу и смотрела журнал. Неожиданно обратила моё внимание на смену имиджа той певицы и сказала: «Цзян Шэн, смотри, изначально плоскогрудая дива нынче так обширна! Для тебя образец на будущее!»

Я покосилась и тоскливым голосом ответила: «Не нуждаюсь. Хватит изводить меня».

Сяо Цзю, даже не подняв головы, угодливо улыбнулась: «Верно. Чему я учу тебя, зачем нам этот «самострой»!»

Я, только набравшая в рот колы, после её словечка «самострой», забрызгать ей всё лицо. В тот день она, одетая во что-то воздушное и летящее, сообщила, что тема её костюма «надвигается ливень в горах, весь дом пронизан ветром». Сказать по правде, душевная организация Сяо Цзю была очень тонкой, хоть она и не читала разных книжек. Я вытирала салфеткой ей лицо и извинялась: «Сяо Цзю, никогда не думала, что тот ливень достигнет тебя».

Щёки Сяо Цзю надулись, как паровой пирожок, она сказала: «Твою мать, Цзян Шэн!»

Сегодня в газете популярная певица была по-прежнему очаровательна и изменчива. Но рядом не было девушки по имени Сяо Цзю, чтобы зло прикрикнуть на меня «Твою мать, Цзян Шэн».

Складывая газету, в колонке развлечений неожиданно в левом нижнем углу мелькнуло знакомое лицо. Су Мань!

Я тотчас снова развернула газету, тупо разглядывая. Твою мать, я поняла, Су… Су… Су Мань, оказывается, тоже звездочка. Хоть не первой величины, но довольно популярная.

49. В этом мире есть три вида любви: любовь, нелюбовь и невозможность любви:

49. В этом мире есть три вида любви: любовь, нелюбовь и невозможность любви.

После того, как я узнала, что Су Мань звезда, всё вокруг стало мне казаться нереальным. Спросила Цзинь Лин: «Почему у меня такое ощущение, что происходящее со мной это сон, будто в кино или на сцене? Я вдруг играю в спектакле со звездой? Совершенно неправдоподобно. Цзинь Лин, сегодня ночью я не сомкну глаз. Этот мир слишком непостижим».

Цзинь Лин ответила: «Что тут непостижимого. На самом деле твоя собственная непостижимость не сравнится с той Су Мань. Более удивительным мне кажется, что ты вместе с тем «бриллиантовым холостяком» Чэн Тяньюем».

После её слов, я вскочила с кровати: «Я с ним вместе? Это наглые сплетни!»

Цзинь Лин широко улыбнулась: «Действительно, ужасно, Цзян Шэн. Ты сама не стала какой-нибудь звездой? Ещё и сплетни? Такие слова ты тоже можешь говорить?»

Я спросила её: «Цзинь Лин, не слишком ли тебя волнует тот «бриллиантовый холостяк»? Неужели мечтаешь побыстрее выскочить замуж за богача?»

Цзинь Лин сперва замерла, потом ответила: «Чэн Тянью, кто его здесь не знает? Только постоянно думаешь, что такой человек может существовать лишь в легендах, а не жить обычной жизнью». Закончив, она замолчала.

Я неожиданно вспомнила, как Сяо Цзю оценивала Чэн Тянью, она говорила, что Чэн Тянью, в общем, не плохой человек, но его никак не назовёшь и хорошим. Поэтому я спросила Цзинь Лин: «Цзинь Лин, так тебе кажется, какой человек Чэн Тянью?»

Цзинь Лин открыла рот, но в итоге покачала головой, сказала: «Я с ним не общалась, не знаю».

«А-а-а…», - протянула я и уснула.

После того как стало известно, что Су Мань звезда, я начала испытывать по отношению к «Нин Синь, сколько лет, сколько зим», благоговейный трепет. Было не по себе, вот я вошла, большие - маленькие, молодые - старые, все вокруг звёзды, а я деревенская девчонка, стою глупо принимаю деньги, очень неловко. К тому же Чэн Тянью неожиданно поднял руку на Су Мань, если бы тот инцидент дошёл до любителей сплетен, что бы получилось? Звезду избили?

Вдруг я осознала, Сяо Цзю в прошлом меня предупреждала, она говорила: «Хотела бы я никогда не связываться с Чэн Тянью». Тогда мне казалось, она сгущает краски. Я думала, Чэн Тянью – это Чэн Тянью, парень, похожий на Лян Шэна. Некто, постоянно препирающийся со мной, малодушный человек. Сейчас я поняла, Сяо Цзю была права, он не такой, как мы. В его кругу есть такая звезда, как Су Мань, есть прекрасная и таинственная девушка Нин Синь, он живёт в престижном районе в очень дорогой квартире. К тому же, по словам Сяо Цзю, эта квартира у него не единственная. Влияние и сила их семьи пустили глубокие корни в этом административном центре провинции.

Друг? Между двумя людьми со столь разным положением может быть дружба?

Возможно, между нами ничего нет, он живёт в моём воображении, а я в его жизни разгоняю тоску. Похоже, только такое объяснение правдоподобно.

На самом деле, наши отношения с Чэн Тянью совершенно не такие задушевные, как навоображала Цзинь Лин. Например, каждый раз, когда Чэн Тянью появляется в «Нин Синь, сколько лет, сколько зим», он самое большее улыбается мне и, проходя мимо моей кассы, бросает пару слов.

Иногда, вспоминая его чёрные, искрящиеся глаза, моё сердце ухает вниз. Жизнь, похоже, любит со мной шутить.

В первый раз небесный владыка, подарил мне подарок по сердцу и сказал: «Ты не можешь им пользоваться».

Я спросила: «Почему?»

Он ответил: «Потому. Это закон. В свете есть нормы и порядки, для тебя, ребёнок, тоже нет исключений».

Во второй раз небесный владыка, похоже, снова был особо добр и подарил мне подарок, похожий на первый, но сказал: «Ты не можешь им пользоваться!»

Я не стала спрашивать, почему.

Из-за того, что знала, моё положение не столь значительно. Потому что Золушка – это сказка, в этом мире есть только одна Золушка. История о хрустальной туфельке может быть сыграна лишь один раз и для тебя не повторится.

Я спросила Цзинь Лин: «Тебе кто-нибудь нравится?»

Смотрящая на меня пара чёрных глаз Цзинь Лин в тот момент сверкала в лунном свете, необычайно прекрасная. Она положила подбородок мне на руку и тихонько ответила: «Да».

Я спросила: «Это Лян Шэн?»

Цзинь Лин покачала головой: «На самом деле, мне совершенно не нравится сам Лян Шэн, но его образ…» Сказав это, она крепко сжала губы.

Я спросила: «Тогда, это Бэй Сяоу?»

Она показала мне язык, сказала: «Не болтай ерунды. Нет. Цзян Шэн, тебе лучше не знать».

Я вдруг напряглась и спросила её: «Ты же не влюбилась в Чэн Тянью?»

Цзинь Лин ответила: «О как! Цзян Шэн, разве Чэн Тянь не твой любимец? Не шути со мной, я твоим Чэн Тянью не интересуюсь, сама любуйся на него».

Я показала язык, это движение языка, похоже, тоже осложнение, оставленное грибами. Поинтересовалась: «Цзинь Лин, скажи, на сколько видов можно разделить любовь в этом мире?»

Цзинь Лин ответила: «Любовь и нелюбовь, два вида».

Я сказала: «Ошибаешься. В этом мире есть три вида любви, любовь, нелюбовь и невозможность любви».

Небесный владыка подарил мне две невозможности любви. Однако я не могу отказаться.

Перед тем как уснуть, я вспомнила Чэн Тянью, вспомнила тот день, когда мы с ним сцепились, слово, что он сказал, поэтому ткнула Цзинь Лин и спросила: «Цзинь Лин, что значит BQ?»

«BQ? – Цзинь Лин повернулась, посмотрела на меня. - Что за BQ?»

Я пояснила: «То, о чём в прошлый раз говорил мне Чэн Тянью. Он сказал, что с красотой тела ангела, в Поднебесной не будет BQ, и человеческий род вымрет. Как-то так».

BQ? Цзинь Лин размышляла. Я размышляла рядом с ней, пока обе не уснули. Во сне передо мной танцевали английские буквы B и Q.

50. Прочитанное мной в последнее время множество любовных романов, повлияло на мою голову:

50. Прочитанное мной в последнее время множество любовных романов, повлияло на мою голову.

Когда Чэн Тянью пришёл, я спросила его: «Что означает BQ?»

Мои глаза были чисты и прозрачны как соссюрея* плоскогорья Чанбайшань. Услышав вопрос, Чэн Тянью закатил глаза к небу. Невнятно пробормотал: «Зачем дети задают так много вопросов? Ты такая любознательная? На государственном экзамене не будет вопроса про BQ».

(* - растение, напоминающее чертополох)

Я сказала: «Чэн Тянью, скажи мне, твою мать, и я всю жизнь больше не буду приставать к тебе».

Чэн Тянью улыбнулся, потрепал меня по голове: «Не говори так, боюсь, если я объясню тебе, что это значит, ты всю жизнь будешь игнорировать меня». Сказав, он сменил тему: «Цзян Шэн, на твой взгляд, как тебе такой человек, как я?»

Как мне? Я похлопала глазами: «По мне, человек, что ведёт себя, как собака*».

(* - обр. внешний облик или поведение не соответствует реальности; выдавать себя за кого-либо, притворяться)

Чэн Тянью в этот раз совершенно не собирался ссориться, только, посмотрел на меня и улыбнулся. Опустив голову, наблюдал за розовощёким бутузом перед машиной. Через некоторое время, очень мягким голосом произнёс: «Цзян Шэн, если…, я говорю «если», ты была бы мальчиком, нет, точнее сказать, если бы ты была мужчиной и тебе нравилась одна девочка, что бы ты сделала?»

Я, закатив глаза, презрительно усмехнулась, интересоваться у меня вопросом столь низкого интеллектуального уровня. Естественно я не могла ему так сказать, я ответила: «Что бы сделала? Сначала я бы сказала ей: я люблю тебя, а потом делала, что должно! Что могла бы, то и делала!»

Чэн Тянью поднял с передней панели машины журнал и хлопнул меня по голове: «Не понимаю, Цзян Шэн, ты девушка, а в голове чёрте что!»

Его удар был силён, я прикрыла голову, глаза покраснели, как у кролика, сказала: «У меня чёрте что? Что я сказала неправильного? Разве можно сказать, что делать? Допустим, ты для неё сделаешь сто вещей, сделаешь сто тысяч, но не скажешь, что любишь её, то всё, что ты делал бесполезно! Девушки обладают разного рода сдержанностью. Делая то одно, то другое, ты загадываешь ей немые загадки, заставляя разгадывать? «Я тебя люблю» – эти слова первое, что должен сказать мужчина женщине! Если в мире не будет половых различий, как разделять мужчин и женщин, мужчина – женщина – мужчина – женщина или сначала мужчина, потом женщина? Не понимаешь законов, оставленных предками?»

От сказанного мной Чэн Тянью опешил. Факты свидетельствуют, кавардак в голове он заслужил тем, что целый день превозносил передо мной свои девственные черепашьи яйца. Мелюзга, на что он ещё рассчитывал!

Он спросил: «Ах, Цзян Шэн, прости. Больно?»

Я холодно простонала: «Было бы не больно, косила бы я под кролика? Было бы не больно, стукнул бы по своей башке!»

Чэн Тянью сказал: «Цзян Шэн, смотри, за два года, что мы встречаемся, всё не можем понять друг друга. У меня есть своя жизнь, у тебя своя. Встречаемся и скандалим так, что небо переворачивается, а земля опрокидывается. Мы только в ссорах способны рассказать друг другу, что у кого на уме? Знаешь, сегодня я приехал не ссориться с тобой. Хотел сообщить, скоро я, возможно, на некоторое время уеду из города».

Я подала голос. На самом деле, Чэн Тянью сказал верно, за эти два года, количество наших встреч по пальцам можно пересчитать. Возникает весьма самоуничижительное предположение, возможно, только когда он совсем мается от безделья, то вспоминает обо мне. Такие мысли вызывают досаду, поэтому я улыбнулась и спросила: «Когда ты уезжаешь?»

Он ответил: «В ближайшее время, на днях». Потом долго молчал и, наконец, сказал: «Цзян Шэн, я беспокоюсь о тебе».

Я ответила: «Чэн Тянью, ты такой низкий человек, наверняка, хочешь о чём-то попросить меня, иначе к чему все эти ласковые слова? Неужели земля перестала вращаться? Или солнце неожиданно встало на западе, а реки потекли вспять?»

Он вздохнул: «Цзян Шэн, ты такая легкомысленная девчонка. Ладно, не мне тебе говорить. Третий курс очень труден, следи за своим здоровьем. Погода всё холодней, одевайся теплее, не болей. И ещё если у тебя нет особой нужды в деньгах, не работай в «Нин Синь, сколько лет, сколько зим». Если нужны деньги, я дам тебе».

Я расхохоталась, посмотрела на него и сказала: «Не говори ничего больше, ты столько сказал, я к такому не готова. Почему это будто перед вечной разлукой. Чэн Тянью, ты никого не убил, что должен подальше спрятаться?»

Чэн Тянью толкнул меня: «Типун тебе, ещё накаркаешь!»

От его толчка моя голова стукнулась об окно машины, от боли я оскалила зубы: «Твою мать, Чэн Тянью, хочешь прибить меня! Стану дурочкой от твоих ударов по голове, как буду поступать в университет!»

Он громко рассмеялся: «Если поглупеешь, возьму тебя к себе! Как бонус, получишь симпатичного парня».

Я потёрла болезненное место удара и без злости сказала: «Ты такой старый, а ещё метишь в красавчики? В наше время модно стремиться выглядеть моложе». Сказав это, я неожиданно вспомнила Су Мань и спросила: «Чэн Тянью, Су Мань, оказывается, звезда».

Чэн Тянью улыбнулся: «Правда. Звезда. Довольно блистательный персонаж. Но ты это к чему?»

Я ответила: «Ни к чему. Просто показалось, что вы подходите друг другу. Звезда выходит за богача, счастливый финал истории». Договорив, я, довольная собой, улыбнулась ему.

Лицо Чэн Тянью вытянулось, он поднял руку, снова стукнуть меня, но забеспокоился, что мне будет больно, и, только махнув рукой, сказал: «Женюсь на ней, будешь любовницей?»

Я не сразу среагировала на эту его фразу, сердце стучало особенно сильно, я не смела взглянуть ему в глаза. Чэн Тянью, действительно, нехороший человек, случайной фразой, легко заставил меня радоваться и страдать одновременно.


Чэн Тянью сказал, что пропустил мой день рождения, и хотел бы восполнить упущенное. Он спросил: «Цзян Шэн, есть какие-нибудь желания? Я помогу осуществить».

В тот момент мне было особенно грустно его слушать, я подумала, если бы эти слова мне сказал владыка небес, обрадовало ли это меня больше? Если бы это случилось, я бы непременно рассказала ему о моём желании, ради исполнения этого желания, я согласна заплатить любую цену. Но Чэн Тянью, в конце концов, не бог, а всего лишь обычный мужчина, поэтому я могу рассказать только о желаниях, соотносимых с реальностью, сказала: «Я хочу фортепьяно».

Когда произносила это слово, голос был особенно тихим, я боялась, что Чэн Тянью будет насмехаться. Но никто не знает, до какой степени я жаждала понять, что это за чувство, когда кончики пальцев касаются чёрно-белых клавиш. Давным-давно сказанное Лян Шэном слово – фортепьяно, мне показалось особенно прекрасным. Я часто видела во сне, как Лян Шэн играет на фортепьяно, длинные тонкие пальцы скользят по клавишам, в глазах струится то, что называют прекрасным искренним чувством. В самом раннем детстве он говорил, что непременно научит меня играть на фортепьяно. Но сейчас, это было почти неосуществимой мечтой.

Каждый раз, думая о Лян Шэне, в моей душе возникала смутная тяжесть и растекалась боль. Вспоминая прошлый день рождения, разрывающую сердце сцену с Лян Шэном, вспоминая скомканные банкноты на его ладони… вся эта картина, будто воочию встаёт перед глазами. Такое чувство, действительно, не позволяет человеку спокойно дышать.

Чэн Тянью ласково посмотрел на меня, улыбнулся: «Цзян Шэн, ты умеешь играть на фортепьяно?»

Я покачала головой: «Нет, не умею».

Возможно, мне не следовала иметь такие странные идеи. Я, обратив лицо к Чэн Тянью, улыбнулась, сказала: «Считай, что у меня крыша поехала. Как насчёт фейерверка».

Оба моих желания довольно поэтичные, но на самом деле, это тоже пустая болтовня. Если мы, и правда, запустим фейерверки в этом городе, нас сразу задержит полиция, придётся платить штраф. Возможно, последнее время множество прочитанных любовных романов, повлияли на мою голову.

Чэн Тянью поднял руку, взглянул на часы, сказал: «Цзян Шэн, уже поздно, возвращайся в школу. У меня есть дела, я пока поеду. Твои желания такие простые, действительно, ребёнок. В следующий раз ещё увидимся».

51. Цзян Шэн, откуда такая злопамятность:

51. Цзян Шэн, откуда такая злопамятность.

Ночью в общежитии было особенно одиноко. Цзинь Лин на съёмной квартире, не с кем поговорить по душам. Днём на занятиях передавали с ней тайком записки. Спросила её: «В квартире нечисть не безобразничает?» На самом деле, я хотела, чтобы она вернулась в общежитие, жила вместе со мной. Цзинь Лин в аудитории скорчила мне рожицу, в результате преподаватель заметил, оштрафовал нас бегать круги по стадиону.

Часто говорят, в этом мире самые злые сердца у женщин. На самом деле, так говорят люди, не учившиеся в школе. Я бы сказала самые злые сердца у некоторых преподавателей! Но, честное слово, я этого не говорила!

Пошла в комнату с бойлером набрать кипятка и в коридоре общежития столкнулась с Вэйян. Она посмотрела на меня, выражения лица не разобрать, не скучающее, а скорее безрадостное. Она спросила: «Цзян Шэн, почему ты избегаешь от меня?»

Эти слова особо разозлили меня, я не могу избегать? Как бы хотелось прожить так ещё несколько лет. Это ведь не годы войны, чтобы я рвалась в бой, готовая доблестно умереть. Опустила голову, отвела от неё взгляд, сказала: «Не хочу постоянно задевать тебя, это беспокоит? Мой мозг не велик, но как я могу, не запомнить урок, что вы, уважаемая, мне преподали?»

Вэйян, с книгами в обнимку, улыбнулась мне, сказала: «Цзян Шэн, откуда такая злопамятность!»

Я закатила глаза, твою мать, пришла ко мне пофилософствовать, если я окачу её кипятком, посмотрим, злопамятная она или нет! К тому же она ошпарила меня, по моим представлениям, кипящим маслом, а не горячей водой. Однако, этот мир удивителен, хотя она так сильно обидела меня, это, по-прежнему, не отразилось на её красоте. В свете коридорных ламп она была настолько прекрасна, что глаза слепило. Возможно, её плохие качества направлены лишь на меня, а большинство людей скажет: она хороший человек».

У меня есть только такое объяснение.

Вэйян смотрела на меня, не произнося ни слова. Потом вытащила из моих рук термос, взяла за руку, сказала: «Цзян Шэн, прости, я знаю, что не должна была тогда так поступать с тобой, но в тот момент я действовала импульсивно, возможно, это была зависть. На самом деле, ещё больше я не хотела ранить Лян Шэна, всё-таки я люблю его. В тот день, видя его переживания, я ужасно осуждала себя. Меня с детства окружала всеобщая любовь, мне было не выносимо делиться этим с другими. Поэтому, Цзян Шэн, я навредила тебе, даже заставила страдать Лян Шэна. Но я не настолько плоха, как ты воображаешь. Цзян Шэн, ты можешь понять?»

Я глупо смотрела на неё. У меня есть обратная сторона, мне невыносимо видеть, как другие извиняются и говорят заискивающие слова. Она так говорила, и я неожиданно почувствовала себя злюкой, ломающей её жизнь. Поэтому я сказала: «На самом деле, я совершенно не считаю тебя плохой, тебе не следует так говорить».

Вэйян улыбнулась: «Больше года, Лян Шэн постоянно переживает. Он чувствует, что в тот момент не должен был так сердиться на тебя, всё-таки, ты взрослый человек».

Её слова произвели на меня странное впечатление. Разве Лян Шэн разозлился на меня не по её милости? Как повернуть вспять всё, во что оказались вовлечены мы с Лян Шэном.


Дойдя до двери комнаты, я забрала термос из её рук и не стала приглашать зайти. Но, однако, она как рыба скользнула за мной. Я взглянула на неё: «У тебя есть какое-то дело?»

Вэйян улыбнулась: «Нет, ничего. Я только посижу немного».

В тот день она просидела в нашей комнате до 11 часов. Болтала с соседками, обсуждали сплетни про звёзд. Мои соседки спросили её, знает ли она знаменитость по имени Су Мань.

Она ответила, улыбаясь: «Хотите автограф, я попрошу у неё».

Девушки тут же воодушевились, одна за другой захотели получить автограф. Я никогда не понимала, для чего нужны автографы звёзд. Все проявляют такой горячий интерес. На верхней полке над Цзинь Лин жила ученица, которую звали Юй Вэнь, она представляла в нашем общежитии, можно сказать, новые модные веяния. Как и Бэй Сяоу, она была из художественной группы, главное преимущество этой группы заключалось в возможности одеваться в свободном стиле и избегать школьных взысканий. Но, если говорить об эксцентричности, она абсолютно не дотягивала до уровня Сяо Цзю. Так вот, она свесила голову и спросила Вэйян: «Говорят, та Су Мань содержанка крупного коммерсанта, это правда?»

Вэйян посмотрела на меня, усмехнулась: «Что за содержанка? Она любят друг друга, просто один из них - богатый и влиятельный человек. Вы не должны верить подобным сплетням».

Все, послушав, вдохновились и спросили: «Они сейчас вместе?»

Вэйян посмотрела на кровать, где я читала, улыбнулась: «Об этом вам надо спрашивать не меня. Спросите Цзян Шэн, она, как и я, знает того богатого человека».

Слова Вэйян заставили меня замереть. Соседки загомонили, стали приставать с расспросами: «Цзян Шэн, скорее расскажи нам про Су Мань и того человека с деньгами».

Я ответила: «Что я могу знать, я не знакома с Су Мань и тем более не знакома с тем богачом. Спрашивайте Вэйян. Это она обещала вам автографы, а не я. У меня не тот уровень». Сказав это, залезла под ватное одеяло. Осенней ночью погода прохладная.

Вэйян улыбнулась и сказала Юй Вэнь: «Ну вот, наша Цзян Шэн рассердилась, будьте осторожней. Не шутите». Потом увидела пустую кровать Цзинь Лин, с подозрением на лице спросила меня: «Цзинь Лин сегодня не здесь?»

Я повернулась, взглянула на неё, ответила: «Цзинь Лин в этом семестре не живёт в общежитии».

Вэйян улыбнулась: «Она давно не должна была жить здесь». После стала вежливо прощаться, пообещала, что раздобудет для соседок фотографии с автографом Су Мань. Когда она уходила, тихонько сказала мне на ухо: «Цзян Шэн, меньше путайся с Цзинь Лин, в этой девице нет ничего хорошего! Из тех же кругов, что и Сяо Цзю».

После слов Вэйян по моей спине пробежал холодок, я осознала, что на её взгляд вокруг нет хороших людей. Она сказала, что Цзинь Лин нехороший человек, а разве Цзинь Лин нехороший человек? Перед Вэйян я, действительно, беспомощна, кто захочет, чтобы перед тобой, на твою хорошую подругу показывали пальцем?

52. События здесь завершились, чтобы потом всколыхнуться вновь:

52. События здесь завершились, чтобы потом всколыхнуться вновь.

Чэн Тяньюя не было видно очень долго, я не знала, уехал ли он уже из города.

Каждый день, когда солнце вставало над головой, мы покидали классы и, следуя за мерцающими лучами, шли в столовую. Я редко обедала вместе с Лян Шэном. Он последнее время налёг на учёбу, очень похудел, такой прозрачный при свете солнца, сердце кровью обливается.

Цзинь Лин ела мало, а мой аппетит был на удивление отличным. Я думала, тот, кого Лян Шэн с детства наполнял варёной лапшой, имеет особо огромный желудок. Размышления на эту тему сразу вгоняли в тоску, если потом я буду встречаться с другими мужчинами и есть больше, чем они, не сбегут ли они от меня в ужасе? Настроение портилось, поэтому я ела ещё больше. Потом всё выученное в первой половине дня вслед за едой опускалось в живот, и голова пустела.

Цзян Лин ходила с кругами под глазами, напоминая панду, что выглядело забавно. На самом деле, я никак не могла её понять, она днями и ночами учится изо всех сил, но при этом время от времени прогуливает. Хотя наши занятия в разных аудиториях, но я помню эти её привычки с первого курса. Раньше я особо восхищалась её смелости без всяких объяснений не приходить в школу. В тот момент в моих глазах это было мужество и решительность женщины-рыцаря провинции. Сама же она объяснила это плохим самочувствием.

После обеда мы с Цзинь Лин вернулись в класс и на ступеньках столкнулись с Бэй Сяоу. Он нёс рюкзак, нагруженный до отказа вещами, я удивилась: «Планируешь пойти в поход?»

Бэй Сяоу покачал головой: «С чего бы? Государственный экзамен ещё не сдан, Сяоу по-прежнему работает, не покладая рук. У матушки последнее время плохо со здоровьем, постоянно звонит, просит меня заехать проведать её, вот, собрал вещи». Закончив, он тут же обратился ко мне: «Цзян Шэн, в вашей группе подготовили тему про Хуан Ган, одолжишь мне почитать? Возьму с собой в дорогу».

Я взглянула на Бэй Сяоу, ненадолго замерла. Слышать от этого бывшего стопроцентного гения восьми предметов такие глубокомысленные речи я как-то не привыкла. Когда соглашалась, даже немного заикалась: «Е-е-есть. Во-во-возьми у меня».

Бэй Сяоу посмотрел на меня, повернулся и спросил у Цзинь Лин: «Что-то-то это с ней?»

Цзинь Лин покачала головой, ответила: «Я не-не-не знаю».

Бэй Сяоу постучал мне по голове, сказал: «Цзян Шэн, ты сегодня в обед переела бобов, плохо пережёвывала, в результате бобы застряли, и язык свело судорогой»!»

Я прикрыла голову, лицо залила обида. Лян Шэна нет рядом, Бэй Сяоу, похоже, совсем превратился в тирана.

Ненавижу людей, которым нравится стучать меня по голове!

Но я покорно, прикрывая голову, пошла в класс за темой по Хуан Гану для Бэй Сяоу. На государственном экзамене по культуре Хуан Ган был значительной вехой в искусстве, а мы из последних сил наших душонок ползали по этим вехам. Ох-хо-хо, я не понимала, каждый день, когда учителя выдавали нам темы для сочинений, их лица не имели ничего общего с прекрасным, а было похоже, будто они орошают нас маточным молочком. Взвешивая на руке те следующие одна за другой экзаменационные работы, я вспоминала фразу «в Лояне бумага вздорожала»*. Полагаю сейчас бумага подорожала бы не из-за того что некоторые однокашники пишут не имеющие себе равных сочинения, а из-за того, что перепечатывают темы сочинений.

(* - в Лояне бумага вздорожала, так как вся она ушла на печатание выдающегося литературного произведения)

Я смотрела на этот лес экзаменационных работ, сколько же деревьев срубили для производства бумаги, чтобы печатать наши вымученные труды!

Мои мысли часто перескакивали с одного на другое. Преподаватель языка и литературы постоянно хвалила меня, говорила, что человек с таким богатым ассоциативным мышлением как у меня, несомненно, получит высокую оценку на государственном экзамене. Возможно, я была слишком горда её похвалами и держала хвост особенно высоко. С тех пор, какую бы тему не предложили, всё писала с налётом мистики, не упускала случая даже критические обзоры превратить в притчу. Читая, преподавательница языка и литературы трепетала от ужаса. Ещё больше пугало, что такой человек как я, твердолобая как осёл, привносила дух иносказания даже в сочинения по английскому языку. Например, сочинение на английском с описанием школы я начинала словами: «Long long ago… Давным-давно, в этих местах жил провидец, этот провидец зашёл на наш школьный двор, посмотрел, ух ты, какой прекрасный вид…» Учитель английского, которому, проверяя написанное в таком стиле сочинение, возможно, пришлось долго лазить по большому Оксфордскому словарю, высказался резко и нелицеприятно, заставив меня задрожать от испуга. Он сказал: «Цзян Шэн ты могла бы не писать: пророки, пророки, святые!» Я, трясясь, пообещала. Мои сочинения прибрели такой вид: «Давным-давно, здесь жил призрак, этот призрак зашёл на наш школьный двор, посмотрел, ух ты, какой прекрасный вид…» После этого учитель английского совсем взбесился. Впоследствии этот случай стали пересказывать как анекдот. Лян Шэн, как-то зайдя ко мне, спросил: «Цзян Шэн, чем ты последнее время питаешься?» Я поспешила успокоить его: «Я не ем грибов». Лян Шэн улыбнулся: «Я знаю, просто переживаю, что ты в последнее время плохо питаешься, витаминов не хватает…»

Мягкий Лян Шэн совершенно не способен бросить фразу типа «у тебя в мозгу бобы проросли». Лян Шэн такой мальчик, никогда не может кому бы то ни было отпускать язвительные замечания.

Мои перипетии с провидцами, в конце концов, заставили учительницу языка и литературы заняться излечением. Она не могла спокойно смотреть, как из-за её неосторожной фразы о признании заслуг, я утратила связь с реальностью. Поэтому часто заставляла меня нести мои сочинения в её кабинет и проповедовала. Но в тот момент яд проник слишком глубоко, и вдобавок моему мозгу недоставало зрелости, я совершенно не придавала значения экивокам её тактичных поучений. В итоге она разрыдалась и сказала: «Цзян Шэн, умоляю, умерь свою фантазию».

Она настолько напрямик выразила свои мысли, что я наконец-то поняла её. С самого начала учитель английского и учительница языка и литературы не возражали против того, чтобы я один раз упомянула провидца, но не хотели, чтобы я всегда включала воображение на полную силу. А, получается, говоря об этом, они заставляли меня каждый раз долго придумывать синонимы к провидцу, чтобы разбавить сухость сочинения, от призраков до астральных тел, бесов и Янь-вана, чем почти вызывала белых и чёрных духов.

Сейчас я думаю, в тот момент учёба очень утомляла меня, что привело к атрофии мозга. Поэтому я глупела, впадая в ступор, как идиотка.

Давление учёбы с каждым днём увеличивалось, и я решила отказаться от подработки в «Нин Синь, сколько лет, сколько зим», но никак не думала, что после этого решения, события здесь завершаться, чтобы потом всколыхнуться вновь.

53. Чэн Тянью сказал: «Цзян Шэн, пошли домой»:

53. Чэн Тянью сказал: «Цзян Шэн, пошли домой».

В «Нин Синь, сколько лет, сколько зим» я столкнулась с Су Мань.

Никогда не разглядывала эту женщину, но, узнав, что она звезда, поняла, на самом деле, она ослепительна. Я низко опустила голову и прошла мимо, однако Су Мань окликнула: «Цзян Шэн, как дела?»

Собственное имя в устах звезды, вызывает чувство особой нереальности. Вэйян правильно говорила, я деревенская девчонка, не видевшая большой мир, поэтому, когда Су Мань произнесла моё имя, не зная, куда девать руки – ноги, глупо застыла перед ней.

К счастью подошла Нин Синь, взглянула, улыбкой приветствуя меня, будто старшая сестра. Она всегда была девушкой себе на уме, могла заставить любого утвердиться в её благих намерениях и успокоиться. Пусть даже ты знаешь о её расчётливости, милая улыбка и голос трогали, производя впечатление особой сердечности. Я вчера звонила ей, сказала, что зайду по делу. Из-за её занятости, боялась, не будет возможности с ней переговорить даже здесь.

Я сообщила ей, что в последнее время учебная нагрузка очень высока, и некоторое время я не смогу совмещать учёбу с работой. Хочу последние несколько месяцев готовиться к государственным экзаменам.

Она понимающе согласилась, улыбнулась, сказала: «Цзян Шэн, на самом деле, я давно хотела предложить тебе оставить работу, но за постоянными делами никак не могла выбрать время поговорить с тобой. Я боялась, что это отразится на твоей учёбе». Потом взяла меня за руку и повела в свой кабинет, сказав, что есть личный разговор.

Когда Су Мань предстала в этот раз у меня перед глазами, Нин Синь посмотрела на неё, улыбнулась, взглянула на часы, произнесла: «Су Мань, боюсь, сегодня я не смогу сопровождать тебя, найди кого-нибудь другого». Потом взглянула на меня, спросила: «А, Цзян Шэн, у тебя есть время? Если есть, сходи вместо меня с Су Мань на мероприятие». Потом с виноватым выражением посмотрела на меня и Су Мань.

Су Мань взглянула на Нин Синь, смерила меня взглядом, сказала: «Ладно, но не знаю, согласится ли госпожа Цзян Шэн».

Сколь бы ни была велика моя нелюбовь к Су Мань, я не знала, как отказать в просьбе Нин Синь, и в итоге всё-таки пошла с Су Мань.

Немного подождала Су Мань в «Нин Синь, сколько лет, сколько зим». Наконец увидела, как она выходит из гримёрки, высокий начёс, губы покрыты ярким блеском. Приподняла одну бровь, спросила: «Цзян Шэн, я прекрасна?»

Я, облизнув шершавые губы, кивнула головой. Она прекрасна. Твою мать, девушка рядом с Чэн Тянью разве может быть не прекрасна? Когда я только приехала в административный центр провинции учиться на высшей ступени средней школы, увидела во дворе школы ярких красивых девушек, спросила Лян Шэна: «Брат, если я надену красивую одежду, буду ли так же хорошо выглядеть?»

Его глаза сощурились в улыбке, он ответил: «Наша Цзян Шэн и так красива».

Размышляя об этом сейчас, думаю, Лян Шэн обманывал меня. Если бы я была достаточно красива, почему так много девушек постоянно проходят передо мной как надменные павлины.

Эх, я, действительно, должна пойти домой и заняться самоуничижением. Они одеты в красивую и дорогую одежду, постоянно самые новейшие модели знаменитых брендов, а я даже перед тем как купить дешёвую помаду за 2 юаня 5 мао долго колебалась. Твою мать, сегодня я даже не взяла помаду, и вот, подобно засохшему зелёному лучку за спиной сочного медового персика Су Мань, залезла в машину.

В машине Су Мань не сказала мне ни слова, атмосфера в салоне была необычайно холодна. Я никак не могла не вспомнить момент, когда мы с Чэн Тянью ехали в машине. Тогда отношения между государствами были на грани войны, не то, чтобы жаркие, но близко к тому.

После двадцатиминутной поездки в машине остановились у многоэтажного здания. Привратник быстро подошёл и открыл дверь, Су Мань накинула плащ с бахромой и, сохраняя безупречную осанку, вышла из машины. У меня не было церемониальной одежды, ещё ударилась головой, последнее время почему-то моя голова превознеслась, чуть что сразу ранение.

Войдя за Су Мань в громадный холл, оторопела. Передо мной мужчины, женщины, все потягивают из бокалов, разговаривают. Когда вошла Су Мань, её окружила толпа, вспышки фотокамер. Су Мань, стоя перед ними, действительно, производила впечатление, на лице спокойная невозмутимая улыбка, не как в той сцене злобно насмешливый вид. Я чувствовала, что сама совершенно здесь не к месту, в светлой футболке и синих джинсах, фокусное пятно. К счастью, они не обращали на меня внимания.

Су Мань крепко взяла меня за руку, улыбнулась: «Цзян Шэн, иди за мной, не волнуйся».

Я глупо следовала за ней. На самом деле, сбежать было бы правильней, она испытывала ко мне антипатию, как можно, ждать от неё чего-то хорошего.

В тот момент я смотрела на её ясное улыбающееся выражение лица, она тянула меня за руку по направлению к хорошо знакомой фигуре. Внезапное беспокойство заставило меня почувствовать, что дело плохо. Она позвала: «Чэн Тянью, давно не виделись».

Чэн Тянью с улыбкой повернулся, но когда увидел рядом с Су Мань меня, его лицо исказилось. Я подняла голову, посмотрела на Су Мань, увидела транспарант наверху: «Горячо приветствуем соглашение между Су Мань и компанией культурного досуга Ухусин».

Журналисты засекли перемену в выражении лица Чэн Тянью, и тут же передо мной безостановочно засверкали вспышки фотокамер. Чэн Тянью швырнул бокал на пол, разорвал толпу и вплотную прижал меня к груди, не давая им продолжать снимать. Приказал охране за своей спиной, отобрать камеры.

Журналисты принялись возмущаться подобными действиями, он, похоже, тоже не мог уследить сразу за всем и крикнул, вся культура исчезла без остатка: «Я верну фотоаппараты, но знайте, она ещё ребёнок, если её фотографии окажутся в газете или в сети, всем не поздоровится!» Потом повернулся и, зло взглянув на Су Мань, добавил: «Включая тебя!»

Су Мань холодно улыбнулась, приняла вид пан или пропал и, не дожидаясь вопросов журналистов, заговорила: «Не надо впредь спрашивать меня о какой-либо связи с хозяином компании «Ухусин» Чэн Тянью, вы видите, какие между нами отношения? Содержанка это не про меня! Хотите поговорить о содержанках, боюсь, вы должны спросить эту младшую сестрёнку?» Потом улыбнулась мне: «Цзян Шэн, что ты прячешься! Натворила дел и нет сил признаться?»

Положение вещей обескураживало, я не знала, чем это обернётся для меня в будущем, знала только, что в данный момент единственный на кого я могу полагаться – это Чэн Тянью. Поэтому я крепко прижимала голову к его груди, боясь, что если отодвинусь, ни с того ни с сего налетевшее стихийное бедствие раздавит меня.

Чэн Тянью, плотно прижимая меня, стремительно сбросил пиджак, накинул мне на голову и, прикрывая, вывел из хаоса зала. Охрана преградила дорогу журналистам, но я по-прежнему могла чувствовать за спиной непрерывные вспышки камер. Жизнь в тот момент встала с ног на голову. Из глаз хлынули слёзы.

Чэн Тянью, не говоря ни слова, затащил меня в машину. Взглянул на мои слёзы, подал бумажную салфетку, его голос был хриплым, возможно, от ярости. Он спросил: «Цзян Шэн, ты в порядке? Испугалась? Это моя вина, втянул тебя в неприятности».

Я, плача, покачала головой, ответила: «Господин Чэн, кажется, я совершила громадную ошибку, вы пострадали по моей вине!»

Чэн Тянью, похоже, не привык к обращению господин Чэн и некоторое время никак не реагировал. Потом посмотрев на мои покрасневшие глаза, вздохнул и сказал: «Цзян Шэн, поехали домой!»