[ВалентинаВ]

Остаток 8 части.

54. Цзян Шэн, это называется «Баллада для Аделины»:

54. Цзян Шэн, это называется «Баллада для Аделины»*.

(* - Ballade pour Adeline (фр.) - инструментальная композиция Пола де Сенневиль и Оливье Туссэна, 1976г.)

До сих пор только Лян Шэн так говорил: «Цзян Шэн, пошли домой!»

В детстве на лугах Вэйцзяпина, когда из каждой трубы начинал подниматься дым, родители звали детей домой ужинать, оставались только мы с Лян Шэном. Тогда Лян Шэн брал меня за руку и говорил: «Цзян Шэн, хватит возиться с глиной, пошли домой!»

В неполной средней школе, мама у старика-старьёвщика из соседней деревни купила для нас велосипед. Хотя велосипед был древний, мы с Лян Шэном долго радовались. Каждый раз после уроков Лян Шэн ждал у ворот школы, завидев меня, улыбался, говорил: «Цзян Шэн, поехали домой». Когда я вспрыгивала на велосипед, он постоянно поскрипывал. Бэй Сяоу подлетал сзади и начинал меня подначивать: «Эх, Цзян Шэн, тебе надо худеть, гляди, этот жалкий велосипед скоро сломается под тобой». Я с велосипеда корчила ему рожицу. Лян Шэн улыбался, поворачивал голову и говорил: «Цзян Шэн, не слушай его поехали домой».

А сейчас мы с Лян Шэн так уже почти не говорим. Нет больше двух радостных детишек, когда Лян Шэн тащил за руку Цзян Шэн, вместе возвращаясь домой.

Возвращение домой. В дом, где Лян Шэн варил лапшу, в дом, где был ещё тощий котёнок, которого звали Сяоми.

При мысли об этом, слёзы хлынули ещё сильнее. Чэн Тянью одной рукой вёл машину, а другой крепко сжимал мою руку. Его рука такая тёплая, тёплая, как дом. На самом деле, он думал, я лью слёзы из-за только что произошедшего. Он совершенно не понимал, все мои слёзы касаются только мальчика, которого зовут Лян Шэн. Только эти два слова, могли снять боль с моих нервов.

Ехали долго, проезжая коттеджный посёлок снизили скорость, я вытерла слёзы, спросила Чэн Тянью: «Господин Чэн, Цзинь Лин рассказывала о глухих местах в горах, где торгуют девушками, никогда не слышала о перекупщиках, живущих в коттеджных посёлках».

«Цзинь Лин? - Чэн Тянью нахмурил брови. – Это имя почему-то знакомо». Он подумал ещё, но так и не вспомнил. Посмотрел на меня, сказал: «Судьба добра. Цзян Шэн, если тебя продадут сюда, станешь моей супругой, ладно?»

После его слов я сразу покраснела. Чэн Тянью улыбнулся, сказал: «Не называй меня господин Чэн, чувствую себя совсем старым. Я что, по сравнению с тобой, настолько старше? Зови меня Тянью, ладно?»

Бог знает, почему я вдруг так воодушевилась и выпалила: «Давай буду называть тебя Юю*?» Сказав это, прыснула со смеха. Чэн Тянью тоже улыбнулся, он понял, что я шучу. Похоже, с ним редко так шутили, поэтому услышав столь низкопробную шутку, даже соизволил радостно улыбнуться.

(* - уменьшительное от Тянью, удвоение последнего иероглифа)

Машина, попетляв по посёлку, в конечном итоге подъехала к одному из дворов. Автоматические ворота сразу распахнулись, я, взглянув на Чэн Тянью, спросила: «О, это твой дом?»

Чэн Тянью кивнул и очень странно посмотрел на меня, будто вопрошая взглядом, в этом есть что-то неподобающее?

Я, показав язык, сказала: «Человек с деньгами». До сих пор в моих глазах молодым барчуком был Бэй Сяоу. Теперь небеса расщедрились для меня на ещё более состоятельного барина. Я осознала, насколько наши с Лян Шэном жизни ничтожны.

В тот вечер я первый раз прикоснулась к клавишам.

Чэн Тянью отвёл меня на третий этаж, рядом с балконом зелёный вьюн взобрался до самого подоконника. Светло-зелёные шторы колыхались на ветру, как во сне.

Белый рояль стоял рядом с балконом, слышно лишь щебетание птиц, мир вокруг казался необычайно спокойным.

Чэн Тянью потянул меня к роялю, его длинные пальцы коснулись клавиш. Поток звуков коснулись моих ушей. Он улыбнулся, сказал: «Цзян Шэн, протяни руки».

Я посмотрела на него, будто лунатик, послушно протянула руки. Он обхватил меня со спины, пара рук мягко легла на мои руки, легонько потянула их, и одну за другой опустила на клавиши. Музыка с кончиков наших пальцев замедлила ритм. Его дыхание смешивалось в моих ушах со щебетом птиц.

В этот момент мне вдруг показалось, что я превратилась в принцессу. Я немного повернула голову, улыбнулась Чэн Тянью, на глазах выступили слёзы. Мне очень захотелось сказать ему, как я рада, что, наконец, ощутила прикосновение к чёрно-белым клавишам.

Лян Шэн, кончики мои пальцев вместо тебя касаются чёрно-белых клавиш рояля.

Давным-давно, каждый раз видя, как Лян Шэн цепенеет перед окном с музыкальными инструментами, я мечтала, если у меня будут деньги, первым делом куплю Лян Шэну пианино. Мне казалось, мальчик с таким складом характера, как Лян Шэн, должен сидеть за фортепьяно будто принц, исполняя изящную мелодию. Уголки губ слегка приподняты, самая прекрасная улыбка расцветает в звуках музыки.

Чэн Тянью спросил меня: «Цзян Шэн, красиво звучит?»

Я кивнула головой.

Когда Чэн Тянью убрал свои руки с моих, я поняла, что мои ладони вспотели.

Чэн Тянью сказал: «Знаешь, как называется мелодия, что мы только что играли?»

Я кивнула и простодушно ответила: «Называется пьеса для фортепьяно».

Увы, поразмыслив, в тот момент мой ответ, действительно, мог испортить настроение. К счастью в сердце Чэн Тянью было достаточно силы держать удар, он всё-таки улыбнулся мне и сказал: «Цзян Шэн, это называется «Баллада для Аделины».

В тот вечер Чэн Тянью рассказал мне, что когда был маленьким, домашние учителя были особо строгими, отец постоянно заставлял его с двумя младшими братьями учиться. Изначально у него не было особых способностей к музыке, но под каждодневным надзором отца он стал почти вундеркиндом в игре на рояле.

Это был первый раз, когда Чэн Тянью рассказывал мне о своём детстве. Когда он воспоминал, взгляд становился особенно искренним, заставляющим человека теряться.

55. Только при виде фейерверка и любимого человека, понимаешь красоту и скорбь мира:

55. Только при виде фейерверка и любимого человека, понимаешь красоту и скорбь мира.

Той ночью Чэн Тянью повёл меня во двор пускать фейерверки. Яркие огни разворачивались в небе в прекрасное сияние, а потом опадали. Я весело прыгала рядом с Чэн Тянью, как ребёнок. В ночном небе гремели залпы салюта и мои радостные возгласы.

Возможно, радость была слишком велика. Поэтому я выхватила из рук Чэн Тянью фейерверк и подожгла сама. В результате, мне жаль, Чэн Тянью, клянусь, не из зависти к твоей красоте, не из зависти к красоте твоей одежды, возможно, я плохо ориентируюсь в пространстве, или как насчёт того, что фейерверк был некачественным и поэтому ни с того ни с сего рванул в сторону костюма Чэн Тянью от Джорджо Армани. Лицо Чэн Тянью позеленело, этот мужчина, похоже, особо обожал этот пиджак и не мог смириться даже с минимальным уроном. Я не испытывала ревности к этому костюму из ограниченной осенней коллекции Армани и не собиралась его жечь. Просто огонь не имеет глаз.

Со всех ног рванула к дому, однако Чэн Тянью поймал меня. Я подумала, всё кончено, в прошлый раз из-за мобильного он хотел удушить меня простынёй, в этот раз вероятность пасть замертво ещё более велика.
Но неожиданно Чэн Тянью оказался в хорошем расположении духа, он спросил: «Цзян Шэн, тебе весело?»

Я посмотрела на него, кивнула, мне очень весело. Даже несмотря на то, что из-за Су Мань вляпалась в историю. Сейчас здесь этот мужчина, которого зовут Чэн Тянью, исполнил два моих желания. Эти два желания хоть и мелкие, но для меня очень важные. Говорят, только при виде фейерверка и любимого человека, понимаешь красоту и скорбь мира. Сегодня я проверила оба варианта. Разве не великолепный результат?

Я смотрела на небо, после фейерверков ничего не осталось.

Чэн Тянью в прожжённом Армани стоял во дворе рядом со мной, очень долго.


Осенняя ночь навевает прохладу, проникающую до костей. Я смотрела на одинокое небо и хмурилась. На самом деле, зачем обманывать себя? Мне совершенно не радостно и не весело. Но я постоянно не оставляю попыток научиться радоваться и веселиться. Как долго мне надо идти, чтобы унять сожаления?

Чэн Тянью сказал: «Цзян Шэн, не хмурься, а то раньше времени превратишься в старуху.

Я закрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы. Приподняла уголки губ в улыбке, открыла глаза, посмотрела на Тянью и сказала: «Однажды я превращусь в маленькую старушку, поскольку моих тайных забот уже бескрайнее море».

Тянью улыбнулся: «Ничего страшного, в тот момент я сам уже буду глубоким старцем».

Я, растянув губы в искусственной улыбке, спросила: «Тянью, скажи, есть в этом мире человек, что заставит тебя в один миг постареть?»

Тянью, нарочно дразня, засунул руку в карман, посмотрел под ноги, развернулся и пошёл в дом. Под фонарём он улыбнулся мне и сказал: «Не знаю. Но если такой человек существует, думаю, это должно быть ты, Цзян Шэн».

Слова Тянью заставили меня надолго замереть, очень надолго.

Той ночью мне приснились два растущих рядом грибочка сянгу. Оказалось, эти два грибочка, один – Вэйян, а второй – Тянью. Между ними даже нельзя было втиснуться.