Раньше я была такой же, как ты, жертвовала собой ради счастья других. Но по прошествии всех этих долгих лет поняла, что ошибалась. Моя жертвенность не делает других счастливее. Если по-настоящему любишь, то, даже расставшись, не перестаёшь любить. Много лет назад я тоже сказала другому, что больше не люблю его. Произнося эти слова, в тот момент казалось, что лучше бы я умерла. Теперь понимаю. Даже если бы я тогда умерла, он не перестал бы любить меня.
Ю Цзяци

Ты иногда очень смелая, смелая почти до безрассудства. Тебе присуща своего рода особая самоотверженность. Но сказать по правде, я надеюсь, что женщине, которую я люблю, обычной и слабой, не придётся самой бросаться вперёд, стараясь решить возникшие проблемы. Что найдётся человек, который прикроет от дождей и бурь, будет всеми силами защищать и любить её. Я надеюсь, ты легко и счастливо проживёшь жизнь с тем, кого любишь. Я не хочу твоей самоотверженности, я хочу только твоего счастья.
Жуань Чжэндун

Ты же не думаешь, что я всё ещё жду тебя? Пока я не встретил подходящего человека, но надеюсь, что встречу. Зачем мне до сих пор ждать тебя? Но знаешь, Цзяци, я уже столько лет ищу, но никак не могу найти вторую - такую же, как ты.
Мэн Хэпин

Любовь – моя единственная тайна.

1
Цзяци никогда не думала, что в этой жизни снова увидит Мэн Хэпина. Пусть даже не живого человека, а лицо на обложке журнала. Она полная сомнений крутила журнал и так, и эдак. Постскриптум из прошлого. Взгляд, переносица, кожа… Это, действительно, тот Мэн Хэпин, которого она знала?

Наконец, во время обеда в столовой офиса она не удержалась и спросила Чжоу Цзинань:
- Вот скажи, увидеть на обложке журнала свою первую любовь, с которой давно рассталась, это похоже на сериал?

Чжоу Цзинань с аппетитом поглощала свинину в остром соусе. Зачерпнув ложку риса из большого вога и отправив её в рот, она энергично закивала:
- Похоже. Похоже на романтический сериал. Твоя первая любовь он кто? Красавчик? Пу Бацзя*? Сун Сяобо*? Не говори мне, что это У Цзиньфэй*.

Цзяци фыркнула, как бы говоря, где уж таким красавцам угодить на обложку.

Чжоу Цзинань сделала большие глаза, как будто подавилась, отбросила палочки и заверещала:
- Цзяци, кто же он, твоя первая любовь? Прямо появился на обложке? Колись: Хуан Сяомин* или Чэнь Кунь*?

Последняя фраза была произнесена настолько громко, что все коллеги за соседними столами обернулись. Цзяци раздражённо буркнула:
- Тони Люн Чю Вай*.

- А-а-а… Такой старый, - разочаровано протянула Чжоу Цзинань.

После обеда мысли Цзяци были явно далеки от работы. Сначала при выборе места съемок приняла Мюнхен за Прагу, потом перепутала фотомодель. Наконец, глубоко вздохнув, оставила попытки заняться делами и пошла сделать себе чашечку чая.

Чай был чёрный цейлонский. С таким чаем сразу чувствуешь себя обеспеченным утончённым человеком с западным мышлением. На самом деле, учась в школе, Цзяци пила только крупнолистовой зелёный чай, заваренный в термосе из нержавейки, а в редкие периоды разгула и мотовства позволяла себе чашку растворимого кофе Нескафе. Первый раз она попала в кафе, когда рассталась с Мэн Хэпином. От дороги Сихуань* дошла до Цзефан*. Шла и шла, даже не зная, как долго. В конце концов, взгляд наткнулся на огни придорожного кафе, и она вошла внутрь.

В тот день она взяла чашку Blue Mountain* и глоток за глотком осушила её. Людей в кафе было мало. Столы отгораживали друг от друга тени свечей, стоящих на них. В дальнем углу о чём-то шепталась пара влюблённых. Она забыла, плакала тогда или нет, помнила только, что заплатила за кофе 16 юаней. Потом ещё долго переживала. Так дорого. Лучше бы взяла две бутылки пекинского эрготоу*. Выпить залпом, а потом симулировать безумие под предлогом пьянства.

Над чашкой чая колыхался пар. Снова достала журнал из ящика стола и стала внимательно рассматривать, сомневаясь, не принимает ли она за него кого-то другого. Может однофамилец. Но было ясно, что на обложке, действительно, он. Только выглядит немного солидней, а так совсем не изменился, даже крохотное родимое пятно в уголке глаза, всё на месте. Искусственный свет в тёмном павильоне придавал образу дополнительную чёткость. Действительно звезда. Раньше Мэн Хэпин не представлялся таким красавцем. Высокий, но худой. Его родителей подолгу не было дома, тётя тоже не уделяла ему внимания, постоянно то сыт, то голоден. Когда Цзяци в первый раз сделала ему жареный рис с яйцом, он съел одним махом три чашки. У неё щемило сердце, казалось, что его вообще не кормят.

Неожиданно появившаяся рука молниеносно выхватила журнал. Цзяци ещё не успела среагировать, а уже слышала захлёбывающиеся вздохи Чжоу Цзинань с широко открытым ртом, будто собиралась проглотить куриное яйцо, тыкала в обложку пальцем. Наконец, испугав ещё десяток коллег, жёстким приглушённым голосом грабителя с большой дороги Цзинань спросила:
- Это и есть твоя первая любовь? О Небо! По сравнению с Тони Люн Чю Ваем ещё потряснее.

Цзяци глупо улыбнулась:
- С чего ты взяла? Конечно, не он.

Цзинань подумала немного и согласилась:
- Точно. Если бы ты, и правда, была его первой любовью, вряд ли сейчас сидела бы тут. Давно бы уже бросилась искать его, чтобы возродить былые чувства.
Она водила пальцем по цифрам, напечатанным сверху мелким шрифтом, пытаясь сосчитать количество нулей, и вздыхала:
- Этот молодой человек имеет так много денег. Вот, есть же люди.

Цзяци снова глупо улыбнулась. Раньше её любимой фразой было: «Когда у нас будут деньги…». Мэн Хэпину надоедало это слушать, и он нарочно пытался противоречить. Так она говорила:
- Когда у нас будут деньги, мы купим квартиру.
- Когда у нас будут деньги, - вторил ей Мэн Хэпин, - мы построим дом.
- Когда у нас будут деньги, купим немецкий шкаф для посуды
- Когда у нас будут деньги, выложим на кухне печь.
Она надувала щёки и пристально смотрела на него. Он тоже пристально смотрел на неё. В конце концов, она, не выдержав, хихикала, а он обнимал её и мягко обобщал:
- Когда у нас будут деньги, я построю тебе большой дом, выложу печь, и ты каждый день будешь готовить для меня.

Она толкала его ногой:
- Ты - свинтус. Помечтай.

Активно сующая во всё нос Чжоу Цзинань, мобилизовав силы, с воодушевлением продолжала:
- Эй, этот Мэн Хэпин из руководителя в интернет-бизнесе превратился в перспективного девелопера. Тот дом в Хадяни* построен их компанией. Дорогущий, но пользуется спросом.

У Цзяци неожиданно заболела голова, глаза распирало. Сделала глоток чая, слишком горячий, теперь ошпаренный язык распухнет. В общем, она совершенно беспомощна, а тьма, похоже, наступает.

Вспомнила, как первый раз увидела Мэн Хэпина. На встречу школы иностранных языков и института электроники её притащили соседки по комнате. Она не умела танцевать, а только сидела в уголке и пила газировку. Мэн Хэпин присел рядом. Она пила газировку, он курил. Курил красиво, совсем не похоже на то, как это делали другие ребята, пытаясь произвести впечатление. Потом его позвали с площадки для танцев: «Хэпин! Хэпин!»

Не откликнулся, опустил голову и снова прикурил.

Он пользовался спичками. Цзяци много лет не видела, чтобы использовали спички. Тонкая белая палочка слегка чиркнула о стенку коробка, взвился язычок голубого пламени. Прикрыл пламя ладонью. Меж пальцев мелькнул красноватый свет, будто в его руках оказалось маленькое солнце. Цзяци стало любопытно, она невольно бросила на него взгляд. Он приподнял голову и сразу расплылся в улыбке, обнажив ровный ряд зубов.

Потом вслед за ней перевёл взгляд на свои руки. Нащупал сигареты и протянул ей:
- Куришь?

Потрясла головой, как погремушка-барабанщик, и, набравшись мужества, попросила:
- Можно я посмотрю на твои спички?

Он растерялся, но потом протянул ей коробок.

Раньше Цзяци по необъяснимой причуде коллекционировала коробки спичек. Где бы она ни была в гостинице или на банкете, обязательно уносила коробок с собой. За долгие годы около тысячи самых разнообразных коробков были собраны и аккуратно сложены под кроватью. Никто не догадывался, что она спала на пороховой бочке.

Много лет она искала коробок определённого вида. И вот сейчас Мэн Хэпин держал как раз такой, который она уже отчаялась отыскать. Это был особый коробок. Подобные спички не продавались внутри страны.

После работы оказалось, что надо сопровождать важного клиента на ужин. Конкуренция в рекламном бизнесе становилась, чем дальше, тем жёстче. Их компания выделялась в своей среде, но тоже была вынуждена бороться, чтобы сохранить завоёванное место. Руководство использовало красивый термин «укрепление связей». Чжоу Цзинань с неприязнью называла это «эскорт услуги». Но как можно не подчиниться требованиям начальства.

Таиландская кухня. Цзяци больше всего не выносила запах рыбного соуса, с неохотой, как лекарство, ела суп Том Ям. Потом ещё надо было всячески льстить клиенту, стараясь добиться «одобрения креативной идеи». После третьей бутылки и обильной трапезы, видя, что начальник и клиент беседуют довольные друг другом, наконец, под предлогом попудрить носик, можно было выскочить, глотнуть свежего воздуха.

Ресторан был оформлен в стиле Юго-Восточной Азии. Длинная пустая галерея, с одной стороны бегущая вода, с другой входы в отдельные кабинеты. В коридоре за углом рыдала женщина. Цзяци никогда не могла остаться равнодушной к чужим проблемам. Чжоу Цзинань шутила, что рано или поздно эта привычка её погубит. В результате любопытство погнало её взглянуть на этот спектакль страданий. Главная героиня заливалась слезами и прикусывала губы:
- Жуань Чжэндун, чтоб ты сдох!
Закрыв лицо руками, шаткой походкой она удалилась вглубь коридора.

Само собой в такой прекрасной сцене главный мужской персонаж должен немедленно броситься следом. Но Жуань Чжэндун только смеялся. Глубокие, узкие и длинные глаза феникса*. Усмешка, в которой проступал дух порока. Он поджёг спичку и закурил. Тонкая белая палочка слегка чиркнула о стенку коробка. Взвился язычок голубого пламени. Прикрыл пламя ладонью, меж пальцев мелькнул красноватый свет, будто в его руках оказалось маленькое солнце.

Тот коробок спичек был тёмно-синего цвета с узкой полоской фосфора. Темно – синий, почти чёрный фосфор в искусственном свете лам резко вспыхнул искрой, подобно россыпи серебряной амальгамы. Цзяци невольно впилась глазами в коробок. Жуань Чжэндун протянул его ей и вложил в руку. Она заново в смятении смерила взглядом этого мужчину.

- Куришь? – спросил он.

Голос звучал приятно. В коридоре свисали бумажные фонарики, давая мягкий оранжево-жёлтый свет. Его лицо оставалось в тени. Таинственное и нечёткое. Цзици не ожидала, что он произнесёт эти слова, и ошеломлённо застыла.

Потом Жуань Чжэндун добавил:
- В совершенстве владеешь способностью замирать.

Цзяци послышалось в этом что-то знакомое, потом вспомнила, это Фань Лююань*. То чем Бай Люсу* владела в совершенстве - это покорность. Склонив белоснежную шею, прислушивалась к волнующему разнообразию душевных переживаний, беззвучно жаловалась, однако на самом деле лишь замирала, как деревянный петух. Послушание сразу отбивало интерес.

Раньше Мэн Хэпин тоже говорил, что она «замирает», и называл её глупой девчонкой.

Цзяци не поняла, как Жуань Чжэндуну удалось, но, что удивительно, он узнал её имя и место работы. В итоге через несколько дней из цветочного магазина ей доставили большую охапку белых роз.

Чжоу Цзинань, увидев те привезённые самолётом из Голландии белые розы, издала пронзительный вопль. Потом подскочила и выхватила из букета карточку:
- Жуань Чжэндун? Это кто?

Цзяци вспомнила коробок, но лишь изумилась способностями того человека. С безразличным видом рассматривала цветы, а Чжоу Цзинань уже восхищённо всхлипывала:
- Ты посмотри. Сколько же стоят такие розы? Ты даже не собираешься выяснить, что за мужчина сегодня способен запросто подарить такой букет?
- Имеющий много денег, только и всего, - ответила Цзяци.

Чжоу Цзинань оставалось лишь поминать Будду:
- Ты же понимаешь, у него есть деньги – это главное. Надо хватать.

- Хватать? Он плохой человек.

- Уж получше, чем брат Цзинь, - фыркнула Цзинань.

Услышав имя Го Цзиня, у Цзяци сразу заболела голова. В офисе все звали его «брат Цзинь». В то время Цзяци только пришла работать в компанию и ещё не знала всех тонкостей. Руководствуясь принципом сплочённости и взаимовыручки между коллегами, она помогла ему с одним проектом. Кто бы мог подумать, что в будущем это приведёт к бесконечным затруднениям. Вспоминая об этом Цзяци, сразу охватывала досада, что не пресекла всё в зародыше. С самого начала это казалось не более чем шапочным знакомством. А в результате на ежегодном корпоративе Го Цзинь напился и полез объясняться:
- Цзяци, - сквозь слёзы бормотал он, - я знаю, что ты хорошо ко мне относишься, но я очень сильно люблю свою бывшую жену… Более того не могу подвести сына. Цзяци, я виноват перед тобой…

Тогда Цзяци, изрядно перепугавшись, только и могла повторять, что он всё не так понял. Вопреки горячей любви к своей бывшей жене теперь Го Цзинь по делу и без дела приходил в их отдел и смотрел влюблёнными глазами, из чего Цзяци с неудовольствием сделала вывод, что стала предметом его интереса. Не прошло и нескольких дней, используя разные аргументы, ей было предложено свидание. Цзяци решительно отказала, но он в отчаянье бормотал:
- Цзяци, я знаю, что не должен у всех на глазах подчёркивать твою симпатию ко мне, но я готов принять твои чувства.
Цзяци было и горько и смешно. Терпеть его постоянную чушь было невыносимо. Дошло до того, что она подумывала об увольнении, но всё-таки не решилась потерять гарантированный заработок. Приходилось день за днём сдерживаться, скрепя зубами.

Возможно, Чжоу Цзинань накаркала. Вечером после работы Цзяци в лифте неожиданно столкнулась с Го Цзинем. От страха волосы на затылке Цзяци стали дыбом. И точно, Го Цзинь снова пригласил её поужинать.
- У меня встреча с другом, - решительно заявила Цзяци.

- С каким другом? – начал допытываться Го Цзинь.

- С моим парнем, - невозмутимо ответила Цзяци.

Го Цзинь лишь усмехнулся:
- Не ври, откуда у тебя парень? - лоснящееся лицо приблизилось. - Я угощаю, идёт?

Конец той фразы вызвал у Цзяци тошноту. Досадно, что лифт спускался медленно, и нельзя было быстренько выскочить из этой ловушки. К счастью, в этот момент зазвонил телефон. Она, хватаясь за спасительную соломинку, сразу ответила.

- Цзяци, это Жуань Чжэндун.
Низкий мужской голос был полон магнетизма. Взгляд Го Цзиня пробирал до кишок. Её чуть не до слёз растрогал этот своевременный звонок, в результате даже не стала разбираться, откуда у него её номер телефона.
- А, добрый день!

- Я тут поблизости. Есть свободное время?

- Да, - немедленно подтвердила Цзяци, - я только закончила работу, заезжай.

Он хохотнул:
- Дай мне 10 минут.

Го Цзинь был терпелив. Ходил взад – вперёд перед офисом, пока не увидел машину Жуань Чжэндуна. Она, как ни в чём не бывало, запрыгнула в машину. Выражение лица Го Цзиня в этот миг вызвало у Цзяци чувство глубокого удовлетворения. Она не была тщеславным человеком. Но принц на белом коне прибыл так вовремя, спас её от невыносимых страданий, это не могло не тронуть. Поэтому потом в машине она ободряюще посмотрела на Жуань Чжэндуна и искренне согласилась составить ему компанию на ужин. К счастью в ресторане их ждал не отдельный кабинет на двоих, а компания друзей за общим столом. Тут были и мужчины, и женщины. Вдоволь наевшись и изрядно выпив, все собрались у столов с маджонгом. Это оказалось довольно весело. Косточки с силой стучали по столу, кто выигрывал, сгребал со стола гору денег. Сидящих за столом не волновало, кто чья подруга. Поначалу только она отказалась принимать участие в игре, кто-то крикнул:
- Чжэндун, твоя подруга - что-то невиданное.

Жуань Чжэндун только смеялся. Неспешно стряхнув пепел в пепельницу, тут же протянул несколько красных банкнот и вложил ей в руки.
- Не заморачивайся, - тёплые интонации, как поучение ребёнку.

На другой день весь офис знал, что у неё есть богатый парень. В голосе Го Цзиня сквозили ревнивые интонации: «Даже не знаю, что в ней нашли?»

На самом деле, Цзяци тоже было странно. Поэтому она даже вытащила зеркало и внимательно оглядела себя. Средняя наружность, белая кожа, большие глаза. Но не слишком красива, а взгляд даже несколько глуповатый. Что этот свалившийся с неба Жуань Чжэндун в ней нашёл.

Как человек, всюду сующий свой нос, Чжоу Цзинань допытывалась:
- Что чувствуешь, став девушкой богатого человека?

- Я не его девушка, - ответила Цзяци.

- Тогда кто ты? – с удивлением спросила Чжоу Цзинань.

Цзяци задумалась, головная боль возвращалась. На самом деле, она чувствовала, что ухаживания Жуань Чжэндуна не более чем фарс, поэтому лишь равнодушно наблюдала за происходящим. Тем более это было удобным предлогом избежать навязчивого внимания Го Цзиня. Жуань Чжэндун приглашал ей раз десять, она даже выходила с ним пару раз. В основном это был большой ресторан, компания друзей и знакомых, всей толпой ели и веселились. И хотя разгул был бурным, но всё в рамках приличий. Он даже не предпринимал по отношению к ней каких-либо попыток. Время шло, постепенно это стало похоже на дружбу. Первоначально обе стороны работали на публику: он старался выглядеть благородным джентльменом, она - скромной добродетельной леди. На самом деле, встречались редко, от силы один раз за пару недель. Да и при встречах просто ужинали и выпивали. Потом постепенно всё успокоилось. Она расслабилась и, как говорится, стала сама собой. Он не испытывал недостатка в женщинах, а она с самого начала не строила на его счёт никаких планов.

Однажды вечером Жуань Чжэндун провожал её. Будучи в сильном подпитии, он как нарочно вёл машину на большой скорости. Нёсся над дорогой как ураган. У Цзяци сердце ушло в пятки.
- Может, возьмём такси? – предложила она.- Остановит полиция, вождение в нетрезвом виде».
Жуань Чжэндун покосился на неё. Его глаза феникса уголками почти рассекали виски. Из-за выпитого, взгляд разгорался ещё больше:
- Как?! Не хочешь погибнуть вместе со мной?

Ненадолго замолчал, потом продолжил:
- А я мечтал умереть вместе. Чтобы каждый раз не видеть, как ты сидишь рядом с отсутствующим видом.

Она привыкла слышать от него всякий вздор, даже не затруднилась вникать. Однако он заговорил сам:
- Скажи, что во мне плохого? Выдающаяся личность, выпускник известного зарубежного университета. Прекрасные манеры, образован, хороший вкус, внешность. Как ни глянь незаурядный молодой человек. Почему ты так не расположена ко мне? А? Ю Цзяци, я с тобой говорю. Не будь так холодна и равнодушна.

Ей ничего не оставалось, как повернуть голову и посмотреть на него:
- Людей, что симпатизируют тебе так много. Ещё не хватает меня?

У него вырвался смешок.
- Полагаешь, они симпатизируют мне? Это симпатия к моим деньгам.

Она тоже усмехнулась:
- Жуань Чжэндун, ты заблуждаешься. На самом деле, я симпатизирую твоим деньгам гораздо больше, чем они. Однако я обладаю обширным опытом. Прочитав около восьмисот любовных романов, знаю, такие как ты не стремятся завоевать симпатии других, напротив, их больше радует бряцанье железа. Поэтому я нарочно отпускаю вожжи, желая ухватить покрепче. Специально не показываю своего расположения, а сама забрасываю крючок на золотую черепаху, мечтая дождаться, когда ты сделаешь мне предложение.

- Вау! - улыбнулся он. - Вот как ты, оказывается, мыслишь. Ну и ну. Раз так, лучше завтра же пойдём, зарегистрируемся. Два таких испорченных человека, как мы, просто предназначены друг для друга.

- Насчёт испорченных – не могу согласиться. В этом мире те, кто имеет деньги, не могут считаться плохими, только нищие голодранцы. Я не достойна стать твоим предназначением. К тому же я ещё молода, и мне рано выходить замуж. Огляжусь получше, может, встречу кого-то побогаче, чем ты. Ничего личного.

Он расхохотался, выражение лица смягчилось. В машине слабый запах кожи салона, кондиционер наполнял воздух спокойным ароматом… От него пахло вином и дымом сигарет… Почувствовав, что задыхается, она опустила окно. Ворвавшийся ветерок сразу разлохматил волосы.

Он всегда говорил в такой манере: слово правды, слово лжи. Она не могла разобрать, оставалось только ничему не верить.


Примечания к главе 1.
Пу Бацзя, Сун Сяобо, У Цзиньфэй, Хуан Сяомин, Чэнь Кунь, Тони Люн Чю Вай – китайские актёры.
Blue Mountain – марка кофе.
Сихуань, Цзефан – название улиц в Пекине.
Пекинская эрготоу - крепкая 60—70° второсортная водка.
Хадяни - район в Пекине.
Глаза феникса - удлиненная, миндалевидная форма глаз.
Фань Лююань, Бай Люсу - персонаж книги Чжан Айлин «Любовь в павшем городе».

2.
Постепенно, даже непонятно с какого момента, Жуань Чжэндун перестал водить её играть в маджонг. Ужинали тоже постоянно вдвоём. Вплоть до того, что частенько он лично заезжал за ней после работы и ждал внизу. Цзяци мало-помалу стала чувствовать себя неловко и, в конце концов, заявила:
- Давай, больше не будем встречаться.

Жуань Чжэндун немного растерялся, но согласился:
- Идёт.
Потом, немного помедлив, продолжил:
- Тогда сегодня я подарю тебе подарок.
Он привёз её к ювелирному магазину. Смотрела, как девушка-продавец один за другим выкладывала перед ней блестящие искрящиеся в свете камни. Цзяци не то чтобы любила роскошь, но это представление ей нравилось: крупные бриллианты из чёрных бархатных мешочков, сверкающие, прозрачные, как слезинки. При взгляде на них, радовался глаз и сердце. Но по непонятной причине в результате она выбрала всего лишь дешёвую цепочку из белого золота. Цзяци не привыкла жадничать. Из-за того что слишком много красивых вещей в этой жизни ей никак не удавалось удержать.

В машине Жуань Чжэндун не сказал ни слова. Вёл машину на большой скорости, на CD звучала старая песня «Ярмарка в Скарборо»*. Не обращая внимания, проскочил на красный свет, белая ослепительная молния. Ей стало необъяснимо страшно. Жуань Чжэндун резко нажал на тормоз, притянул её лицо и грубо поцеловал.

Огромная сила тугим обручем неуклонно сжимала и, казалось, поглотит её. Он никогда не был таким. Всё это долгое время он даже не касался её руки. Девушки рядом с ним постоянно сменяли одна другую, из этого никто не делал секрета. Он держал её не далеко и не близко, как симпатичную безделушку. Или даже точнее, как новую одежду. У него было много новой одежды, поэтому она совершенно не ценилась. Повесил в шкаф и забыл. Напившись, среди ночи звонил ей, говорили ни о чём. Потом вдалеке смутно слышался прелестный женский голос: «Чжэндун, ты идёшь в душ?» «Иду», - отвечал он и вешал трубку, оставляя её то ли плакать, то ли смеяться.

Она изо всех сил пыталась вырваться и в итоге расплакалась. Жуань Чжэндун наконец ослабил хватку, и с некоторой досадой взглянул на неё. Сзади нетерпеливо сигналили машины, в этом шуме и гомоне, он пробормотал: «Как возможно, что это ты?»

Фраза ни к селу, ни к городу. Она не поняла. В глазах ещё стояли слёзы. Почувствовав, она быстро смахнула их.

Он не позволил ей выйти и взять такси, настоял, что сам доставит домой.

Потом довольно долгое время он больше не появлялся рядом с Цзяци.

Чжоу Цзинань была разочарована таким финалом и жёстко критиковала её:
- Ю Цзяци, ты такая свинюшка, даже не смогла удержать денежный мешок.

- В следующий раз обязательно, - послушно поддакивала Цзяци.

Жизнь Цзяци быстро вернулась в свою колею. Единственное, что выбивалось из привычного течения, тот коробок спичек. Вечерами она изредка подсаживалась к столу, вытаскивала, зажигала спичку и потом, не отрываясь, смотрела, как она превращается в пепел. Эти спички были особенными. После того как они с Хэпином расстались, она долгие годы не встречала подобных. Тонкие и длинные, они могли гореть довольно долго. Их оказалось немного, поэтому она дорожила ими. Часто доставала коробок и лишь легонько встряхивала. «Ш-ш…» - слушала она звук похожий на шум ливня и чувствовала, как на сердце становится радостней.

Работа в компании заставляла напрягаться. Она с начальником бегала по клиентам. Полмесяца без всякого результата, терпение почти истощилось. В итоге однажды на пороге приёмной нос к носу столкнулась с очень знакомым человеком. Цзяци от неожиданности растерялась.

Это был друг Жуань Чжэндуна. Раньше они вместе играли в маджонг, он ещё называл её «кем-то невиданным». Цзяци даже запомнила, что фамилия его, вроде, Жун. И точно начальник улыбнулся ему во весь рот: «А, господин Жун, рад встрече». Потом представил Цзяци. Он тоже узнал её. Оказалось, это его компания. Узнав цель их прихода, обернулся и лаконично дал указания секретарю. Сразу же забрезжил свет в конце туннеля. От такого приятного сюрприза начальник был в восторге, даже тихонько хвастался ею: «Вот ведь, знакома с господином Жуном, а ни слова не сказала, какое самообладание». И сразу начал ковать железо, приказав ей пока остаться и участвовать в переговорах.

Закончив обсуждать дела, Жун спросил:
- Почему не видел тебя в больнице у Чжэндуна?

Цзяци сглотнула от испуга. Не дожидаясь её ответа, Жун уже продолжал:
- Пойдёшь навестить его?

Цзяци колебалась два дня, прежде чем собралась в больницу.

Никогда не думала, что в больнице так празднично. Половина коридора заставлена букетами свежих цветов. Взгляд медсестры, когда Цзяци спросила номер палаты, где лежит Жуань Чжэндун, был удивлённым: «1708, из лифта налево, четвёртая комната».

Дверь полуприкрыта. Палата оказалась сьютом из несколько комнат. Обстановка почти не отличалась от гостиничного люкса. Везде цветы, фрукты, ковровое покрытие глушило шаги. В комнате слышался смех, голос звучал приятно. Цзяци постояла несколько секунд, собиралась уже постучать, но в итоге всё-таки развернулась, чтобы уйти.

Коридор тих и пуст, слышно лишь эхо её собственных шагов. Цзяци раньше уже приходила один раз в это специальное больничное отделение, сопровождая Мэн Хэпина. Тогда мама Хэпина сказала, что хочет ореховое пирожное, Мэн Хэпин сразу спустился, купить.

После этого мама Хэпина спокойно и внятно сказала ей: «Ты не подходишь Хэпину, поэтому прошу, не надо обременять его».

В тот момент она растерялась и запаниковала.

Мысли путались, в конце коридора возник силуэт человека. Высокий, до боли знакомый, по которому скучала день и ночь. Смутно подумалось, галлюцинации средь бела дня так похожи на реальность.

Человек медленно приближался. Она перевела взгляд на лицо, жадно вглядываясь. Каждая чёрточка реальна и отчётлива – образ, который как клеймо, запечатлён в её сердце. Он очень изменился. Но, не смотря на все изменения, это был Мэн Хэпин. Её незабвенный Мэн Хэпин.

Она чуть не бросилась бежать от внезапно нахлынувшего страха. Мэн Хэпин!

Стоял там и смотрел на неё, как на инопланетянку. Она замерла, он тоже растерялся.

Аромат цветов с обеих сторон коридора. Розы и лилии, незабудки и жасмин, зелень травы и алоказии… Большие охапки прекрасно упакованных букетов и корзин. Они стояли посередине реки цветов и, как идиоты, смотрели друг на друга.

У Цзяци внезапно заледенели конечности.

Это Мэн Хэпин. Реальный Мэн Хэпин. Она неожиданно снова столкнулась с Мэн Хэпином. В этой жизни.

Встретились на узкой дорожке.

В течение всех этих лет после разлуки она не раз воображала себе встречу с Мэн Хэпином, от антуража до реплик участников, снова и снова. Может лет через десять или восемнадцать, как в романе Чжан Айлин*, одинокая и красивая, произнесёт одну фразу: мы не можем вернуться в прошлое. Но прошло всего несколько лет, и снова встретились. Вокруг видимость благополучия, словно в корейском сериале – одинокая красавица с разбитым сердцем. Потом постепенно нахлынуло отчаянье, стало ясно, судьба непостижима.

Она снова встретила его и это оказалась гораздо легче, чем представлялось. Её голос, вопреки ожиданиям, звучал ясно, совершенно не дрожал и не запинался:
- Мэн Хэпин, это ты?

Раньше её нравилось даже просто произносить его имя. Мэн Хэпин, Мэн Хэпин, Мэн Хэпин… Сердце было готово разорваться. Оставалось только сожалеть и, собрав по возможности все силы, не дать себе вторить в голос: «Мэн Хэпин, Мэн Хэпин…», а лишь выкрикивать про себя изо всех сил. Он вернулся к ней.

Чуть помедлив, он, наконец, произнёс:
- Это я.
Потом немного помолчал и спросил:
- Цзяци, где ты была так много лет?

Цзяци ойкнула:
- Я всегда была здесь.
А потом чётко и лаконично отчиталась, как кипела её работа в прошедшие годы. Хэпин приподнял бровь:
- Разве твоя специальность не испанский язык? Почему ты работаешь в рекламе?

Найти работу с редким языком очень трудно… Цзяци училась в первоклассном вузе на второсортной специальности и была студентом третьего сорта. Немного бестолкова, вечно не могла сдать экзамен по переводу.

К слову, его специальность микроэлектроника. Но разве он не дезертировал, чтобы стать беспринципным девелопером.

Действительно, наводит тоску, снова встретить волнующую прошлую любовь и говорить о прозаических, отвлечённых вещах. Важные слова не приходят на ум, такое множество слов, её последняя опора в самые горестные минуты. Когда было трудно и больно, она терпела и шла вперёд, думая только об одном, если бы можно было ещё разок встретить Мэн Хэпина. Если бы встретить его ещё раз. Ясно понимая, что судьба не даст такого шанса. И вот сегодня случилось чудо, но она, оказывается, всё забыла, из-за того что и он уже всё забыл. Хладнокровно, с лёгкостью забыл.

Он смотрел на неё прямо, с улыбкой.

А она до последней секунды не осмеливалась взглянуть ему в глаза.

В прошлом был долгий период, когда она накрывалась с головой одеялом и тихонько плакала. Единственная мысль крутилась в голове – вот если бы ещё раз в оставшейся жизни встретить его. После рыдала в голос, так что потом всё болело, и часами жаловалась ему.

Сегодня она узнала, всё это было несерьёзно. Даже если она снова видит его, он уже не её Мэн Хэпин.

Прошлое превратилось в пепел и развеяно во времени, ничего не осталось.

- Что ты здесь делаешь? – опомнился он.

- Пришла навестить друга.

Он вдруг приподнял бровь:
- Ты пришла к Дунцзы*?

Оказывается, весь семнадцатый этаж отделения занимал один больной – Жуань Чжэндун.

Забавно, Мэн Хэпин, так же как и она, пришёл к Жуань Чжэндуну.

Вообще-то в то время она слышала, как он упоминал Дунцзы. Ещё рассказывал, что такое прозвище дед Дунцзы дал внуку из-за персонажа Пань Дунцзы в фильме «Сверкающая красная звезда»*. Говорили, что два мальчика с детства были неразлучны, дружили и считали себя почти родными братьями. Потом Дунцзы на несколько лет уехал за границу, и дружба на некоторое время прервалась.

А она как раз заполнила эту брешь.

Она всегда соображала медленно. Мэн Хэпин в прошлом постоянно называл её глупой девчонкой. Это звучало так тепло, по-отечески. Потом, только вспомнив об этом, сердце ломило от пустоты.

Глупая она, совсем глупая.

Слова тётушки Сян Линь*, здесь были очень кстати.

На самом деле, она давно должна была понять, ещё увидев тот коробок. Такие спички не имели широкого хождения.

Телефон Мэн Хэпина зазвонил, он посмотрел на номер, но не взял. Может, это звонила его подруга или даже жена. Она изо всех сил пыталась вспомнить, что было написано в журнале. Но обычно в журналах по финансам и экономике не публикуют сплетни о личной жизни. Так что абсолютно не понятно женат он или нет. Ей вдруг стало стыдно. Есть у него жена или нет, её не касалось. Скажет и хорошо. Теперь её любимый был посторонним человеком.

- Хэпин! - Жуань Чжэндун появился внезапно. - Почему не берёшь трубку. Оказывается, ты уже пришёл.

Мэн Хэпин оглядел его с головы до ног:
- Выглядишь хорошо, чего валяешься в больнице, лечился бы дома.

- Хотелось бы, но врачи не разрешают, - Жуань Чжэндун рассмеялся, слегка прищурив глаза.
В мире редко одетый в халат человек мог бы выглядеть настолько достойно. Посреди больничного коридора стоял будто в собственной спальне, так же элегантно и непринуждённо. Но возможно из-за того, что в глазах каждого любящего его возлюбленная красивее Си Ши*, ей казалось, что Мэн Хэпин выглядит лучше. Чисто и аккуратно одетый, гордая осанка и величественные манеры. Оба мужчины увлеклись воспоминаниями о прошлом. Её сердце ослабело, иначе воспользовалось бы этой благоприятной возможностью и сбежала.

Из палаты высунулась голова девушки:
- Брат, это Хэпин пришёл?

Голос красивый и сладкий. Услышав его, никогда не подумаешь, что внешний облик ещё прекрасней. Очень знакомое лицо. Похожа на Жуань Чжэндуна. Пара смышлёных глаз при виде Мэн Хэпина блеснула сердито и кокетливо:
- Разве тебя не просили забрать меня в семь? Почему так долго шёл?
Повернув голову, взглянула на Цзяци. Но не произнесла ни звука, а только с улыбкой смотрела на неё.

Жуань Чжэндун, казалось, только заметил её:
- Цзяци, ты пришла?
И представил:
- Это моя младшая сестра, Жуань Цзяньси. Это мой друг, Мэн Хэпин.
Потом обернулся, уклончиво показал на неё:
- Это Ю Цзяци.

За всю свою более чем двадцатилетнюю жизнь Цзяци никогда не была так обеспокоена.

Прежняя любовь и новое знакомство на одной сцене. Вдобавок ещё соперник в любви. Правда, чей соперник, она сама пока точно не определилась.

Все пошли в палату пить чай. Любопытство Жуань Цзяньси достигло предела, она собственноручно налила ей чай. В больнице, оказывается, можно выпить ароматного чая «Восемь сокровищ», вот уж, правда, вопреки ожиданиям. Жуань Цзяньси сказала:
- Отличный чай, правда. Мы заказали в «Лао Сань Юань».
Цзяци не проронила ни слова, чтобы не обнаружить своей отсталости. Чайная лавка Лао Сань Юань следовала знаменитому лозунгу «Клиент всегда прав». Из-за небольшого размера зала количество мест было ограничено. Говорят, многие звёзды, чтобы попить здесь чая, должны были занимать очередь на бронирование. Когда такой магазин организует доставку чая в больницу, это, действительно, непревзойдённая крутизна.

Жуань Чжэндун не мог пить чай, поэтому взял стакан кипятка за компанию. От частых злоупотреблений алкоголем неожиданно открывшееся желудочное кровотечение привело его в больницу. Жуань Цзяньси очень живо описывала сцену, как он упал в обморок, как все перепугались, выразительно, с расстановкой. Несмотря на то, что Цзяци была здесь почти посторонней, она тоже слушала на одном дыхании.
- Не слушайте чудовищные рассказы Сицзы*, - рассмеялся Жуань Чжэндун. - Она журналист, это профессиональное заболевание.

Цзяци вспомнила, почему лицо девушки показалось ей знакомым. Она была известной телевизионной ведущей. Её программа давала острое и критичное освещение событий, поэтому производила на людей сильное впечатление. На самом деле в реальности она выглядела моложе, чем на экране, просто красивая юная девушка, только произношение по сравнению с другими лучше.

Достойная пара Мэн Хэпину.

Проведённое вместе детство, блестящий мужчина, красивая женщина, оба успешны в карьере. Любой скажет, что они предназначены друг другу.

Телефон Цзяци зазвонил. Она воспользовалась случаем выйти поговорить.
Звонила Чжоу Цзинань:
- Быстрее возвращайся. В «Новом мире» скидки, на тебя есть подходящая юбка.

Цзяци слегка повысила голос:
- Что? Начальник срочно меня разыскивает? Я скоро буду.

- Алло, алло, ты - тупица, о чём говоришь? - удивилась на другом конце Чжо Цзинань.

- Прикрой меня пока. Я через полчаса буду.

Чжоу Цзинань ещё что-то крякала, но Цзяци уже повесила трубку. Вернувшись в палату, с сожалением в голосе сообщила Жуань Чжэндуну:
- Мне так неудобно, но я должна идти.

- Я провожу тебя, - сказал Мэн Хэпин.

- Не нужно, - и не сдержавшись, добавила, - тебе ещё провожать госпожу Жуань, я поймаю такси.

- Подожди, - остановил ей Жуань Чжэндун, - я переоденусь и отвезу тебя.

Она промолчала, но ответил Мэн Хэпин:
- Да, ладно тебе, ты же пациент. Я провожу, а потом вернусь и заберу Сицзы.

Жуань Чжэндун даже не настаивал:
- Тогда спасибо.

- Что-то не так? – усмехнулся Мэн Хэпин. - Раньше ты не благодарил, когда я провожал кого-нибудь вместо тебя.

- Когда это я просил тебя кого-то провожать? Не говори глупости.

Цзяци почувствовала смутную боль в середине груди, внутренности сжались, а в желудке будто образовалась дыра. Сладковатый привкус в горле грозился извергнуться потоком крови. Она чувствовала себя мухой в паутине. Как освободиться, если только ещё больше запутываешься. Нитка за ниткой закручивались вокруг неё, не хватало воздуха, не было сил вырваться. Только и оставалось спокойно смотреть, не шевелясь, и даже смерть не будет избавлением.

Они спустились с Мэн Хэпином в лифте. Два человека в маленьком пространстве похожем на западню. Ей совсем не хотелось оказаться с ним вместе в машине, поэтому сказала:
- Всё-таки я поймаю такси. У ворот больницы их много, очень удобно.

- Не пойдёт.
Его тон был равнодушен, но тверд, и добавил:
- Я обещал Дунцзы.

Такая преданность. Ей почему-то захотелось расплакаться.

У него был Chopster*. Просторный салон, бесшумный кондиционер. Только она всё равно чувствовала себя неудобно.

Вёл машину медленно. Похоже, это была привычка. Так долго не виделись. Он, и правда, казался незнакомцем. Как в воспоминаниях детства книжка «Легенда о Кондоре». Помнишь, как красива история, но не решаешься открыть и перечитать снова. Боишься, вдруг ощущения будут не те, что раньше, и образы не такие, как сохранились в памяти.

В субботу во второй половине дня, поток машин на улице движется медленно. Зелёные огоньки такси похожи на листву, дрейфующую в изгибах реки. Казалось, она сидит в лодке, с обеих сторон армада кораблей, а жилой массив надвигается густым лесом.

Зажегся красный, они остановились. Отвернулась к окну и вдруг узнала этот перекрёсток.

Если повернуть налево и пройти метров пятьсот - шестьсот, можно увидеть фасады старых зданий. Коробка за коробкой, как множество одинаковых спичечных коробков. На грубых сточенных временем поверхностях бетонных стен арки окон, напоминающих пчелиные соты. Вспомнила то время. Плетёный стул на освещённом солнцем узком балконе, над головой сохнут её футболки и его рубашки, полы и рукава регулярно норовят скользнуть по макушке… Снаружи шум машин, гул людских голосов, звуки радио, зазывающая реклама маленьких магазинчиков… Безбрежный океан звуков волнами бьётся о тонкую стенку. Золотистый свет солнца, как песок в песочных часах, в молчании струится вниз. На соседнем балконе на больших решётках сушится молодой салат. Даже через много лет она помнила этот запах. Запах сохнущего на солнце молодого салата, как воспоминание о счастье, аромат сухой травы смешанный с удушливой пылью… На маленьком узком балкончике можно было втиснуть только один стул, за который у них постоянно шла борьба. В итоге теснились на нём вместе, не чувствуя липкости горячих тел. Ухватившись за него, она спрашивала:
- Мэн Хэпин, почему тебя так назвали?

- Папа хотел мира во всём мире*.

Потом она узнала, когда он родился, его отец был на войне, поэтому ему дали такое имя.

Наконец подъехали к офису.
- Не выходи из машины, - сказала она.
- Всё в порядке.
Как в прежние времена вышел из машины, открыл перед ней дверь, подставил руку к крыше автомобиля, вежливый джентельменский жест.

Раньше он был очень ленив. По крайней мере, она так думала. Носки бросал там же, где снимал, и только под её угрозой применить силу соглашался идти стирать. Ещё потом фальшиво, не попадая в тон мелодии «Водные жители»*, пел в ванной: «А-а... Дайте мне хорошую жену, которая не будет заставлять меня стирать носки. Даже если зарплата невелика, и меня будут таскать за ухо, я не буду сожалеть…» От смеха она держалась за живот, тянулась, чтобы схватить его за ухо. Его руки были в пене от стирального порошка, он наклонял голову, мягко касался её губами. Потом взмахивал руками, разбрасывая вокруг мыльные пузыри и целовал её.

- Я пошла.

Он буркнул: «Угу». Цзяци вошла в здание и обернулась. Отгороженная стеклянной стеной, она видела, что он ещё не ушёл. Стоял под палящим солнцем, облокотившись на кузов машины. Опустил голову, держа во рту сигарету, чиркнул спичкой, ещё раз, потом ещё… Пока наконец огонь не вспыхнул. Закурив, поднял голову.

Цзяци быстро отвернулась и поспешила вперед, боясь, что если немного промедлит, из глаз хлынут слезы.


Примечания к главе 2.
«Ярмарка в Скарборо» - английское название песни Scarborough Fair.
Дунцзы – прозвище Жуань Чжэндуна, образовано от последнего иероглифа имени.
«Сверкающая красная звезда» - китайский фильм про взросление героя в период 1930-х годов.
Сицзы – прозвище сестры Жуань Чжэндуна – Цзянси, образовано от последнего иероглифа имени.
Тётушка Сян Линь - действующее лицо рассказа Лу Синя «Моление о счастье»
Си Ши - знаменитая красавица древности.
Chopster - Порше Каен Чопстер.
Хэпин - одно из значений в переводе с китайского «мир».
«Водные жители» - песня в исполнении Энди Лау.

Вы едете на ярмарку в Скарборо?
Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец,
Передайте привет человеку, который там живет,
Когда-то он был моей настоящей любовью.

Скажите ему, пусть он сошьет мне рубашку из батиста,
Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец,
Без иголки и без швов,
Тогда он будет моей настоящей любовью.

Скажите ему, пусть он найдет мне акр земли,
Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец,
Между соленой морской водой и побережьем,
Тогда он будет моей настоящей любовью.

Скажите ему, пусть он соберет с него урожай кожаным серпом,
Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец,
И сложит все в связку вереска,
Тогда он будет моей настоящей любовью.

Вы едете на ярмарку в Скарборо?
Петрушка, шалфей, розмарин и чабрец,
Передайте привет человеку, который там живет,
Когда-то он был моей настоящей любовью.

Встреча с тобой - самое лучшее время.

3.
Когда они расставались, она тоже повернулась и ушла. А он стоял, как дурак, и всё смотрел ей вслед. Она шла, чем дальше, тем быстрее, тем стремительней, боясь, что не сможет сдержать слёзы, боясь, что развернётся и бросится обратно к нему. В последний момент он всё-таки рванул за ней. Схватил за плечи так сильно, что перехватило дыхание: «Цзяци, ты не можешь».

Тогда она в первый раз увидела, как у мужчины глаза наливаются кровью. Он так крепко держал её, будто боялся, стоит ослабить руки, и она сразу же исчезнет.

У неё почти не осталось сил, только чтобы сдерживать слёзы. Холодно усмехнувшись, она подбирала самые безжалостные слова, острые как нож, разрубающий навсегда все нити, связывающие их:
- Мэн Хэпин, как можно быть таким ребёнком? Я уже всё объяснила. Почему ты никак не поймёшь? Умоляю тебя, я собираюсь в аспирантуру, не мешай моей карьере.

- Я не верю! – он почти рычал. – Я не верю. Не верю ни единому твоему слову. К чему эта чушь про аспирантуру? Ты бросаешь меня? Я не верю!

Она продолжила с жестокой усмешкой:
- Мэн Хэпин, приглашение в аспирантуру, возможно, для тебя и не заслуживает внимания, но для меня это очень и очень важно. Даже если не ради аспирантуры, то из-за Сюй Шифэна. Тот, кого я люблю – это он, понимаешь?

Его руки, такие сильные, сжимали её, что было больно. Блеснули подступившие слёзы, перед глазами только его лицо, его глаза, брови, уголки губ… Постепенно во взгляде мелькнула тень неуверенности.

- Я не понимаю, - его голос был далёк и слаб, - но знаю одно, в этом мире самое важное для меня – это ты.

У неё защекотало в носу, колени подогнулись, под ложечкой засосало, всё начало кружиться. Она дрожала, как лист, даже голос сменил тембр. Слово за словом ясно и отчётливо произнесла:
- Для меня в этом мире есть вещи более важные, чем ты.

Он смотрел на неё. Её чувства застыли, как у самоубийцы, перерезавшем вены. Кровь стекает, постепенно, «кап-кап», капля за каплей. Погружаешься в блаженство пустоты, всё вокруг в лёгком тумане, боль отступает, остаётся только приятное оцепенение.

- Ты стремишься к такой жизни из-за того, что для тебя это внове. Но с меня довольно. Я жила так 21 год. Заурядно и тяжело. Всю жизнь надрываться, чтобы купить квартиру, проявлять расчётливость, самая долгая радость – новая одежда. Я устала. Понимаешь? Тебе нравится подобная жизнь за её простоту. Ты говоришь, что любишь обыденность, дым и огонь очага. Это из-за того, что 20 лет ты жил высоко над другими, не имея возможности попробовать иное. Но я рядом с этим очагом слишком долго. Уже чувствую, что закоптилась до неузнаваемости. Я надеюсь, что могу рассчитывать на лучшее будущее. Что называют перспективами? Ты не задумывался над этим, потому что твоё будущее предопределено с рождения, столбовая дорога в блеске и славе. А я, как многие другие, должны бороться изо всех сил, чтобы иметь возможность жить хоть немного лучше. Твоя мама права, мы с тобой люди из разных миров по ошибке случайно оказавшиеся вместе. Мы не будем счастливы. Это не может продолжаться долго, рано или поздно мы расстанемся. Если я сейчас оставлю тебя, то, возможно, ещё смогу чего-то добиться. Почему я должна отказываться от шанса? Почему я не могу ради своего будущего сделать правильный выбор? Сюй Шифэн может жениться на мне, а ты?

Он смотрел на неё, довольно долго, наконец, сказал:
- Я люблю тебя, - низкий и глухой голос был не в силах скрыть расстройство и сожаление, - Цзяци, не имеет значение, что ты говоришь, я люблю тебя. Если ты уйдёшь, в этой жизни, возможно, я навсегда потеряю тебя.

Хотела высвободить руки, он не позволил. Мало-помалу она пыталась разорвать его захват, из последних сил выворачивалась под таким углом, что было больно. Но короткая боль лучше долгой. Она бы предпочла всю боль забрать себе, только чтобы уменьшить его страдания. Предпочла бы всё вынести сама.

Он был сильнее её, ей не удалось полностью освободиться. В конце концов, скрепя сердце, вскинула руку и отвесила ему пощёчину. Этот звонкий звук множественным эхом отозвался в её сердце, болело так, что она почти потеряла самообладание, однако продолжала поносить его:
- Мэн Хэпин, ты мужчина или нет? Я сказала, что не люблю тебя, как ты можешь так позориться? Ты потерял стыд, но я ещё хочу сохранить лицо. Отпусти, меня тошнит от тебя. Я никогда больше не хочу тебя видеть!

Слова были злы и жестоки. Его глаза перестали наливаться кровью, зрачки стремительно сузились. Он пристально смотрел на неё, как смотрят на палача, но она была непоколебима. В конце концов, он потерял надежду, руки постепенно ослабли и разжались. Она решительно развернулась и быстро пошла от него. Уходила всё дальше и дальше, пересекла две улицы. Худо-бедно к ней вернулась способность соображать. Уселась на краю обочины, обхватила себя руками и зарыдала. Проплакала ровно час. Мимо нёсся поток машин, яркие фонари как глаза, бесчисленные пары глаз. Плакала до дурноты, царапая ногтями брусчатку тротуара. Потом ноготь на указательном пальце правой руки был почти полностью стёсан и постоянно кровил. Кое-как утёрла слёзы, встала и пошла. Шла и шла по дороге, а слёзы всё текли, не переставая.

Она не знала, что любить так трудно. Как будто от сердца отрезают куски, крутят ножом в ране, полосуют, и это невозможно остановить, кажется, это никогда не прекратится. В книгах пишут: «сердце разрывается от горя». Но «разрывается» не означает, что надрез за надрезом острым ножом отрезают по кусочку. Изуродованное сердце болит, что невозможно терпеть. И ничего не сделаешь, по собственно воле режешь на тысячу кусков.

Мэн Хэпин, я люблю тебя, поэтому добровольно иду на это. Я не могу без тебя, но расстаюсь с тобой. Понимая, что в этой жизни никогда не смогу вернуть тебя, я готова. Только ты должен жить лучше, чем я, быть счастливее меня. Это всё, что мне нужно. Это только ради тебя. Пусть даже потеряю тебя, пусть никогда в этой жизни тебя не будет снова рядом со мной. Если это ради тебя, я согласна.

Потом её постоянно приходило на ум, финал отпечатался в памяти так ярко и чётко, но начало… Чувства, что были в начале, стали далёкими и неясными, как сон.

В этом мире никто никогда не узнает, сколько она пролила слёз. Раны скрытые глубоко внутри никогда не будут предъявлены на обозрение.

Даже близкие друзья, такие как Сюй Шифэн, не знали.

С Сюй Шифэном в прошлом месяце обедали в японском ресторане, он подкалывал:
- Цзяци, ты мне платишь чёрной неблагодарностью. В те годы я по твоей милости заработал дурную славу, а теперь ты даже не глядишь на меня.

Свежий тунец был бесподобен. Цзяци, с головой погрузившись в еду, буркнула ему невнятно:
- Адвокат Сюй, посмотри вокруг тебя столько людей, не хватало ещё и меня.

Сюй Шифэн протянул, как будто с бесконечным разочарованием:
- Все люди в мире смотрят на меня открыто и только один человек презрительно косится.

Цзяци почти подавилась васаби, остро, горько, в горле будто выросли бесчисленные заусенцы, и каждый собирал на себе всю остроту и горечь. Залпом проглотила полную чашку саке, немного полегчало, но от жжения глаза всё ещё наполнялись слезами.
- Братец, ну, ошиблась, чего уж там. Ты не должен постоянно пенять мне.

Сюй Шифэн тоже начал проникновенно:
- Цзяци, ты не ребёнок…
Уши Цзяци свернулись в трубочку, эти речи она слышала раз сто. И точно он продолжил:
- Не докучай старшему брату болтовнёй о любви. Девочка должна серьёзно подходить к выбору партнёра для брака. Что может быть важнее? У старшего брата есть на примете несколько выдающихся молодых людей. Когда устроим встречу? Никто не глянется – не страшно. В этом году ещё множество симпатичных парней закончат учёбу. Ты только смотри и выбирай.

Цзяци вздохнула и пробормотала себе под нос:
- Превосходный адвокат, в десятке выдающейся молодёжи города, на досуге подрабатывает свахой.

Сюй Шифэн расхохотался. Полоски бровей взлетели к вискам, придавая образу ещё больше куража. У Цзяци мелькнуло смутное воспоминание, кого-то он ей напомнил, но никак не удавалось вспомнить кого. На душе было неспокойно, она крепилась полдня, но, в конце концов, всё же не сдержалась:
- Два дня назад я видела Мэн Хэпина.

Сюй Шифэн на миг растерялся, но тут же улыбнулся:
- Этот парень. Он мне тогда довольно сильно врезал, ещё немного и случилось бы отслоение сетчатки. Слышал, сейчас он стал достойным примером для подражания, после выпуска у него всё по плану. Два года назад в университете говорили, он представлял интересы очень популярной компании, связанной с он-лайн играми, заработал кучу денег.

Слова звучали легко, но она знала, что он подбирает их с осторожностью, боясь ранить её.

Накатывала тоска. Он разрабатывал интернет-игры? Жизнь без него настолько пуста, что приводила душу в смятение. Знала только, что вначале он работал в IT-компании, работал на износ, иногда возвращался усталый настолько, что засыпал, даже не сняв носки. Так тяжело работал и всё ради неё. Цзяци засунула морского ежа в рот. Вкус соевого соуса и васаби, жирный запах сырой рыбы, от такого сочетания оставалось только подавиться. Сюй Шифэн видя, как от остроты у неё на глазах наворачиваются слёзы, протянул ей чай. Горько, всё-таки горько. Она сделала вдох, и с несчастным видом объяснила:
- Васаби слишком жгучий.

- Не надо тут передо мной разыгрывать «Цветок горького латука»*, - похлопал по плечу, – хочешь плакать – рыдай. Давай, братишка подставит плечо. Двадцать юаней в минуту. Нравится плакать долго – плачь долго.

Она недовольно ответила:
- Слишком жестоко. Тысячу двести юаней в час. Ты грабитель.

- Знаешь мои расценки? А сколько стоит моя консультация по одной проблеме - тем более что ты ещё плачешь.

- Торгаш!

- Трещотка, не ты ли убеждала меня, что в этом мире ничто не заслуживает внимания кроме денег?

Цзяци была не в силах сдержать вздох. В те годы она любила развлекаться. В институте иностранных языков к ней приклеилось прозвище «Трещотка». Их факультет был маленький, девушек по пальцам пересчитать, поэтому все жили в спальнях отделения английского языка. По утрам проговаривали вслух слова, хихикали над специфическим лондонским произношением. Именно её язык смог изобразить звук, похожий на русское «р». В результате её стали называть «Трещотка». Потом это прозвище прижилось, даже Сюй Шифэна звал её так.

- Юность – хорошее время, - она вздохнула. - Ты назвал меня Трещоткой, я почувствовала себя моложе.

- Передо мной можешь не рисоваться, - презрительно заявил Сюй Шифэн, - Будешь так говорить, посмотришь, чем кончится.

- Я не могу так говорить? – озорно улыбнулась она.

Сюй Шифэн вздохнул:
- Ты слишком упряма. Через столько лет всё ещё думаешь о Мэн Хэпине. Я не понимаю, чем он так хорош. Прохвост, кичится семьёй, не человек - гнилое дерево.

Цзяци налила себе стаканчик. Сюй Шифэн теперь будто иронизировал над собой:
- Только посмотри на меня, отступивший на пятьдесят шагов насмехается над отступившими на сто.

Цзяци помолчала и спросила:
- Об Аньци нет новостей?

Сюй Шифэн горько усмехнулся:
- Боюсь, в этой жизни я потерял её навсегда.

Боюсь, в этой жизни, я навсегда потеряю тебя.

Много лет назад ей тоже так говорили. Цзяци стало тоскливо. Он, однако, не понял, она тоже навсегда его потеряла. Цзяци поднесла стакан и безрадостно, глоток за глотком, медленно осушила. Ну и ладно, лучше бы она его не видела.

- В прошлую субботу ездила на рыбалку? – спросил Сюй Шифэн.

Цзяци замерла. Только сейчас она вспомнила, что на прошлой неделе ездила с Жуань Чжэндуном. Было весело всей компанией смотаться за город на водохранилище. Горы чисты, вода прозрачна, пейзаж, как на картинке. Девчонки устроили пляжный отдых, нацепили тёмные очки и под зонтиками натирались маслом для загара. Похоже на суету у бассейна. Мужчины, напротив, с нарочито озабоченным видом разложили снасти, твёрдо намереваясь завалить добычу. Рыба клюнула, зазвенел колокольчик, сразу же началась суета. Под зонтиками тоже постоянно раздавались шум и крики, наверное, было слышно за горным хребтом. Цзяци тогда подумала, в таком гвалте разве можно поймать рыбу?

В результате руководство водохранилища отрядило команду, которая сбросила в воду две или три установки для насыщения кислородом. Наживка с лодок подавалась безостановочно. Не только рыба, тут даже русалки попались бы на крючок. Высокий уровень профессионального мухлежа, и правда, заставляет смотреть на вещи шире. Цзяци, сидя в тени деревьев вспомнила эпизод с рыбалкой в «Хрониках Цинси»* и невольно усмехнулась: не закончится ли сегодня тем, что привлекут водолазов.

- О чём задумалась? – неожиданно раздался голос за спиной.

От испуга встрепенулась, повернула голову и встретилась с взглядом Жуань Чжэндуна. Хлопнула себя по груди, унимая волнение.

Рождённый быть моделью он даже в одежде для рыбалки выглядел идеально. Свободный, дерзкий, безупречный. Присел на корточки и приподнял её снасть. Приманка с крючка давно была съедена. Он смотал леску и улыбнулся:
- Действуешь, как Цзян Тайгун*? Собираешься поймать рыбу без приманки?

- Я пришла не за рыбой, - заявила она уверено, - я ловлю золотую черепаху.

Он поднял голову, вдали все сгрудились у одного места, мужчины, девушки, временами раздавались взрывы хохота. Непонятно, может, поймали большую рыбу.
Повернулся к ней, усмехаясь:
- Как-то неискренне. Они все там, а ты сидишь тут одна и ловишь золотую черепаху?

Она самодовольно захихикала:
- Золотых и в самом деле нет, но есть одна земляная.

Он с серьёзным видом взял удочку и махнул в её сторону, забрасывая. Она ловко подскочила, как лань, изящно и грациозно. Хихикнув, одним махом вспрыгнула на каменный валун. Присела на корточки, зачерпнула воды, развлекаясь. Лучи солнца, проникающие сквозь листву, рассыпалось по телу и лицу как золотые блёстки, брызги воды переливались цветами радуги и искрились в её руках, как капли ртути. Он смотрел на неё, прищурив глаза, как на слепящее солнце. Через некоторое время спросил:
- А, правда, ты была так поглощена, о чём задумалась?

- Вспомнила книгу.

- Что за книга, заставила тебя так глупо хихикать.

- «Хроники Цинси». Не читал? Хотя такой человек, как ты, скорее читает «Троецарствие», верно?

Он к удивлению ответил просто:
- Действительно, не читал, читал только «Троецарствие».

- Жаль, - протянула она разочаровано, - в ней такие живописные картинки, красавиц немеряно.

- Немеряно красавиц? Тогда ты для чего читала?

- Я читала про евнуха.

Он, похоже, не знал, как реагировать. Хотел продолжить, но снова замолчал. Она не наделалась, что он поймёт, поэтому разговаривала, как будто сама с собой:
- На самом деле я бы хотела перечитать. Попусту растраченный талант, Мэй Юй в изгнании, любовь, которой не должно быть. И, наконец, финал. Пусть немного жестокий, но какой есть.
Он всё ещё молчал, когда издалека позвали:
- Чжэндун! Чжэндун! Рыба!
Колокольчик на его удочке звенел и булькал. Он оставил её и бросился вытаскивать леску. Валун был неровный, неудобный. Цзяци не могла усидеть, поднялась, и сразу вспомнилось, как они с Мэн Хэпином ходили ловить рыбу.

Тогда было не так, как сегодня. Только он и она, два человека на берегу озера жарились на солнце, как амурские вьюны*. Тоже ничего не выловили, но было безумно весело. После этой поездки кожа на её лице облупилась и долго была красная, как яблоко. В те времена остатки молока из бутылки втирали в кожу лица, получалась маска. Почистив зубы, она забыла её смыть. В результате Мэн Хэпин поцеловал её и начал скалить зубы:
- Молоко на губах не обсохло.
Она ударила его подушкой, а он схватил её в охапку вместе с подушкой и снова поцеловал:
- М-м.. Вкусно.
Как ребёнок, которого угостили конфетой, осуществление всех желаний.

Солнце было слишком свирепо. Цзяци почувствовала головокружение и звон в ушах. Возможно, она грелась на солнце слишком долго. Обвела глазами вокруг бескрайнюю бирюзовую воду. На воде наслаивались одна на другую тени гор, как пятна индиго. Горы и озеро сливались в одно. Вдалеке слышался шум и смех, но там текли чужие дела.

Её они не касались.

Цзяци не думала, что Сюй Шифэн узнает об этом, и машинально ответила:
- Да, ездила на рыбалку. А как ты узнал?

Сюй Шифэн, смерил её с головы до ног:
- Донесли, но я тогда не поверил. Как ты затесалась в ту компанию, ни одного хорошего человека.

- Ошиблась, - неуверенно ответила Цзяци, - в следующий раз не пойду.

Сюй Шифэн, вздохнув, продолжил:
- Я не читаю тебе нотации. Ты сама знаешь, что хорошо, что плохо. Может, иногда даже слишком хорошо знаешь. Я говорил тебе, женщина иногда должна быть глупенькой.

- Братец, - обратилась Цзяци с улыбкой, - я ещё не достаточна глупа?

Сюй Шифэн, похоже, совершенно не ожидав такого, ненадолго замолчал, потом покачал головой:
- Ты, действительно, глупая.


Примечания к главе 3.
«Цветок горького латука» - китайский худ. фильм 1965 г.
«Хроники Цинси» - сетевой интернет роман.
Цзян Тайгун - считается основателем китайской военной науки, автор трактата «Шесть военных стратегий»
Амурский вьюн имеет вытянутое змеевидное тело, которое сплошь покрыто очень мелкой чешуей. Глаза у рыб желтого цвета или с небольшой примесью коричневого. Ее рот украшают 12 усиков. Хвостовой плавник имеет округлую форму.

4.
Цзяци не осмелилась рассказать Сюй Шифэну, весной этого года, когда она встречала кого-то в аэропорту, то в зале ожидания видела Лу Аньци.

Может это была и не Лу Аньци, может она ошиблась, но очень похожа. Та же красивая фигура, притягивающая взгляд в толпе, ещё говорят, стоит как журавль среди кур. Её вьющиеся от природы волосы были коротко острижены, что создавало пышность на макушке и оттеняло глаза. Она выглядела моложе и напоминала европейскую куклу. Спутник рядом с ней – высокий красивый мужчина скандинавского типа. Они пытались управиться с горой багажа и двумя милыми мальчиками-близнецами.

В близнецах была видна смешанная кровь родителей, вьющиеся волосы, как у Аньци, иссиня-чёрные глаза блестели, будто драгоценные камни, яркие и сверкающие. Сидя в коляске, сосали бутылки с молоком, ссорились, засовывали пальцы в рот, целовались, потом затеяли драку, и в конце оба зарыдали в один голос.

Анци нежно успокаивала одного, другой хватал её за рукав и лепетал: «Мама». Улыбнулась, поцеловала обоих по очереди. Мальчики, наконец, успокоились, и, получив каждый по соске, стали с любопытством оглядываться вокруг. Их отец с улыбкой поцеловал жену в щёку, и они тихонько принялись что-то обсуждать. Цзяци за всё это время так и не подошла к ним. Только стояла и молча смотрела издалека.

В ту ночь Цзяци приснился сон. Во сне была осень послеобеденное время. За окнами спальни густые кроны платанов. Чан Юаньюань что-то бесконечно и нудно рассказывала Мэй Юнь. В коридоре кто-то шаркал шлёпанцами. Шторы порхали на ветру, пропуская солнечный свет. Вдалеке кто-то играл на губной гармошке, мелодия шла с перебоями, никак не узнать что за песня. Знакомые звуки и обстановка вызывали у Цзяци чувство блаженства и покоя. Самая большая неприятность – экзамен по испанскому на следующей неделе.

После того, как они расстались, Цзяци никогда не видела Мэн Хэпина во снах, по-видимому, не судьба.

На самом деле, вначале можно было подумать, что это предопределение. Они не учились в одной школе, она была студенткой второго курса, а он только недавно вернулся на родину из-за границы. Его еле вытащили на тот танцевальный вечер. Кто бы мог подумать, что через несколько дней на дне рождения приятеля в ресторане они снова встретятся.

Собственно Цзяци не предполагала, что придёт Мэн Хэпин. Справляли день рождения Чан Цзяньбо – приятеля её соседки по комнате. В тот день она из чувства долга пришла спасать положение.

Потом Мэн Хэпин переживал, говорил, никогда не думал, что так напьётся.

Цзяци только смеялась.

Мэн Хэпин умел выпивать, в его детстве дед смачивал палочки для еды в гаоляновой водке. И до встречи с Цзяци, как говорится, никогда не сталкивался с достойным соперником. А Цзяци была родом из Шаосиня провинции Чжэцзян, места, откуда выходят литературные гении и хорошее вино. Чистейшее хуадяо* восемнадцатилетней выдержки. Лишь только была сорвана печать из мастики, густой аромат разлился во все стороны. Она жила в древнем городке Дунпу, что на берегу реки. Её отец всю жизнь гнал вино, поэтому она с рождения росла в винном аромате. Именинник играл с Мэн Хэпином, выбрасывая комбинацию чисел на пальцах. Постоянно проигрывал и набрался почти до обморочного состояния. Ей только и оставалось, что вмешаться и сменить Чан Цзяньбо за столиком Мэн Хэпина.

Поначалу Мэн Хэпин недооценивал её, полагая, что глупая девчонка не заслуживает внимания, и лишь в конце понял на кого нарвался. После нескольких стопок рисовой водки у неё только слегка раскраснелось лицо. Она угадывала нужную сумму на пальцах с мастерством гроссмейстера. Потом Мэн Хэпин презрительно относился к её «лояльности и честности». Она в то время выглядела простой и скромной пай-девушкой. Пока не вступишь в схватку, не поймёшь на что способна.

Сошлись достойные противники в умении выпить. Когда осталась половина второй бутылки он сказал:
- Ты куришь? Можно, я закурю?
Цзяци, разумеется, разрешила. Он вытащил и положил пачку сигарет на стол. На той пачке красовалась большая камелия и трогательные стихи: «С первой встречи как будто знакомы всю жизнь».

У Цзяци, непонятно почему, что-то шевельнулось в душе.

Он не нашёл огня, она протянула ему коробок. С удивлением взял и, наконец, узнав её, улыбнулся:
- Это ты?

Она тоже улыбнулась:
- Да, это я.

В тот день напились почти все. Лежали ничком вконец окосевшие, кто-то распевал во всю глотку, отбивая такт палочками. За столом только они вдвоём оставались в ясном уме. У Цзяци с увеличением количества выпитого лишь сильнее блестели глаза, в конце концов, они стали почти лучиться. Она чувствовала, что скоро потеряет контроль, в глубине души понимая, что очень пьяна. Мэн Хэпин сам уже почти совсем в стельку пробормотал:
- Все напились, как насчет того, чтобы пойти домой?
Мысли Цзяци тормозили, но она изрекла почти отчётливо:
- Идём.
Мэн Хэпин сказал:
- Они не могут идти домой. Мы не собираемся залечь тут с ними. Я провожу тебя.
- Не забудь рассчитаться, - с улыбкой пробормотала Цзяци, - иначе официант нас не выпустит.

Потом Цзяци частенько спрашивала:
- Мэн Хэпин, за что ты меня любишь?

Мэн Хэпин долго думал с серьёзным видом и отвечал:
- Ты очень сообразительная. Напившись, ещё вспомнила, чтобы я оплатит счет. Разве такой честный человек, как я, не оценит подобное?

Цзяци совершенно забыла, о чём говорила тогда. Помнила только, что дул сильный ветер, осенняя ночь была очень холодной. Они шли с Мэн Хэпином среди деревьев университетского кампуса, то молчали, то говорили, перескакивая с одного на другое. Половина фонарей было сломано, вдалеке виднелся оранжево-красный свет, как глаз ночи, мягкий и необыкновенный.
- Замёрзла? – спросил он, не дожидаясь её ответа, снял пальто и набросил ей на плечи.
Одежда хранила его тепло, слабый незнакомый запах, и была пропитана парами алкоголя. Она засунула руки в длинные рукава, как ребёнок в одежду взрослого, но это был удивительно приятный материал. Флисовая подкладка такая мягкая. Возможно от большого количества выпитого, тело никак не могло согреться, но теплое чувство, будто просачиваясь, наполняло грудь.

Они говорили о многих вещах, от тайно выброшенного в детском саду сала из обеда до того как рисовали с соседом по парте демаркационную линию. Как в средней школе перечили учителям, как собирались сдавать государственные экзамены и отстаивали своё мнение перед домашними. Во всём их взгляды сходились. Было весело, Цзяци нравилось жестикулировать, в результате рукава пальто летали из одной стороны в другую, как струящиеся рукава* на театральной сцене. Он подхватывал всё темы, что она начинала. Цзяци выпила много вина, но чувствовала жажду. Хотела сказать, но заслушалась его рассуждениями. Они беспрерывно болтали, один продолжал за другого, и сам же смеялся, не понимая, откуда взялось столько слов, только хотелось говорить не останавливаясь. В конце концов, они дошли до корпуса Цзяци, он увидел свет в магазинчике, и сказал ей:
- Подожди.

Постучал в дверь, купил две бутылки йогурта. Она была в восторге, как ребёнок. Хлюпая, выпила залпом, напиток показался ей божественным нектаром. Он, молча, передал ей вторую бутылку.

- Ты не будешь пить?

- Купил для тебя.

Она протянула: «А-а-а…» Было немного неудобно. Пластмассовая трубочка только чертила по крышке на бутылочке. Он сходил за новой, молча, воткнул в крышку и, так же молча, передал ей.

Взяла трубочку, втянула йогурт.

Напиток было прохладным и в то же время густым. В этом сезоне йогурт мог быть очень густым. Поэтому она пила медленно. Совсем не кисло, а даже сладко.

Он сказал:
- Меня зовут Мэн Хэпин, а тебя?

Она слегка улыбнулась, до сих пор они ещё не представились друг другу:
- Цзяци. Ю Цзяци.

- Это как во фразе «Счастливый день, похожий на сон»?

- Да.

Ей неожиданно стало не по себе. «Счастливый день, похожий на сон», эти иероглифы как раз и были её именем, но он же не нарочно.

Давно погасили фонари, двери общежития были уже закрыты. Окинул взглядом железные ворота и спросил:
- Как ты попадёшь внутрь?

К ней вернулся боевой задор:
- Перемахну.
Бросила пустую бутылку из-под йогурта в мусорное ведро, хлопнула в ладоши:
- Демонстрирую.

Её проворство изумляло. В два счёта, цепляясь за железные прутья, оказалась наверху двухметровых ворот и махнула ему рукой:
- Спокойной ночи.
Со свистом в несколько приёмов спустилась вниз по воротам. Подпрыгивающий серебристо-серый силуэт исчез в тени деревьев.

Мэн Хэпин надолго запомнил: она в его длинном серебристо-сером пальто на верхушке высоких ворот, одной рукой держится за железные прутья и с победоносным видом размахивает вторым рукавом. За спиной глубокое, как чёрный бархат, ночное небо, по которому будто разбросаны кусочки серебра. Её волосы развеваются на холодном ветру, глаза сияют, как свет зимних звёзд. Озорно улыбнулась, обнажив слегка выпирающие маленькие клычки, как ребёнок. Даже больше напоминает призрак, выскользнувший по ошибке из небытия и презрительно взирающий на мир людей. Он невольно засмотрелся на неё.

Вернувшись в спальню, Цзяци обнаружила, что забыла отдать Мэн Хэпину пальто. Пальто было ещё чистым, но она всё-таки постирала его и высушила на солнце, так что теперь оно пахло солнечным теплом. Цзюаньцзы, увидев пальто, ахнула, и недобро усмехнулась:
- Что же не отнесла обратно?

- Завтра после обеда нет занятий, отнесу, но не знаю, где он живёт, - спокойно ответила Цзяци.

- Ты не знаешь, где он живёт, - переспросила Цзюаньцзы с улыбкой, - а я знаю.
И принялась подробно объяснять адрес, только и осталось, что взять бумагу с ручкой записывать. Цзюаньцзы прищёлкнула языком и сказала:
- Отдал тебе одежду, а сам замёрз и заболел. Сейчас лежит в лихорадке.
Цзяци не поверила, Цзюаньцзы разволновалась:
- Я что, обманываю тебя? Не веришь, иди сама посмотри, неблагодарная.

Во второй половине дня были занятия по чтению. Цзяци уже прошла полпути, но потом снова вернулась в общежитие, оставила учебники, взяла пальто, в конце концов, решив прогулять уроки и пойти к Мэн Хэпину.

На самом деле, два учебных заведения были недалеко друг от друга. Её у восточных ворот, его у западных, отделены одной улицей. Но в восточном секторе территория института слишком большая, найти общежитие нелегко. Она сделала круг по кампусу, пока ходила вся вспотела, наконец, нашла. Долго стучала, но никто не открыл. Из соседней комнаты вышел парень и недоверчиво смерил её взглядом:
- Кого-то ищешь?

Она немного смутилась:
- Мэн Хэпин живёт в 409 комнате?
- Он заболел, пошёл в больницу на процедуры. Только ушёл.

Никогда бы не подумала, что правда заболел. Цзяци невольно почувствовала лёгкий укол совести. Подумала, больница недалеко отсюда, лучше сходить проведать. Пошла искать больницу. У процедурного кабинета толпилось много народа. В разноголосый гомон вплетался звук телевизора, плач детей… Искала в очереди Мэн Хэпина. Наконец увидела, в углу кто-то лежал под капельницей. Присмотрелась, похоже на Мэн Хэпина с головой погружённого в чтение газеты.

Присела рядом. Через некоторое время он, наконец, поднял голову и встретился с ней взглядом.

Улыбнулась ему, он машинально улыбнулся в ответ.

Два человека чувствовали себя немного глупо, но он был рад видеть её улыбку. Сидели рядом, не зная, как нарушить молчание. Наконец подошёл его сокурсник и поздоровался:
- О! Хэпин, ты тоже здесь.

- Да. Затемпературил.

Тогда однокурсник посмотрел на Цзяци:
- Подружка пришла проведать. Болеть тоже счастье.

Цзяци покраснела, Хэпин улыбнулся, однокурсник больше ничего не сказал, развернулся и ушёл.

Так всё началось. По выходным они катались на велосипедах в парке кампуса – от её корпуса до его. У него было немного уроков, иногда он приходил к ней на занятия и с серьёзным видом слушал её курс. Так же, как и все влюблённые парочки, вместе ходили в столовую, загорали на газоне.

В то время даже солнце сияло ярче и чище.

Наступили зимние каникулы. Он провожал её к поезду. Она чувствовала, что не в состоянии расстаться, хотя речь шла только об одном месяце, но всё равно, не видеть его.

Во время предновогоднего столпотворения* с билетами напряжённо, но ему всё-таки удалось достать раздобыть билет в плацкарт. Накупил ей фруктов и закусок в дорогу. Она лежала на узкой полке, заткнув уши наушниками плеера, и безостановочно поедала закуски. Казалось, если остановится, то сразу начнёт грустить. Он купил её любимое сушёное мясо. От постоянного жевания на языке высочил кровавый волдырь. В наушниках пела Мо Вэньвэй*:
«Эти летние фрукты
Напоминают аромат любви.
Я думала, ничего не осталось,
Но воспоминания переполняют меня.
Возможно, это моё сердце
Не хочет признать,
Что ты всё-таки любишь меня.
Сквозь превратности судьбы
Только помни обо мне.
И если увидишь во сне,
Прошу обними меня снова…»

Поезд «чух – чух», на юг, на юг, глубокая ночь, в вагоне темно и тихо. Изредка проносятся ярко освещённые перроны, свет проникает в щель между занавесками. Короткая остановка и снова вперёд. Постепенно все в вагоне уснули. Она не могла спать, достала упаковку лапши быстрого приготовления. На стакане «Мастер Кан» сразу бросился в глаза рисунок ультрафиолетовыми чернилами - толстый поросёнок с хвостиком крючком. Почерк Мэн Хэпина всегда был крупный, а тут буквы ещё крупнее. В темноте зелёным светилось:
- Поросёночек, ешь больше фруктов, не ешь лапшу.

Она рассмеялась так, что выступили слёзы.
В Шаосинь прибыли, когда уже стемнело. Шёл дождь со снегом, очень холодно. Платформа ярко освещена внутри и снаружи, гул людских голосов. Нашла таксофон, чтобы позвонить ему. К телефону в комнате общежития долго никто не подходил, его мобильный тоже не отвечал. Возможно, поехал домой. Ей только и оставалось взять багаж и выйти со станции.

До дома добралась среди ночи. В родной кровати спалось особенно спокойно. На следующий день проспала почти до полудня, в итоге, её разбудил телефонный звонок. Отец ушёл на работу, дома никого не было. Добрела до телефона, взяла трубку, кутаясь в одеяло:
- Алло.
Это был Мэн Хэпин. Так замёрз, что плохо шевелил губами, голос звучал невнятно:
- Цзяци, почему в Дунпу так холодно?

Она никак не могла сообразить: в Дунпу холодно? В домах Дунпу нет центрального отопления, разумеется, холодно. Но ведь не холоднее, чем на севере? Подожди-ка! В Дунпу холодно? Как он узнал, что в Дунпу холодно?

Завернулась в шерстяное одеяло и подбежала к окну. Мэн Хэпин стоял в маленьком дворике и махал ей рукой.

Шёл дождь, у него не было зонта. От холода изо рта шёл пар. Знакомые белые стены ограды с черной черепицей, старый уже почерневший деревянный навес. Посередине маленького внутреннего дворика с синей плиткой посажены орхидеи. И рядом с орхидеями стоит он. Зимний моросящий дождь делает картину ещё более нереальной. Она невольно спросила: «Ты почему приехал?»

Он смотрел на неё и улыбался.

Когда вошёл, она опять спросила:
- Почему ты приехал?

Вещей у него было немного, только маленький рюкзак. Новый телефон, номер которого он сообщил ей. Прошла в свою комнату, достала блокнот, записала номер. Он оглядел дом. Квартира старая, но чистая и опрятная. На оконных наличниках ещё сохранился вытравленный рисунок. Неизвестно, в каком году построили этот дом. Под задними окнами текла река, на ней лодки, в лодках кувшины вина. Из полураскрытого окна открывался вид: чёрная черепица, белые стены, серый мост, по мосту под зонтами шли люди, как на картине нарисованной тушью. Это совсем не походило на Ситан, не было заметно признаков развитого туризма. Накрапывал зимний дождь, даже людей мало. Изредка за окнами слышался плеск вёсел, своего рода уют простого житейского быта. Наблюдал, как она ходит туда – сюда. Принесла полотенце, чтобы он вытер волосы, дала ему горячего чая. Из своей грелки с горячей водой полила ему на руки. Снова спросила:
- Ты голоден?

- Я соскучился по тебе.

Она немного смутилась, подошла к холодильнику, заглянула в него:
- Если я пожарю тебе рис с яйцом?

- Хорошо.

Съел в один присест три чашки. Она боялась, что у него будет несварение, поэтому принялась чистить для него помело. Кожура слишком толстая. Отрывала дольки, первая отделялась труднее всего. Он поднялся помочь, поднатужился и сразу разломил. Аромат помело повис в воздухе. Съел дольку, поморщился:
- Кисло.
- Дай, попробую, - сказала она.
И даже не успела отделить дольку, как он сразу накрыл губами её губы.

Так нежно, что невозможно вообразить.

Раньше он никогда не целовал её, это был первый раз. Фактически они были знакомы только два месяца. По её телу пробежала дрожь. На его губах вкус помело, так сладко.

Потом отпустил её. На реке бабки стирали, били одежду валиком «тук-тук». Её сердце беспорядочно колотилось, как будто внутри кто-то отбивал валиком одежду. Она покраснела, лицо горело, теребя его воротник, приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала его.

Те несколько дней в городке прошли беззаботно и радостно.

Взяла его на работу к отцу, посмотреть, как делают вино. Когда он увидел гору сваленных в кучу кувшинов, невольно воскликнул:
- Не удивительно, что ты умеешь пить.

Она тихонько посмеивалась.

Городок Дунпу был родиной шаосинского вина. Как говорится, шаосиньское «хуадяо» в большинстве случаев проистекало отсюда. На самом деле, эффект «хуадяо» долгий. Отцу Цзяци очень понравился Мэн Хэпин из-за того, что он умел пить вино.

Отец Цзяци говорил: «Вино похоже на человека».

Мэн Хэпин никогда не спрашивал, почему у неё нет матери.

Когда стемнело, она взяла Мэн Хэпина в музей Сюй Силиня*. Безлюдный заброшенный старый дом с двориком, светло-синий жидкий бамбук. Похоже на сцену из старого фильма, свет и тени - нагромождение старых времён. Было холодно, опять пошёл дождь. Он всё время держал её за руку. В доме-музее не было даже гида, она читала ему вслух надписи на табличках. Шли медленно, не торопясь.

В конце концов, она рассказала:
- Когда была маленькой, мама ушла, и больше я её не видела.

Мэн Хэпин держал её руки, отогревая дыханием, и внимательно слушал.

- Потом я поссорилась с одноклассниками, когда они узнали, что моя мама убежала с другим. Я не переживаю, только чувствую некоторую досаду, правда. Думаю, для того времени её мужество было действительно выдающимся. И хотя она бросила меня, я не испытываю к ней ненависти.

Её формулировки были запутанными и немного нелогичными, но он понял. Не сказал ничего лишнего, только легонько поцеловал её в лоб.

На сердце было спокойно, из-за того что у неё был он.


Примечания к главе 4.
Хуадяо - лучшее шаосинское рисовое вино.
Струящиеся рукава (театр) - удлиненные рукава, манипулируя которыми актёр дополняет создаваемый им образ.
Предновогоднего столпотворение - транспортное и пассажирское "столпотворение", случающееся во время китайского Нового года.
Мо Вэньвэй (2.06.1970) - китайская актриса и певица, больше известная как Карен Мок.
Сюй Силинь (17 декабря 1873 - 7 июля 1907), китайский революционер, родившийся в Дунпу округ Шаосин провинция Чжэцзян.

5.
Цзяци спала плохо и появилась на работе с чёрными кругами под глазами. Тут ещё совершенно некстати компания арендовала на телестудии павильон для съёмок рекламы. Цзяци присматривала за местом, когда в коридоре столкнулась с Жуань Цзянси.

Та была одета в дорогой костюм, чувствовался оригинальный стиль Микимото, брошь чёрного жемчуга, всё сдержанно и подобающе. Глаза чёрные, как угли, блеск которых, казалось, озарял всё вокруг. Она совершенно по-дружески обратилась к Цзяци:
- Выпьем кофе после работы?

Цзяци согласилась.

В итоге пошли в соседнее кафе поесть замороженный фруктовый лёд, как будто во времена студенчества с подругой. Палящий послеобеденный зной, напротив каждой по чашке со снежной горой, покрытой сверху экзотическими фруктами, в воздухе аромат медового сиропа. Ленивая праздность и счастье. Незаметно даже разговор замедляет темп.

Жуань Цзянси в мелочах удивительно похожа на Жуань Чжэндуна. Попробовала персик, зажмурила глаза, облизнула уголок рта, как кошка. Рассказывала о разных пустяках:
- В детстве брат часто озорничал, то заберётся куда-нибудь, то провалится, был готов на любые злодейства. Говорили, что ему с Хэпином закон не писан. Днём машины не загоняли в гараж, а оставляли в тени деревьев. В обеденный перерыв все пошли отдыхать, а они взяли ведро песка и насыпали в выхлопные трубы. Потом водители собрались ехать, стали заводиться, пух-пух, все машины глохнут. Ещё думали, вражеская диверсия. Один из охранников привёл полицейскую собаку, обследовали машины, и выяснилось, что все выхлопные трубы забиты. Доложили наверх. Отец так ругался, кричал, кому такое могло прийти в голову, кроме двух малолетних бездельников, Жуань Чжэндуна и Мэн Хэпина. Тогда отец отлупил брата. Из-за этого дед несколько дней злился на отца. Брат очень любил деда. Когда дед умирал, брат был за границей. Он сразу вернулся, но было уже поздно. Я первый раз в жизни видела, что брат плачет. Перед больничной койкой держал деда за руку и ни за что не соглашался отпускать. Столько людей уговаривали его, просили дать сменить одежду на погребальную. Брат отчаянно боролся, не позволяя им унести тело. В итоге нам с мамой удалось разжать его руки. Ты не видела его в то время. Ах…

Её глаза блеснули.
- На самом деле мой брат…

Цзяци помолчав немного, сказала:
- Он хороший человек, только между нами ничего нет.

- Я знаю, - ясные глаза Жуань Цзянси затуманились. – Начавшаяся у него в этот раз кровавая рвота на самом деле не желудочное кровотечение. Мы не говорим ему. Это рак печени. В те годы у деда было то же самое. Но мой брат ещё так молод, ему всего тридцать три года.
Она всхлипнула и горько заплакала. Цзяци оторопела.

Рак печени. Эти два слова она никак не могла даже примерить к Жуань Чжэндуну. Как у него мог быть рак печени? Он же такой, в сквош легко выбивает пять очков по британской системе*, за раз переплывает пруд туда и обратно… Он такой… Как у него может быть рак печени?

- Врачи говорят, даже если сделать пересадку, вероятность успеха 4-5%. К тому же сейчас дефицит органов, подходящую печень трудно дождаться.
Она говорила, говорила, и в результате беззвучно зарыдала.
- Моя мама эти несколько дней мечется, не знает, что делать. Ещё скрывает от отца…
Цзяци никогда не думала, что всё так жестоко, а Жуань Цзянси, закрывая руками лицо, плакала как ребёнок. Цзяци в крайней растерянности подавала ей салфетки, слушая её прерывающуюся речь:
- Поэтому я хочу… Поддержать его… Чтобы он мог радоваться…

Большое облако мокрых салфеток, как отцветшие белые лилии, а горький голос Жуань Цзянси продолжал:
- Мой брат хорошо к тебе относится. Другим, может, не понятно, а я знаю. Он такой, никогда не скажет. Поэтому, Цзяци, прошу, помоги мне. Даже если это обман, позволь ему хоть некоторое время провести счастливо.

В душе Цзяци, как будто кипел Сычуанский хого*. Горько-остро-кисло-сладко. Вода всё глубже, огонь всё жарче. Даже не понять, что это за ощущение.

Жуань Чжэндун хорошо к ней относится? В его кругах это называется «хорошо»? Вот уж, действительно, людей не поймёшь. На самом деле в нём есть хорошая сторона. Однажды она имела неосторожность провиниться перед вышестоящим департаментом. Там стали умышленно придираться, даже застопорили важный проект. Босс от злости стучал кулаком по столу, сказал ей: сама натворила, сама и выпутывайся. Она бегала туда раз за разом, чтобы принести извинения. В конце совсем потеряв надежду, стояла перед величественным зданием их офиса, оставалось только разреветься. И вдруг неожиданно столкнулась с ним. Увидев её, он удивился:
- Ты что здесь делаешь?

Она с трудом улыбнулась, сказала, что всё в порядке, пришла кое с кем встретиться по делу. Он протянул: «А..» Она так и не знала, чем он занимается, не задумываясь, спросила:
- А ты почему здесь?
Он улыбнулся:
- Я, как и ты, пришел встретиться со слугами народа, – и предложил, - тебя подбросить?
Потом отвёз её обратно к офису. В тот день она чувствовала себя паршиво, за всю дорогу он ничего не спросил. Кто знал, что через несколько дней профильные ведомства неожиданно сменили гнев на милость. Сами позвонили, говорили с ней чрезвычайно вежливо. Не только с радостью подписали документы, но ещё в конце тот руководитель специально передал привет её начальнику и слегка отчитал её:
- Оказывается, ваш начальник – соратник по оружию Чжэндуна. Надо было раньше сказать. Пока вчера Чжэндун не упомянул в телефонном разговоре, я и не знал.

Чжэндун, Чжэндун. Обращение сбивало с толку. Уже потом она догадалась, что это Жуань Чжэндун. Он, этот Жуань Чжэндун, может соврать и глазом не моргнуть. Её босс никогда не был бойцом, однако превратился в соратника по оружию.

Она не понимала, как он мог узнать историю вопроса, но, замолвив словечко, уже очень помог ей. Она даже специально позвонила ему и пригласила на ужин, чтобы выразить свою признательность. Он взял трубку. Как и раньше отсутствующий тон, никакого внимания к чувствам других:
- Приглашаешь поужинать? С какой стати? У тебя день рождения? Я уехал на пару дней из страны, банкет отменяется. Подарок выбери сама в ювелирном магазине. Счёт пришлёшь, я распоряжусь оплатить.

Как будто с посторонней, как будто она пригласила на ужин, чтобы что-то выманить. Даже не знала смеяться или плакать:
- Не надо драгоценностей, давай деньгами.

Он замолчал, но потом просто рассмеялся:
- Идёт.

В результате она всё-таки угостила его ужином. Среди ночи звонок телефона, испуганно взяла трубку, это был он:
- Разве ты не приглашала меня на ужин, быстрее выходи.

Полусонная схватила будильник, почти час ночи. Снова упала на кровать:
- Не шути, уже глубокая ночь, я сплю, завтра всё-таки на работу

- Цзяци! Ю Цзяци, я не шучу. Я только что с самолёта. Рейс задержали, весь холодный, голодный. Быстрее угости меня ужином.

Она чуть не разревелась:
- Завари дома лапши, разве не достаточно.

- Разве это пища? Быстрее выходи, накорми меня горячим. Еда в самолёте была совершенно несъедобна. Я голодаю больше двадцати часов, выходи быстрее.

Она почти на последнем издыхании:
- Иди сам поешь чего-нибудь. Я уже сплю.

- Быстро выходи! Раз сказала, выполняй. Ю Цзяци! Ю Цзяци! Не спи, быстрее спускайся, я заеду за тобой.
По телефону он был несгибаем. В конечном счёте скандал не помог. Сделав отчаянное усилие, встала, умылась, переоделась и спустилась вниз. Волосы кое-как собрала в хвост, даже украшения не надела. Девушка, которой плевать на моду, только опасалась, что глаза опухшие. Глубокой осенью ночи морозные. От холода подпрыгивала. Ветер завывал, продувая до самого нутра. Совсем замёрзла, жаль, что не надела пуховик. Еле дождалась его. А он ещё расплылся в улыбке:
- Смотрю, давно скачешь, белый зайчонок.
Чуть не разразилась бранью. В салоне тепло, через некоторое время хоть смогла нормально дышать.

Голова шла кругом. Вышли из машины, она подняла голову: ресторан сиял огнями, элегантные мужчины, красивые женщины, богаты и изысканы. Глубокой ночью разодетые в пух и прах все ужинали. Она на секунду изумилась:
- В такое холод, среди ночи столько людей пришли покушать?

Он потянул её и стремительно втащил внутрь. Шёл и всё укорял:
- Я не встречал таких как ты, в десять вечера уже ложишься спать. Просто позор, как ребёнок. Посмотри вокруг, все едят и не возникают. Не поднимай шум по пустякам.

В итоге среди ночи съели маленькую корзинку обжигающих крабовых пельменей и котелок с вонтонами*. Бульон такой свежий, язык проглотишь. Сколько могут стоить пельмени и вонтоны? Это не давало ей покоя:
- Как насчёт двух блюд?
Но Жуань Чжэндун хотел продолжения и подозвал официанта:
- Принесите акульи плавники, а для неё ласточкины гнёзда с фруктами.
Она возмущённо охнула:
- Как ты можешь быть так зол и коварен?

Он неторопливо ел вонтоны с креветками:
- Хочешь есть, ешь вволю. В самолёте еда просто ужасна, я до сих пор голоден. Опять же ты приглашала меня угостить. Что, не накормишь досыта?

Акульими плавниками можно наесться? Она свирепо сверлила его взглядом.

Он успокаивал её:
- Не бойся, акульи плавники и ласточкины гнёзда не дорогие.

Не дорогие? Было бы странно, если недорогие. Глубокой ночь вытащить её, чтобы заставить угостить. Он всё-таки оказался злодеем. К тому же это место хотя и не большое, однако, похоже, в нём манеры ресторана высокого уровня, меню для дам не содержит цен. Подобное заведение никак не может оказаться дешёвым. Принесли ласточкины гнёзда. Форма из гнезда без малейшего изъяна, сверху горка свежих фруктов. Фруктовый сок не сочился, сразу виден качественный товар. У неё толчками заныло сердце, ела черней тучи.

В результате было съедено более чем на две тысячи юаней. После того как счёт был оплачен, ненависть вспыхнула с новой силой. Так или иначе, думать об этом было бесполезно. В машине она скрежетала зубами и наезжала на него: « Из богатых домов тянет запахом мяса и вина, а на дорогах лежат кости замерзших от холода». Он только потешался. Наевшаяся досыта, в машине тепло, постепенно веки отяжелели. Она сидела на заднем сидении, жалко, что нельзя было завалиться и уснуть. Вначале ещё разговаривала с ним, минуту говорит - следующую молчит. Слушала, как он провёл прошлую неделю в Сан-Франциско со знакомой девчонкой с Тайваня. Лёгкий бриз тёплого воздуха скользил по лицу. Как ребёнок, собиралась поскандалить, но в тепле и уюте не почувствовала как уснула.

Неожиданно потянуло холодом. Ей стало зябко, свернулась калачиком. И тут же кто-то накрыл её одеялом, тёплой рукой тихонько убрал чёлку с лица. Во сне инстинктивно потянулась к источнику тепла и через мгновение оказалась окружённая им со всех сторон. Чувство было знакомым и успокаивающим. Усик бабочки, нерешительно, но мягко и нежно коснулся уголка её губ. Щекотно. В прежние времена Мэн Хэпин, который просыпался раньше, так же украдкой целовал её. Чувствовался лёгкий запах сигаретного дыма, прохладный аромат мяты. Она что-то пробормотала, и снова провалилась в сон.

В итоге разбудил Жуань Чжэндун. Одуревшая от сна, так как спала, скрючившись на заднем сиденье. Тут ещё жар от работающей на полную мощь печки. Он снял пальто и положил на пассажирское сидение. Оказывается, уже стоят у её дома. За окном одиноко светил жёлтый уличный фонарь, всё было погружено в тишину, слышно было только тихое урчание мотора машины. Опустила голову и посмотрела на часы. Почти шесть утра, хотелось глотнуть свежего воздуха. Постучала по спинке сидения и спросила его:
- Эй, такое короткое расстояние ты ехал больше трёх часов. Разве это не Майбах? Почему плетётся как черепаха?

Он поспешил оправдаться:
- Именно, потому, что это хорошая машина, я вожу аккуратно. Из-за этой машины, меня отец постоянно пилит. Как увидит, сразу начинает ругаться. Вынудил меня соврать, что я уже продал её приятелю. Если узнает правду, мне не поздоровится. А ещё ты – поросёнок. Где угодно можешь уснуть? Даже не боишься, что продам тебя.

Она хмыкнула, разве ему не хватает денег, с чего бы торговать людьми. Максимум чего можно бояться, что бросит её на востоке кольцевой дороге.

Он тоже хмыкнул и сказал, что никому не надо бросать такую, как она, на востоке кольцевой дороге. Была бы красавица, ещё можно предположить, что изнасилуют, а без денег она даже для грабителей не представляет интереса.

После сказанного она снова почувствовала укол в сердце:
- Это всё ты - проглотил мои две тысячи юаней и ещё рассуждаешь.

- Не проглоти я твои две тысячи юаней, когда бы ты ещё вспомнила обо мне?

Недаром он мужчина, знающий толк в любовный отношениях. Даже такой разговор может уверенно обернуть в слащавые намёки. Снова зевнула:
- Не собираюсь тут с тобой препираться. Я пошла. Уже светает, надо ещё сменить одежду для работы. А ты возвращайся, поспи.

Он взглянул на неё в зеркало заднего вида и лениво протянул:
- Посплю или нет – не твоя забота.

Она вспомнила, что только что потратила более двух тысяч юаней, и с издёвкой произнесла:
- Да уж, за эти семь-восемь дней, даже не знаю, сколько женщин проглядели глаза, с нетерпением ожидая, что ты вернёшься их утешить.

Его лицо неожиданно похолодело:
- Я уехал в Америку в прошлом месяце, и пробыл там больше пяти недель. А ты говоришь о каких-то семи-восьми днях?

А? Оказывается, прошло уже больше месяца. Но чего так злиться? Вот уж непостижимые причуды вздорного барчука. За крупные банкноты подруги должны терпеть его. Кстати о банкнотах, она только что потратила кучу денег, чтобы накормить его. С какой стати ещё терпеть его недовольство? Бросив свирепый взгляд, вышла из машины. Отыгралась на его двери, пнула ногой. Досадно, что туфли не на высоком каблуке, а то можно было ещё поцарапать. Ядовито подумала: вот уж он огорчился бы!

Войдя в лифт, почувствовала холод. Задрожала, обхватив себя руками. Повела носом, всё не так. Снова принюхалась к своей одежде. Запах табака, смешанный с запахом мяты, ударил в нос, и невольно в душе поднялось недовольство. Жуань Чжэндун, этот мерзавец, должно быть, курил пока она спала. Мало того, что не принимает во внимание правила безопасного вождения, водитель не может курить, когда ведёт машину, так ещё включил отопление. Заставил её, ничего не подозревающую, дышать дымом. Пассивное курение. Даже свитер насквозь пропах. На самом деле так подло.

Потом он пропал на долгое время. Но однажды позвонил и, как ни в чём не бывало, спросил:
- Ты сейчас куда направляешься?

Она не в настроении ответила:
- На работу, куда мне ещё направляться?

- Такой голос, простыла?

Лихорадило её уже несколько дней. Стиснув зубы с температурой бегала, занимаясь проектом. Однако он был первым, кто заметил, что она больна. Подумала, может, стоит загрустить, но как обычно лишь почувствовала раздражение:
- Да. Болею.

- Тогда пойдём, поедим. Приглашаю тебя на лобстера. Поешь лобстера и сразу выздоровеешь.

Поесть? В это время года есть лобстеры? Не иначе, как снова что-то замышляет против неё. Не начала ругаться только потому, что была вялая от лекарств:
- У меня нет денег.

- Я угощаю, - дружелюбно предложил он.

Вяло пробормотала:
- У меня нет свободного времени.

Хмыкнул и повесил трубку. Наверняка для него такой отказ был редкостью, возможно, больше не будет докучать ей. Голова болела, нос не дышал, тело, как вата, всё как в тумане. Одно желание вернуться домой и завалиться спать. С большим трудом доделала дела. Рабочий день давно закончился, самый час пик в городе. В сумерках клокотал транспортный поток, однако поймать такси никак не удавалось. У неё не было сил толкаться в метро, поэтому оставалось только шаг за шагом двигаться вперёд.

За спиной посигналили, повернула голову. Оказалось, это Майбах Жуань Чжэндуна. Его машина слишком бросалась в глаза, трудно притвориться, что не заметила.

После того как села в машину, Жуань Чжэндун только и знал, что нахваливал себя:
- Видишь, я никогда не спорю с женщиной.

Кивала головой. Раз уж дармовая поездка, она может позволить ему поразглагольствовать. Даже обязана. Тем более что у неё не было сил с ним пререкаться. Когда стояли на красный, она вопреки обыкновению молчала, чем, в конечном счёте, вызвала его подозрение:
- Чего ты сегодня такая вялая?
Неожиданно протянул руку. Она была слегка одуревшая от лекарств и на короткое время позволила ему захватить инициативу. Прикосновение прохладной руки ко лбу было очень приятно. Вопреки ожиданиям он долго не отнимал руку, похоже на целительство, не знаешь, что и думать. В конце концов, не сдержалась:
- Эй, уже зелёный.

Он протянул: «А…» В машинах сзади жали на клаксоны. На перекрёстке свернул налево:
- Поехали в больницу.

- Я дома выпью лекарство.

- В больницу, - сказал твёрдо.

И не поспоришь. У кого в руках руль, тот и рулит. В результате притащил в больницу ставить капельницу. Она всю жизнь боялась уколов. Увидев, что медсестра сжимает пинцетом иглу, колени обмякли. Как жаль, что нельзя развернуться и убежать. Жуань Чжэндун усмехнулся рядом:
- Никогда не видел тебя такой.

Постепенно стемнело. Раствора в капельнице становилось всё меньше, в пустынном холле был слышен только звук телевизора, передавали новости. Казалось, лекарство в капельнице никогда не закончится. От недосыпа и дневного напряжения через некоторое время заснула.

Кто-то коснулся её руки. Тотчас открыла глаза. Сестра вытаскивала из руки иголку.
- Ты, действительно, можешь уснуть где угодно, - сказал Жуань Чжэндун.

Потёрла глаза:
- Сколько время?
- Скоро девять.

Он так нажал, что стало больно, отдёрнула руку и сама прижала ватный тампон. Хотелось есть. От голода заурчало в животе. Он тоже проголодался:
- Пошли, поедим.

Оба, похоже, пока не поели, даже ругаться не могли.


Примечания к главе 5.
Сквош — игровой вид спорта с мячом и ракеткой. В традиционной (британской) системе подсчета очков розыгрыши на соревнованиях ведутся до 5 очков.
Сычуань - провинция в КНР.
Хого (китайский самовар) - способ приготовления горячих блюд. В котелке с кипящим бульоном обваривают овощи, мясо и прочее.
Вонтоны - популярное китайское блюдо, похожее на пельмени или манты.

6.
Потом Цзяци решила, что была неправа. Она и Жуань Чжэндун могли ругаться даже когда ели.

Из-за того что съесть. Оба настаивали на своём. Она хотела хого*, Жуань Чжэндун настойчиво вёл есть кашу: «Больному нужна нежирная пища». Цзяци полагала, что это будет снова безумно дорогое место. Кто бы знал, что он углубится в какие-то закоулки – повороты, бесчисленные улочки, которые становились чем дальше, тем уже и кривее. Совсем закружил ей голову. Даже непонятно, где север, где юг. Наконец остановился в каком-то переулке, сказал: «Дальше пешком», и первым вылез из машины. Она недоверчиво осмотрелась по сторонам, Хотя на улице были фонари, маловероятно, что узкие изгибы заурядного переулка вели к чему-то прекрасному. Он подгонял:
- Пошли быстрее, опоздаем, всё закроется.

С больным человеком так неласково. Цзяци, заплетаясь, двинулась за ним. Обогнули дворик и сразу увидели крохотную вывеску. На ней было только три слова: «Каша из Гуандуна*».

«Столетние яйца»* и ломтики рыбы в только сваренной обжигающей каше. Рис приготовлен отменно, подносишь ко рту - восхитительный аромат. Пока Цзяци ела, спина покрылась испариной, даже нос начал дышать, сознание прояснилось. Жуань Чжэндун взял порцию без добавок, свет фонаря падал на чашку аппетитного белоснежного тёплого риса. Помещение обставлено по-домашнему, всего три стола, за которыми ели человек десять, каждый наворачивал за обе щеки. Она невольно вздохнула:
- Ты можешь находить даже такие места. Неординарный гурман.

Жуань Чжэндун не собирался разговаривать, а только ел свою кашу. В это время вошёл хозяин. Клиенты, похоже, были ему хорошо знакомы, один за другим они здоровались с ним, называли его «старик Май». Старику Маю было примерно лет тридцать, непонятно почему его звали стариком. Коротко стрижен, симпатичный, шрам на левой брови, который, впрочем, не бросался в глаза. Одет в отлично скроенную чёрную куртку китайского фасона. Чувствовалось, что интеллигентен и образован. Из-за молодого возраста похож скорее на художника или человека близкого к искусству и литературе, чем на владельца закусочной, где подают кашу. В манере держаться угадывалась независимость. Он, заложив руки за спину, улыбнулся Жуань Чжэндуну:
- Эй, ты первый раз пришёл не один.

Жуань Чжэндун усмехнулся в ответ:
- Это не принесёт тебе денег, к чему пустая болтовня.

Аппетит Цзяци разыгрался, и она съела ещё миску каши с курицей. Кусочки курицы были приготовлены так, что почти растворились в каше, только на языке чувствовался аромат. Она ещё не совсем оправилась от болезни, но выглядела прелестно. Улыбнулась, обнажив слегка выступающие маленькие клычки, похожа на ребёнка, только объевшегося. Лицо старины Мая сияло, даже шрам легонько посмеивался:
- Больше всего я люблю слушать, как люди хвалят мою кашу. Эта сестрёнка – хороший человек. И сердце у неё доброе.

Жуань Чжэндун сказал:
- Похвалили твою кашу, и уже считаешь, что у человека доброе сердце. Лицемер!

Лицо Мая стало серьёзным:
- Я, старый Май, при взгляде на людей никогда не ошибаюсь. Сердце сестрёнки доброе. А ты не обижай других.

Цзяци расплылась в улыбке, Жуань Чжэндун опустил ложку:
- Эй, эй! Что за сёстры – братья. Даже имени не знаешь, а сразу стал братом.

Старина Май посмеялся:
- Даже не спрашивай как, но я сразу признал её за сестрёнку. Твой вкус, чем дальше, тем лучше, начал разбираться в женщинах. В кои-то веки у меня с первого взгляда возникла симпатия к сестрёнке.
Обращаясь к Цзяци сказал:
- Меня зовут Май Динло, можешь звать меня старина Май. А если хочешь, то просто старший брат, гарантирую, внакладе не будешь.

Цзяци тоже считала, что этот человек довольно интересен, поэтому живо откликнулась:
- Старший брат, меня зовут Ю Цзяци.

Старина Май согласно промычал и радостно сообщил Цзяци:
- Если он осмелится тебя обидеть, скажи, братишка задаст ему шороху.

Жуань Чжэндун улыбнулся:
- Как у тебя язык повернулся, называть меня негодяем.
Старина Май хлопнул его по плечу:
- Сегодня дам тебе скидку, благодаря сестрёнке. Угощаю.

- Жадина, - с натянутой улыбкой сказал Жуань Чжэндун. - Если стану называть тебя братом, сколько чашек каши подаришь?

Старина Май сказал со смехом:
- Вымогаешь моё бамбуковое коромысло? Не собираюсь идти у тебя на поводу.
Несмотря на только что сказанное, снял с левого запястья чётки.
- Это я получил несколько лет назад на горе Утайшань*.
И тут же надел ей на запястье. Цзяци хотела воспротивиться, но Жуань Чжэндун сказал:
- Дают – бери. Не упрямься.

Тон такой, как наставляют ребёнка. Бросила на него свирепый взгляд, но он сделал вид, что не заметил. Старина Май тоже настаивал, чтобы она взяла, как устоять перед таким радушием. К тому же это были самые обычные чётки, не какой-нибудь дорогой подарок, оставалось лишь с благодарностью принять. Шнурок оказался немного велик для её запястья, Жуань Чжэндун сказал:
- Я подгоню по размеру.
Протянул руку, чтобы подтянуть нитку в чётках. Длинные пальцы, прохладные подушечки фаланг. Нитка тонкая, поэтому он склонился, оказавшись очень близко от неё.

От него пахло прохладной мятой и сладкой рисовой кашей. Теплое дыхание щекотало подбородок. Она непонятно почему покраснела:
- Я сама подтяну.

- Уже всё, - ответил Жуань Чжэндун.
Редко мужчине удастся сладить с такой тонкой завязкой. Только подумала, что смотрится хорошо.

На самом деле все друзья Жуань Чжэндуна были выдающиеся и незаурядные, с ними было интересно поговорить. Хотя она не знала хорошо старину Майя, но чувствовала, это очень великодушный, открытый человек, как рыцарь в прежние времена. В машине не смогла сдержаться и высказала эту мысль, Жуань Чжэндун выдохнул:
- У тебя отличное чутьё.

Не понятно, хвалит или высмеивает.

Подвёз её к дому, она поднялась наверх, ощущая только жуткую усталость, думая лишь о том, чтобы быстрее принять душ и лечь спать, но, перерывая сумочку перед дверью, так и не смогла найти ключ.

И смех, и грех, как она снова допустила такую оплошность. Сколько не напрягала мозги, не могла вспомнить, забыла ли она ключ на работе или он выпал, когда сумка упала в больнице.

Хотя это не имело значение, попасть домой было невозможно.

Уставившись вперёд, долго стояла перед дверью. Совершенно упала духом. Вот как бывает, после вкусного ужина, душа воспаряет, а Небо снова устраивает такое. Скоро полночь и что ей делать?

Прикидывала и так, и сяк. Можно ещё позвонить Жуань Чжэндуну, просить его поискать, вдруг ключ потерялся в машине.

В результате ключа в машине, конечно, не оказалось. Жуань Чжэндун перезвонил: «Как ты могла даже ключ потерять?»

Ей нечего было сказать в ответ.

Постояв у двери, в конце концов, решила идти ночевать к Чжоу Цзинань. Но уже так поздно, брать такси и ехать на другой конец города? Не лучше ли пойти в ближайшую гостиницу. Размышляя об этом, спустилась со ступенек, вдали в темноте показался свет фар, машина Жуань Чжэндуна возвращалась.

Она была тронута, в машине сразу предупредила:
- Найдём какую-нибудь гостиницу и всё в порядке.

Кто бы подумал, что все ближайшие гостиницы полностью забиты. Девушка за стойкой с сожалением констатировала: «Простите, у нас нет мест».

Цзяци упала духом.

Жуань Чжэндун сказал:
- Сейчас выставка, конечно, в гостиницах нет мест.

Оставалось ехать к Чжоу Цзинань, но её мобильный был вне зоны доступа, а на стационарном никто не отвечал. Цзяци ужасно нервничала, эта Чжоу Цзинань, как она могла пропасть в решающий момент? Снова и снова набирала номер, сгорая от нетерпения.

Жуань Чжэндун неожиданно сказал:
- Так не пойдёт. Поедем ко мне.

Она заколебалась, как так можно?

Он то ли в шутку, то ли нет, подколол:
- Боишься, я тебя съем?

Эти слова заставили её ещё больше сомневаться, но, в самом деле, не съест же он её?

Подъехали к многоквартирному дому в западной части города. Хороший район, оазис спокойствия среди шумных соседей. Входная группа не привлекала особого внимания, но была под охраной. Красивое здание среди широких газонов и деревьев. В таких районах земля на вес золота, глядя на просторный зелёный массив, сразу чувствуешь роскошь и богатство места. Он жил на шестом этаже, самый верхний этаж в доме. Квартира не очень большая, не больше ста квадратных метров, очень аккуратная и чистая, хотя было понятно, что это жилище одинокого мужчины, в прихожей даже не было лишней пары домашних тапок. К счастью деревянный пол оказался тёплый, Цзяци прошла босиком, на лице появилось выражение разочарования:
- А я думала, посмотрю, как выглядят роскошные апартаменты.

Жуань Чжэндун усмехнулся:
- Хорошо, устрою тебе экскурсию на загородную виллу. Любишь смотреть на роскошные апартаменты, могу свозить, показать.

Никогда не подумаешь, что он живёт в многоквартирном доме. Хотя такой человек вполне мог захотеть жить в подобном месте. Небольшая квартира, с простой отделкой, на стенах даже нет картин. Диван чёрного цвета из мягкой ткани отливал синим блеском, наверняка удобный, сядешь и утонешь. Она угнездилась на нём со скрещенными ногами, зажмурилась, очень уютно.
- Я буду спать здесь?

Он кивнул:
- Здесь. Думаешь, у меня есть ещё кровать?
Цзяци уже не могла ни плакать, ни смеяться. Жуань Чжэндун дал ей махровое полотенце и зубную щётку, показал, где ванная. Единственная ванная располагалась в глубине спальни хозяина. Ей посчастливилось осмотреть его спальню. Хотя звучало довольно двусмысленно, на самом деле, они просто прошли через неё. Правда, Цзяци всё-таки чувствовала себя немного неловко, поэтому нарочно пошутила:
- Может там остались какие-нибудь дорогие кружевные предметы туалета, иди сначала припрячь.

Жуань Чжэндун усмехнулся:
- Полагаешь? Об этой квартире даже моя мама не знает, только сестра раз заходила.

Цзяци растерялась, но интуитивно было понятно, что он не врёт, покивала:
- У хитрого зайца три норы.

Открыл шкаф, достал ей комплект одежды:
- Новая, ещё не надевал.

Никогда бы не подумала, что он так внимателен. Открыл дверь ванной и сказал:
- Пользуйся. Я пойду немного поиграю на компьютере.

На полках лишь несколько предметов ухода, бритва, гель для бритья…стопроцентный мужской стиль, лёгкий запах мяты создавал ощущение чистоты и свежести. Закрыла дверь. Вымылась под тёплым приятным душем, потом сделала воду погорячее. Обжигающие струи бодрили тело, принося лёгкость и комфорт. Но помывшись наполовину, неожиданно обнаружила, что не всё в полном порядке.

За всю жизнь самым затруднительным, самым безвыходным и невыносимым было, пожалуй, именно, это мгновение. Цзяци хотела зареветь, но слёз не было. Она забыла, что при приёме некоторых лекарств, месячные могут прийти неожиданно раньше.

О Небо!

Это ужасно!

Почему, как назло, именно, сейчас?

Хочется разрыдаться, но слёз нет!

Она уже прикидывала и так, и этак, но не находила выхода. Ей сегодня, действительно, крупно не повезло, что не добралась до дома. Если бы не эти чёртовы ключи, если бы она смогла дозвониться Чжоу Цзинань, если бы она не пришла сюда… Но что же теперь ей делать?

И кто же это сказал, что на свете нет безвыходных положений? Сейчас как раз такое положение, давай, подскажи мне выход?

Вода из душа всё ещё падала на плечи, не могла же она остаться в ванной на всю жизнь, но как тогда поступить?

В ванной висел горячий пар, голова отказывалась работать, никакого выхода не рисовалось. Стоя под струями воды, так разволновалась, что снова покрылась потом. В конце концов, обратила внимание на стойку с коробкой бумажных салфеток, беда - мать сообразительности.

Хоть какая-то первая помощь, для начала сойдёт.

Кое-как справившись, оделась и вышла. Одежда слишком большая, рукава и штанины надо бы несколько раз подвернуть, но руки не дошли. Мелкими шажочками, как русалочка, для которой каждый шаг, как босой ногой по лезвию ножа.

Даже плакать не могла.

Жуань Чжэндун в кабинете играл на компьютере, услышав шорох одежды, поднял голову. На миг его глаза сверкнули, будто блеск молнии расколол ночное небо. Её босые ступни на чёрном блестящем деревянном полу, как белые цветы лотоса над тёмной гладкой пучиной омута. Влажные волосы, рассыпанные по плечам с хрустальными каплями воды, оттеняли заострённые скулы. Чёрные зрачки сияли при свете лампы, как драгоценные камни. Слишком просторная для её тела одежда ещё больше усиливала сходство с ребёнком, даже щёки розовели как у младенца. Никак не подумаешь, что без макияжа будет смотреться там нежно и красиво, будто чистый светлый ручей, который течёт зимой под ярким солнцем, настолько чистый, что перехватывает дыхание.
- Это… - она робела, как маленькая. - Мне надо купить кое-что. Поблизости есть магазин?

Он растерялся:
- Что купить?

Она молча кусала губы, белые зубы глубоко вонзились в тёмно-красную губу. Это мелкое движение заставило его почувствовать неожиданное першение в горле, будто внутри карабкались тысячи крабиков, тёплый воздух стал чересчур горячим, на теле выступила испарина, гладкая компьютерная мышка скользнула в руке. Он отбросил мышь и поднялся:
- Что надо купить? Я схожу.

Если он сейчас же не выйдет на воздух, то не гарантирует, что может произойти.
- Не надо, - она чуть не плакала, голос звучал глухо. - Я сама схожу, куплю.

Он в недоумении уставился на неё.

Никогда в жизни она не была в таком затруднительном положении. В книгах часто пишут, жаль, нельзя провалиться сквозь землю. Она, действительно, сожалела, что земля не разверзлась. Тогда можно было бы спрятаться в этой расщелине и никогда больше не попадаться другим на глаза.

Он неожиданно понял, он всегда был догадлив. Из-за её затруднительного положения, ему тоже стало неловко. Человек, подобный ему, который в любых обстоятельствах никогда не чувствовал стеснения, в этот момент, похоже, как и она, смешался. Однако через мгновение уже снова стал спокойным и уверенным:
- Я понял, я куплю.

Её голос стал ещё глуше:
- Я сама куплю.

Провёл рукой по волосам, направившись одеваться, казалось, с полным безразличием произнёс:
- Тебе неудобно бегать туда-сюда.
Но в тот момент, она заметила, что его щёки покраснели.

Понятно, взрослый мужчина, но покраснел очень мило.

Вернулся через полчаса, притащив два громадных мешка разных марок и моделей. Скорее всего, сгрёб всё, что было на полках, и принёс ей.

У Цзяци первый раз за всю жизнь была бессонница, Может, диван был слишком мягкий.

Или из-за того, что сегодня ей выпало так осрамиться.

Или, возможно, из-за крутящей боли в животе, но заснуть никак не удавалось.

Она долго ворочалась, в конце концов, поднялась, и на цыпочках добралась до кухни, чтобы взять стакан тёплой воды. Долго в потёмках искала выключатель, лампа вспыхнула. Глаза не сразу привыкли к яркому свету, неожиданно она растерялась, не предполагала, что на кухне может быть так чисто, никаких обывательских штучек, совершенно пустые шкафы. На столе только пустая бутылка из-под красного вина, вымытая до блеска, пробка лежала рядом.

В этот момент она не знала, что думать. Вокруг хмурая ночь, в квартире не звука, на кухне в круге оранжевого света лампы бутылка. Как люксовый товар на рекламной фотографии, яркая и прозрачная, подобна хрустальной чаше, переливающейся в лучах. Она наполнила бутылку кипятком, закупорила пробкой и обняла, прижав к животу.

Вернулась на диван под тёплое одеяло из утиного пуха. Будто постепенное возвращение к жизни, мягкое тепло успокоило боль, и она, наконец, уснула. Проснулась от звонка в дверь. Поднялась одуревшая от сна, с грехом пополам дошла до двери. Толкнула её, потолкала ещё несколько раз – безрезультатно. В конце концов, обратила внимание на чужой дверной звонок и поняла, что она не у себя дома. От испуга прошиб холодный пот. На рассвете мужчина и женщина одни в квартире, кто бы там ни был, пришедший может неправильно понять. Ринулась к спальне и постучала:
- Жуань Чжэндун! Жуань Чжэндун! Кто-то звонит в дверь.

Жуань Чжэндун поднялся, и, жестикулируя ей, торопливо пошёл к двери. Она кое-как скомкала одеяло и подушку с дивана, и недолго думая, затолкала всё в спальню, потом сама отступила назад и тоже спряталась в спальне.

Снаружи доносились только шорохи.

Кто-то тихо говорил и двигался. Она затаила дыхание, не решаясь выдохнуть, обхватила подушку, напряглась так, что все волосы на теле стали дыбом. Разбирал смех, ясно, что ничего такого, но можно подумать, что она грабитель.

Человек снаружи разговаривал с Жуань Чжэндуном. Через некоторое время щёлкнула ручка двери, она чуть не подпрыгнула от испуга. Это был Жуань Чжэндун. Приложил палец к губам и прошептал ей в ухо:
- Мой кузен неожиданно сбежал из дома и пришёл ко мне. Не выходи пока. Я сказал, что пойду, переоденусь. Уведу его завтракать.

Потом она сможет тихонько сбежать. Улыбнулась ему, как наозорничавший ребёнок. И без его указаний, даже предложи ей, не вышла бы. Он стоял слишком близко от неё. Она ещё не умылась, но тело хранило простой приятный запах, не аромат духов, а такой утренний, свежий, как роса, заставляющий человека сбиться с пути. Однако в этот миг полуприкрытая дверь распахнулась. Заглянуло юное лицо с сияющей как солнце улыбкой полное коварства и самодовольно проорало:
- Застукал!


Примечания к главе 6.
Хого (китайский самовар) - способ приготовления горячих блюд. В котелке с кипящим бульоном обваривают овощи, мясо и прочее.
Столетние яйца – блюдо китайской кухни, яйца, выдержанные несколько месяцев в специальной смеси без доступа воздуха.
Гуандун - провинция в КНР.
Гора Утайшань – буквально «Гора пяти высот», провинция Шаньси. Является одной из четырёх священных гор китайских буддистов.

7.
Есть ещё ли человек с такой же несчастной судьбой? В шесть часов утра почти в неглиже, с подушкой в обнимку, босая перед громадной кроватью Жуань Чжэндуна. К тому же на кровати всё в беспорядке, другая подушка еле держится, одеяло наполовину сброшено на пол. Что, глядя на такую картину, можно вообразить.

Этот мерзавец за дверью уже поднял обе руки и, закрывая глаза, кричал:
- Я ничего не видел, ничего не видел.
В промежутках между пальцами было заметно, как глаза бегают с одного на другое. Жуань Чжэндун не знал то ли плакать, то ли смеяться, потом выдавил:
- Мы ушли завтракать.

- Брат, ты не переоделся?

- Спускайся пока, я догоню.

- Хорошо. Сорока минут хватит? Или нужен час? Я не тороплюсь, могу сделать утреннюю пробежку несколько кругов, не волнуйся, Давай не спеши. Не спеши.

Жуань Чжэндун, наконец, не выдержав, зарычал:
- У Боюй!

- Я ушёл, уже ухожу…
У Боюй шмыгнул в сторону двери, в самый последний момент повернул голову в сторону спальни, не оставив коварные замыслы, громко прокричал:
- Сестрица, прости!

И прежде чем Жуань Чжэндун вышел из себя, благополучно дал дёру.

Цзяци и Жуань Чжэндун остались один на один.
Он объяснил:
- Этот парень, не в ладах с семьёй. Созвонился с моей сестрой, узнал этот адрес. Прибежал пересидеть тут. Вообще, он не трепло.

- М-м-м… - Цзяци уже было всё равно. - Я пойду чистить зубы.

Ей ещё надо на работу не опоздать.

В итоге в тот день она всё-таки опоздала. Рядом с тем жилым комплексом невозможно было поймать такси, пришлось проделать долгий путь на метро. В офисе Чжоу Цзинань уставилась свирепым взглядом:
- Рассказывай как есть, куда тебя вчера занесло? Смотри-ка, во вчерашней одежде, лицо будто всю ночь не спала. Чистосердечное признание смягчает вину!

При таких наездах Цзяци сразу потеряла доброе расположение духа:
- Как насчёт тебя? Где тебя вчера вечером носило? Мобильный вне зоны доступа, к домашнему никто не подходит.
Чжоу Цзинань печально вздохнула:
- Не вспоминай, вчера была на свидании вслепую, столкнулась с тем ещё супчиком. Даже не согласился разделить счет, ждал, когда я оплачу. Как назло у меня не было денег, телефон некстати разрядился. Думаю, уже не встречу того, кто подаст воды в старости. Пока жду последний автобус, совсем состарюсь.

Цзяци улыбнулась:
- Как ты повстречала того супчика?

Чжоу Цзинань, присвистнув, закатила глаза к небу:
- Думаешь, всем, как тебе, везёт столкнуться с Жуань Чжэндуном?

- Что в Жуань Чжэндуне хорошего, кроме денег?

- Ты не понимаешь собственного счастья.

Не ожидая ответа Цзяци, Чжоу Цзинань уже отвернулась к коллегам. Цзяци замерла с чашкой чая в руках.

Расставшись с Мэн Хэпином, ей казалось, она уже никогда не будет счастлива.

В юности наивно полагаешь, что всё в твоих руках. Что счастье будет долгим как небо и постоянным как земля.

Мэн Хэпин пробыл в Дунпу три дня. Погода была плохая, мрачно и сыро, постоянно моросил холодный дождь. Каждый день вечером после ужина сидели втроём, смотрели телевизор. Она жарила сладкий картофель и водяные каштаны в печи, кормила его. Обжигающие клубни с огня перебрасывали с руки на руку и, постоянно дуя, снимали кожуру. Отец Цзяци брал чайник подогретого вина и постоянно подливал им в стаканы. Жарить картошку, пить шаосинское вино - Мэн Хэпин всё время восхищался атмосферой старомодного уклада.

Больше всего Мэн Хэпин любил приготовленных отцом Цзяци жареных крабов. Крохотные, не больше крышки чернильницы, но мягкий вкусный деликатес.

Потом, провожая его на поезд, Цзяци специально просила отца приготовить ему побольше с собой в дорогу.

В тот день моросил мелкий дождь. Из-за празднования нового года народу на станции было полным полно, зал ожидания забит людьми. Чтобы собеседник услышал, надо было сильно повышать голос. Поэтому они молча стояли друг перед другом. Прошло много времени, он только улыбнулся и произнёс: «Я позвоню». Похоже, слова были не нужны. То, что он должен сказать, она и так знала, и то, что она хотела сказать, он тоже знал.

Ему совершенно не хотелось возвращаться в Шэньян и тем более встречать там Новый год. Его родители в это время были в Шэньяне по рабочей необходимости.

Некоторые вещи он не то чтобы от неё скрывал, но когда заходила речь, упоминал лишь вскользь.

К 4 курсу начиналась практика. Существовала вероятность, что на каникулах не удастся отдохнуть. Компания направила её вместе с несколькими старшими коллегами в командировку в Шэньян. У Мэн Хэпина как раз выдались выходные, и он на пару дней раньше её приехал в Шэньян. Она радостная позвонила ему. Можно с выгодой использовать служебную необходимость, обратные билеты только на завтра, есть вся вторая половина дня свободного времени, чтобы встретиться.

Старшие коллеги отправились на шоппинг. Они вдвоём тоже пошли слоняться по улицам.

В мае в Шэньяне ещё чувствовалась весна. Вдоль дороги цвела сирень, как густая вышивка, в воздухе висела медовая сладость.

Взяли по большой чашке жемчужного чая с молоком. Бродили до слабости в ногах. Пришли на рынок, там увидели лоток с украшениями для волос, окруженный кучей девушек. Одна за другой они присаживались, чтобы им сделали причёску. У Цзяци были длинные волосы, что привлекло внимание:
- Девушка, попробуйте. Купите наши заколки, сможете постоянно бесплатно делать причёску.

Цзяци поначалу не хотела пробовать, но увидела черепаховую шпильку, от которой долго не могла отвести взгляд.

Мэн Хэпин сказал:
- Попробуй.

Две девушки поднялись, чтобы уложить ей волосы. Разделили локоны на пробор и стали расчёсывать, прядь за прядью, пока волосы не стали послушными. Она вдруг поняла, почему в старину девушки добрачного возраста уделяли этому столько внимания. Когда длинные пряди приподняты, сразу выглядишь совершеннолетней.

Уложенные косы прочно закрепили шпильками. И впрямь очень солидно и благопристойно, будто совершенно другой человек.

На самом деле было очень красиво. Для её маленького лица такое обрамление придавало сходство с девушкой из прежних веков, сидящую у окна. На голове под углом шпильки с цветами сливы. В зеркале чуть поодаль можно увидеть, как он с её сумками в руках восхищенно любуется её улыбкой.

Она чувствовала себя очень спокойно. Не нужно было даже оборачиваться, знала, он ждёт её там.

Только та шпилька была очень дорогая, поэтому сказала:
- Всё-таки не нужно.

- Купите, - предлагала девушка, - потом можете всю жизнь здесь делать причёску.

Мэн Хэпин нагнулся и прошептал ей в ухо:
- Купи. Мне нравится такой образ. Во всяком случае, сможешь всю жизнь приходить укладывать волосы.

Накрученные косы опустошали голову.

Она покраснела, и, в конце концов, он заплатил.

После покупки снова почувствовала, что не стоило этого делать. Вряд ли она будет часто приезжать в Шэньян, когда уж тут каждый день делать причёски.

Мэн Хэпин сказал:
- Кто сказал, что ты не сможешь часто бывать в Шэньяне?

Намекая, будто всё уже ясно. Ей всё-таки было немного неудобно, поэтому она быстро пошла вперёд. На самом деле, тогда всё было немного бестолково и наивно. Вот же - рукой подать, однако Мэн Хэпин не пригласил её к себе встретиться с семьёй, а она даже не удивилась.

Вечером пошли есть острый суп. От супа лицо раскраснелось, даже нос стал красным. Одна съела гору обжаренных шариков из тофу. Ещё ледяное пиво. Несмотря на начало лета, ночью в Шэньяне было прохладно. Острый суп слишком солёный. Не дойдя до гостиницы, ужасно захотели пить. Увидели, что супермаркет ещё открыт, зашли купить газировки.

Перед супермаркетом располагалась большая автостоянка, почти полностью забитая машинами посетителей бара.

Там они столкнулись с одним человеком. Он с компанией друзей шёл забрать машину, но, увидев Хэпина, остановился поговорить и очень настойчиво порывался представить его своим спутникам:
- Мэн Хэпин - сын заместителя командующего Мэна из военного округа.

Цзяци тогда смутно представляла разницу между «военным округом»* и «военным округом автономной области»*. Она только почувствовала огорчение, из-за того, что Мэн Хэпин не рассказывал ей об этом.

На самом деле, Мэн Хэпин, когда они шли к гостинице, был ещё более напряжен, чем она. Она не открывала рта, и он заводил разговора.

У гостиницы дорога утопала в цветах. Гроздья алых роз, настолько красных, что можно разглядеть даже в потёмках, похожие на лоскуты красного шёлка, разрезающие ночную темноту.

Она остановилась. Мэн Хэпин взял её за руки, ладони влажные, тихо произнёс:
- Цзяци?

Когда она не откликнулась, спросил:
- Ты сердишься?

Она сдержала смешок:
- Почему я должна сердиться?

На самом деле он говорил, что его отец занимает должность в военном округе, но не уточнял какую. В результате спросила соседку, Мэй Юнь, какие ранги есть в военном округе. Мэй Юнь, накладывая лак для ногтей и поглощённая своими мыслями, ответила:
- Я не уверена, в военном округе самое высокое звание, должно быть, старший полковник…

- Насколько высоко этот старший полковник?

Мэй Юнь подумала:
- На уровне городской администрации это как мэр.

Да, есть небольшая разница, но такое различие совсем не проблема.

Она даже успокаивала Мэн Хэпина:
- Я не собираюсь злиться. Теперь не прежние времена, уже нет старых порядков, чтобы серьёзно относиться к разнице общественного положения. Я не считаю, что моя семья чем-то хуже. Ты видел моего отца, он очень хороший человек.

Так искренне убеждала его, что всё хорошо. Мэн Хэпин наконец расслабился и улыбнулся.

Цзяци не могла знать, что Мэн Хэпин в то время постоянно спорил из-за неё со своей семьёй. Когда коллеги, живущие с ней в номере, уснули, она тихонько выскользнула, позвонить ему.

Холодный ночной ветер Шэньяня. Цзяци пришлось уйти довольно далеко от гостиницы, чтобы найти телефон. На самом деле не было ничего срочного, чтобы звонить, они расстались не более чем два часа назад, но он сказал: «Позвони мне», и она должна была позвонить.

Когда они были не вместе, его мобильный был включён допоздна, из-за того, что он постоянно ждал её звонка. Однако в тот день его голос звучал хмуро:
- Цзяци?

Ей показалось, что он устал, она машинально спросила:
- Ты спишь?

- Ещё нет, - помолчал немного и снова позвал её. - Цзяци.

Она бестолково угукнула.

- Я люблю тебя.

Он впервые произнёс эти три слова. Они ясно прозвучали в трубке. Цзяци почувствовала, как лицо вспыхнуло. Трубка телефона похожа на большой оранжевый гриб. Все тайные мечты собраны в складках, хрупких и нежных, как множество мельчайших спор. Чуть тронул, и сразу разлетелись в воздухе, распространяя радость и наполняя душу ароматом счастья. Прохладный ночной ветер, обдувал горящие щёки. Она не знала, что сказать, и внезапно повесила трубку.

Не прошло и нескольких секунд, как она снова накручивала циферблат.

Он был очень спокоен, снова произнёс:
- Цзяци.

Она слышала звук своего дыхания. Где-то далеко внизу, в суете мира распустились яркие цветы, похожие на множество фейерверков, они взломали покров ночи, большие и сверкающие, осветили сердце и душу. Ответила:
- Я тоже.

Он тихо улыбнулся, не произнося ни звука, но она поняла.

Трубка уже давно повешена, но она всё ещё стояла там. За спиной в темноте тихая магистраль. Каждый фонарь похож на падающую звезду, дуга света режет глаза, мелкие белые искры, даже если прикрыть веки, свет не пропадает, как выжженное навеки клеймо.

Мэн Хэпин долгое время не отпускал телефон, потом положил рядом на подушку.

Услышал, как мать постучала в дверь, притворился, что уже спит. Но она всё-таки толкнула дверь и вошла, села рядом на кровать.

В потёмках лицо матери всё ещё очень красиво, годы почти не оставили на нём следов. Она позвала:
- Хэпин?

Он не издал ни звука, совершенно не злился, только чувствовал грусть.

Подоткнула одеяло, легонько похлопала его, будто он был маленьким ребёнком.
- Мы хотим тебе добра. Вот уже много лет разве ты не симпатизируешь Сицзы? Вы хорошо знаете друг друга, у нашей семьи с семьёй Жуань давние связи. Или как насчёт твоей однокурсницы Ли Синьюэ. Тоже хороший вариант, её отца только что перевели политработником в военный округ Чэнду. Вы вместе учились в университете, можно сказать близко знакомы… В конце концов, почему ты так неожиданно заявил, что у тебя есть девушка, и ещё хочешь привести её к нам. Твой отец и я против. Мы не знаем, что у неё за скрытые причины.

Мэн Хэпин грустно улыбнулся:
- Мам, ты можешь не влезать в мои дела? Что за скрытые причины могут быть у девушки? Тебе трава и деревья кажутся врагами.

- Я не лезу в твои дела. Та девушка хотя и учится в престижном университете, но сейчас в этих заведениях столько намешано. Ты не хочешь слушать маму, если бы послушал и пошёл бы в военное училище, разве познакомился бы тогда со всеми этими неподходящими людьми?

- Цзяци не неподходящий человек.

- Раз сбивает тебя с пути, значит как раз неподходящий.

Мэн Хэпин от злости скинул одеяло и сел:
- Мам, как ты можешь так говорить!

- Посмотрите на него, характер как у отца, и двух слов ему ещё не сказала, а лицо уже красное от гнева.

- Оскорбляя Цзяци, ты оскорбляешь и меня тоже.

- Мэн Хэпин, что с тобой происходит? Мама так старалась, растила тебя, а у тебя такое отношение? Я смотрю, та девушка тёмная лошадка, иначе, зачем ей подстрекать тебя ругаться с семьёй? Знаешь, таких девушек с хитрыми замыслами и приёмами я много повидала. Разве не из-за того, что наша семья так хороша, она пускается во все тяжкие. Думает, раз легко вскружила тебе голову, то войдёт в нашу семью. Сложнее вскарабкаться на небеса. В этой жизни пусть не мечтает.

Мэн Хэпин напротив успокоился:
- Ты никогда не встречалась с ней, почему сложилось такое мнение? Если она обычная девушка, а не дочь папиных соратников, что тогда? О каких дочерях руководителей военного совета ты говоришь? Мам, не думай, что все стремятся войти в нашу семью. Она любит меня, а не наше положение.

- Ты уверен, что она любит тебя, а не тот факт, что твой папа заместитель командующего? Никогда не встречала такого глупого ребёнка, как ты. Что ты знаешь об их семье? Даже как зовут её отца, и кто её мать не знаешь, а позволяешь себе заявлять, что приведёшь её в нашу семью. Я скажу тебе, наша с отцом позиция тверда, нет, значит, нет. Ты немедленно порвёшь с ней раз и навсегда. Такого типа девушки как прицепятся, не отделаешься. Надо покончить с этим сразу, а то поднимется шум, начнутся насмешки, ты хочешь, чтобы перед всем военным округом мы потеряли лицо?

Мэн Хэпин помолчал и потом спросил:
- Мам, как ты познакомилась с отцом?

Мать слегка растерялась.

- На всеармейском театральном фестивале, ведь так? В то время ты исполняла «Пришёл февраль». До сегодняшнего дня отец рассказывает, как ты тогда стояла на сцене, на груди две чёрные длинные косы, большие выразительные глаза, блестящие как вода. Пела, даже не замечая, насколько волнующе это звучит.

Она помолчала, похоже, ненадолго вернувшись в тот момент, когда стояла на освещённой сцене. Многочисленные лампы, прожектора, разноцветных фонари, направленные на неё, согревали с головы до ног своим теплом. Она стояла в лучах света, как посредине всего мира. Целый зал людей, все по стандарту, даже военные фуражки выстроены в абсолютно прямую линию. В первых рядах старшие командиры, море лиц, смотрела, и голова кружилась. Тогда она была молода, перед выходом на сцену охватывал трепет. Руководитель группы непрерывно успокаивал её: «Не нервничай, возьми себя в руки. Начальство вполне доброжелательное».

Вышла из-за кулис, прожекторы светили в лицо, прямо перед собой ничего невозможно рассмотреть. Неожиданно ей сразу стало спокойно, как в пустом зале на репетиции, свободно и легко.

«Весна приходит в феврале. Все семьи заняты в полях, надеются на хороший урожай в этом году, чтобы сделать богатые запасы…»

Прекрасная мелодия, выводимая звонким и сладким голосом. Она тогда была известна. Даже командующие знали её, девушку, которая красиво исполняет «Пришёл февраль».

После руководитель художественного ансамбля представил её Мэн Дуцзиню. Остальные девушки в группе ужасно завидовали из-за сына выдающегося командира Мэн. Признание в любви было сумбурным. Они ходили гулять в рощу, бродили туда-сюда, соблюдая принятую в те времена дистанцию на свидании, не близко и не далеко. Мэн Дуцзинь писал ей письма, в соответствии с существующими нормами называл её «товарищем Сяо Юнь», рассказывал в основном об идеологии и учёбе, иногда вскользь упоминая и разные житейские мелочи.

Первоначально у неё были отношения с аккомпаниатором ансамбля Ю Минюанем. Они оба понимали намерения друг друга, однако признания пока сделаны не были. Им оставался один шаг. Если бы, когда явились сваты, она могла отважиться сказать «нет», одно слово и, возможно, жизнь сложилась бы по-другому.

Но, выбрав один раз, это было решение на всю жизнь.

- Мама, в то время ты была простой девушкой из ансамбля, а папа из семьи генералов, самый молодой начальник штаба. Бабушка и дедушка никогда не противились тому, чтобы вы с папой были вместе. Почему ты сейчас так поступаешь со мной?

Сын не лезет за словом в карман. Непонятно почему накатила усталость, но она ответила:
- Времена изменились. Тогда мысли твоей матери были просты. Нынешние девушки уже не такие.


Примечания к главе 7.
В Китае есть 7 военных округов и 27 военных округов автономных областей или провинций.

8.
Ей не удалось переубедить сына, и она спустилась вниз.
Мэн Дуцзинь в гостиной читал газету. Села, взяла пульт, стала беспокойно переключать каналы. Мэн Дуцзинь поднял на неё взгляд:
- Не получилось?

- Твой сын ещё упрямее, чем ты. Скажешь ему слово, он сразу огрызается. Думаю, у него наваждение.

Мэн Дуцзинь усмехнулся:
- Я же предупреждал, не ходи, дай остыть, а то добьёшься прямо противоположного, но ты не поверила. Мы ещё её не видели, а ты уже против, немного несправедливо, не находишь.

- Когда увидим, будет уже поздно. О нынешних девушек, что можно понять с первого взгляда? Ты совсем не волнуешься о сыне. Посмотри на невестку младшего сына старика Сюйя. Тоже местная, выросла красавицей, родители преподают в университете, худо-бедно считаются интеллигентной семьёй, и что в результате? Целыми днями крутила хвостом, заставляя всех нервничать. Супруги Сюй злятся. Встретила госпожу Лю, она сразу мне жаловаться. В конце концов, с горем пополам их семейство культурненько перевели в Тибетский военный округ, тем и успокоились. Наша семья может позволить такое? Я вижу, для тебя жизнь сына на последнем месте.

Добавила:
- Даже нет нужды смотреть на таких девушек.
Мэн Дуцзинь не согласился:
- Ты судишь необоснованно.

- Я хочу заранее предотвратить катастрофу, – Сяо Юнь настаивала на своём. - Вот Сицзы - здравомыслящая девушка, не только красивая, но и семья хорошая. Нашего Хэпина не поймёшь, всё так хорошо могло сложиться, а он луну из воды вылавливает*.

Мэн Дуцзин расхохотался:
- Что за луна из воды? Хэпин ведь не обезьяна.

- Ты ещё в настроении шутить, - разозлилась Сяо Юнь. - Всё потакаешь ему. Я сразу говорила, пусть идёт в военное училище, но тебе обязательно нужно было предложить, чтобы он сам решал, куда подавать документы. Побыл за границей и наперекор всем вернулся, ты снова поддержал его, позволил ему учиться в магистратуре. И вот сегодня, он опять проявляет характер, а ты потакаешь, я посмотрю, куда его заведут твои поблажки.

- Ты то про одно, то про другое. Недовольна, что Хэпин не идёт у тебя на поводу, не заводит любовную интрижку с Сицзы? Сицзы хорошая девочка, но и только. Насильно мил не будешь.
Он сложил газету и сказал:
- Хватит об этом. «Ци слишком богат, чтобы быть подходящим партнёром для брака». Это не обязательно хорошо.

- Ладно, пусть не семья Жуань. У твоих соратников есть дочери, среди них много незаурядных, хорошо знающих правила. Выбрал бы Хэпин любую из них, мы бы хлопот не знали.

- Ребёнок вырос, сам знает, что выбирать. По-моему, сейчас ограничивать его свободу неуместно. Сходи в свободное время к ним в университет, пусть покажет тебе ту девушку. Если уж совсем не подойдёт, снова проведём с ним работу.

Сяо Юнь не ответила, Мэн Дуцзинь наседал:
- Давай, поговори с Хэпином, скажи, что мы должны сначала посмотреть. Иди, мальчик от злости заснуть не сможет.

- Не пойду, - лицо Сяо Юнь застыло. - Ну и пусть не спит. Его более двадцати лет растили, а из-за глупой девчонки он с нами ссорится, зря растили.

Мэн Дуцзинь не знал то ли плакать, то ли смеяться:
- Посмотри на себя, ты по сравнению со своим сыном ещё более дитя.

Хотя Сяо Юнь так сказала, в конце концов, всё-таки пошла, поговорить с Мэн Хэпином:
- Через пару дней зайду к тебе в университет, покажешь мне её.

Мэн Хэпин улыбнулся:
- Мам, она тебе сразу понравится.

Вернувшись в университет, Мэн Хэпин сообщил Цзяци. Цзяци разволновалась и сразу заохала:
- Что? А я могу сбежать?

Мэн Хэпин уставился на неё, а она тихим голосом прошептала:
- Я боюсь.

- Чего тут боятся. Рано или поздно всё равно надо встретиться. Ты же со мной.

Тогда были выходные, всё обитатели общежития утром валялись в кроватях. Цзяци встала очень рано, помыла голову, снова переоделась, примерила одно – не подходит, другое - тоже не подходит. Чан Юаньюань заспанно посмотрела и спросила:
- Наша Трещётка сегодня собирается поработать синхронистом в Дяоюйтае*? Чего тебе не спится?
Цзяци уныло ответила:
- Даже перед синхронным переводом я бы не так волновалась. Придёт мама Мэн Хэпина, у меня даже ноги дрожат.

Только она это сказала, как Цзюаньцзы сразу подскочила с кровати и закричала:
- Ой, это же свекровь. Принарядись. Давай, давай, бери мою одежду, посмотрим, что бы для тебя подобрать.

Чан Юаньюань, протирая глаза, сказала:
- Ты слишком трепещешь перед семьей Мэн Хэпина, боишься, что из-за тебя они окажутся в неловком положении. Посмотри, как волнуешься, как перед встречей с партийно-государственным руководством.
Но хотя она так сказала, всё-таки тоже начала давать указания:
- Оденься строго и спокойно, старшие это одобрят. Я дам тебе свой новый шёлковый шарф, гарантирую, будешь как утончённая леди.

Совестными усилиями всей комнаты, к тому времени как Мэн Хэпин пришёл за ней, приготовления были завершены.

Цзюаньцзы посмотрела в зеркало на Цзяци и одобрила:
- Иди, иди. Не то что с мамой Мэн Хэпина, можешь без проблем встретиться с мамой наследника Испании.

Цзяци хихикнула.

В машине Мэн Хэпин тоже тихо похвалил её:
- Ты сегодня такая красивая.

Она немного робела, но это скрывал лёгкий макияж, который ещё больше подчёркивал живые блестящие глаза, похожие на гладкую поверхность пруда, в глубоких водах которого отражалась только его тень. Он лишь мельком взглянул на её платье и сказал:
- Ты и потом так одевайся, мне нравится.
Она пришла в замешательство:
- Хотя одежду я купила сама, шёлковый шарф мне дала Юаньюань.

Он сказал:
- Не волнуйся, потом я тебе куплю такой.

Долгое время после Цзяци постоянно вспоминала тот день, летнюю субботу. По обе стороны улицы распустились белые цветы японской софоры, кисти похожие на перья хвостов множества белых голубей. В той свежей зелени и белых цветах парил аромат цветов, гонимый слабым ветерком. Они с Мэн Хэпином сидели в такси. По радио сообщали о ситуации на дорогах: авария на развязке Сичжимэнь, пробки на втором транспортном кольце, напоминали водителям выбирать маршрут объезда… Эти повторяющиеся сообщения – песчинки десятисаженного столба багровой пыли мирской суеты города, определённо, но неразличимо. Водитель переключил канал. В динамиках одна за другой звучали любовные серенады, о боли расставания, но у неё на сердце было радостно, как в солнечную весеннюю погоду. Лёгкие пузырьки поднимались внутри, постукивали, бам-бам, вызывая нестерпимо приятное чувство.

Мэн Хэпин всё время крепко держал её за руку.

Вышли из машины.

Кроме номера дома других вывесок не было. У ворот дежурил охранник, с виду похоже на военный объект. За высокой стеной виднелась лишь роща деревьев, за которой ничего нельзя разглядеть. Мэн Хэпин пояснил ей:
- Небольшая гостиница. Мама с отцом придут сюда.

Она не привыкла к высоким каблукам. Чан Юаньюань посоветовала наклеить на пятку лейкопластырь, но идти всё рано было трудно. Апрельское солнце припекало, пока шла вся вспотела, к тому же Мэн Хэпин постоянно сжимал её руку. В лучах света можно было заметить мельчайшую пыль, как будто мелкий золотой порошок, отбрасывающий множество крошечных солнечных зайчиков. Похоже на золотистые крылья бабочек. Несметное количество миниатюрных золотых бабочек, сидели на черной поверхности асфальта дороги. Цзяци смутно догадывалась, стоит только приблизится, и эти крохотные золотистые бабочки взмахнут крыльями и улетят.

Мама Мэн Хэпина вопреки ожиданиям была молода и красива. Цзяци потихоньку набрала в лёгкие воздуха и представилась:
- Добрый день, тётушка, я Ю Цзяци.

- Садись. Присаживайтесь.
Она смерила взглядом Цзяци, но тон всё же вежливый. Попросила официанта налить чая.

Зал был очень большой, мягкий ковёр под ногами. У Цзяци было ощущение, что в грудную клетку засунули маленький барабанчик, но и он постепенно успокоился. Мама Мэн Хэпина спрашивала, она сразу отвечала.
- Хэпин говорил, ты из Чжэцзяна?

- Да, я из Шаосина в провинции Чжэцзян.

В белых фарфоровых чашках заваривался превосходный зелёный чай, чувствовался аромат. Мама Мэн Хэпина задумчиво спросила:
- Твоя фамилия Ю? Из самого города Шаосин?

- Нет. Я из городка Дунпу.

Мэн Хэпин добавил:
- Мам, это там где делают «хуадяо»*. Красивое место, маленький мостик через реку к дому, как на картине Чэнь Ифэй.

Мама Мэн Хэпина не обратила на него внимания и через некоторое время снова спросила:
- Чем занимаются твои родители?

Цзяци забеспокоилась, из-за того, как палец мамы Мэн Хэпина двигался по крышке чашки, круг за кругом, белая крышка с голубыми узорами, на тонкой, как яшма, крышке она бессознательно чиркала ногтём, вниз и снова вниз. Непонятно почему у Цзяци вдруг возникло плохое предчувствие. Это предчувствие заставило занервничать, но она правдиво отвечала:
- Мой отец работает на винном заводе, - немного помолчав, продолжила. - Мама давно рассталась с отцом, я не встречаюсь с ней.

- Как зовут твоего отца?

- Ю Минюань.

В зале установилась тишина, так тихо, что можно было услышать щебет птенцов за окном. Это серые птенцы ещё не открыли глаза, но уже звонко кричали, будто живой и прекрасный звук бубенцов сотрясал воздух, мягко и трогательно.

Цзяци не знала, что за ошибку она допустила в разговоре, но всё было не так, всё неправильно. Атмосфера сгустилась, будто сочился клей, затвердевая капля за каплей. Мэн Хэпин тоже это почувствовал и сказал:
- Мам, родители Цзяци расстались, но это не имеет отношения к Цзяци. Тогда она ещё ничего не понимала, она невиновата.

- Я поняла.
Мама Мэн Хэпина с безразличным видом смотрела на чашку с чаем. Снова измерила взглядом Цзяци. Цзяци почувствовала, что взгляд её полностью изменился. Хотя выражение лица было всё ещё вежливым, но в этой вежливости уже сквозило отчуждение, в голосе тоже слышалась холодная чопорность:
- Госпожа Ю, ваш шёлковый шарф очень красивый, если не ошибаюсь, это из новой коллекции Hermes. Слышала, что госпожа Ю ещё учится. Не знала, что нынешние студенты так богаты, носят шарфики за несколько тысяч юаней.

Цзяци и представить не могла, что этот шарф такой дорогой. Тут же покраснела. Мэн Хэпин объяснил за неё:
- Мам, это ей одолжила соседка по комнате для встречи с тобой, чтобы выглядеть нарядно и торжественно.

- Тогда ещё хуже, нынешние девушки настолько тщеславны, – она холодно окинула взглядом Цзяци. - Какая есть, такая и есть, мать давно обескураживала людей своими уловкам, как будто ты этого не знаешь.

Цзяци поднялась:
- Тётушка, я была неправа. Я только хотела произвести на вас хорошее впечатление. Никак не думала, что выйдет напротив глупо, простите.

- Ладно, закончили. Идите, - мама Мэн Хэпина потёрла виски. – У меня ещё есть дела. Хэпин, проводи госпожу Ю. Сегодня твои тётушки Гао и Люй приглашали нас отобедать, как проводишь, иди в гостиницу военного совета, я буду ждать тебя там. Не опаздывай.

Мэн Хэпин хотел ещё что-то сказать, но Цзяци легонько потянула его за угол одежды и прошептала:
- Пусть тётушка отдохнёт немного, пойдём пока.

Когда возвращались, поднялся ветер, софоры качались на ветру. По радио передавали прогноз погоды, скоро ожидается песчаная буря из Внутренней Монголии. Уголки рта Цзяци невольно приподнялись. Непогода может наступить неожиданно, вот таким образом.

Внутренняя Монголия, говорят, очень далеко. За окном машины только лёгкий ветерок, погода ясная, светит солнце. Бабочка на Амазонке только махнула крылом, а на Миссисипи поднимаются шторма. И всё в мире так, каждая мелкая случайность, потом превращаются во что-то невообразимое. А та безвинная бабочка, никогда не сможет осознать, в чём она неправа.

Цзяци почувствовала страх из-за того, что не понимала, где ошиблась, и из-за того, что нет возможности всё исправить. Но эта очевидная для всех ошибка уже повлекла ужасные последствия.

Прощаясь, Мэн Хэпин неожиданно поцеловал её в щёку. Его губы были прохладны, как свежий лимон, что добавляло в настроение леденящую тоску. Он сказал:
- Цзяци, ты ни в чём не виновата. Возможно, мама всего лишь неправильно тебя поняла. Я уговорю её.

Она сверкнула улыбкой, притворяясь, что ей всё равно. Но сама ясно понимала, что уже не в силах что-то изменить, она не понравилась маме Мэн Хэпина. Та испытывала острую неприязнь к ней, даже вежливость не могла это скрыть, заставляя Цзяци чувствовать полную безнадежность.

Вечером, когда Мэн Хэпин всё-таки пришел к ней, она всё ещё была в обеденной одежде. Только шёлковый шарф уже отдала Чан Юаньюань, поэтому тонкая шея, спускающаяся к узким ключицам, выглядела совершенно голой. Мэн Хэпин подумал, что сегодня она выглядит особенно худой, как прозрачный лист, что заставило ощутить укол в сердце.

- Ела? – спросил Мэн Хэпин.

Она кивнула, хотя на самом деле не ела. После того как вернулась, в общежитии никого не было. Она сразу занялась стиркой, простыни, пододеяльники, постирала всё, что было можно. С полудня до вечера, израсходовала полмешка стирального порошка, руки пузырились складками, но на душе было тоскливо. У человека не должно быть свободного времени. Появляется свободное время, и сразу невольно накатываются переживания. Только и остаётся, что снова и снова мыть спальню и окна.

Пока мыла окна, стемнело. На небе зажглась яркая пурпурная заря, фиолетовая как эмаль или окрашенный бархат. По радио звучала песня «Моя любовь». Музыка красива, как эти весенние сумерки. Стоя на табурете, добросовестно тёрла стекло, скрупулёзно оттирая каждое тёмное пятнышко, макала мокрую тряпку в стиральный порошок и тёрла, снова мочила тряпку и смывала пену, потом протирала досуха. Вздохнула, каждое стекло сверкало и было так прозрачно, что казалось его нет.

По радио лились звуки песни:

«Мне интересно как, мне интересно почему, мне интересно где…»

Несуществующая картинка, отсутствующий образ.

«Чтобы увидеть тебя снова, моя любовь, я пытаюсь читать, работать, смеюсь с моими друзьями…»

Внизу все ели, пили, притащив разноцветные термоса, в таком шуме на звуки радио никто не обращал внимание. Деревья вдалеке, пересекающиеся дорожки, старые здания, прячущиеся среди деревьев.

Она прислонилась лицом к стеклу, холодному как лёд, ещё пахнущему моющим порошком. Небо понемногу становилось темнее.

Потом пришёл Мэн Хэпин.

Она и раньше считала его высоким, но сегодня он казался ещё выше. Ей даже пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Голос звучал будто издалека, она не могла не улыбаться, слушая его. Он сказал:
- Пойдём, я отведу тебя в одно место.

Пока шли, ветер усилился, растрепал волосы. Ей было холодно, но она ничего не сказала.

Он тоже ничего не говорил.

С одной аллеи на другую, вышли через восточные и снова вошли в западные ворота кампуса. Она всё шла и шла за ним через весь университетский городок. Он крепко держал её руку, будто боялся, что если отпустит, она сразу исчезнет.

До боли сжал её пальцы и сказал:
- Пришли.

Это был маленький зал для торжеств. Иногда факультет искусств ставил тут программы, или репетировал университетский ансамбль. Не известно, откуда Мэн Хэпин раздобыл ключ. Они зашли в тёмный зал.

Он зажёг в коридоре маленький фонарик, провёл её в середину первого ряда, развернулся и ушёл за кулисы.

Единственная лампочка в коридоре тоже погасла, она оказалась в кромешной темноте. На сцене неожиданно зажглись прожектора, образуя большой освещённый круг, как сверкающая полная луна. В центре этой серебристой луны стоял чёрный рояль.

Он вышел из-за кулис, медленно вошел в круг света, сел за рояль. Цзяци не знала, оказывается, он умеет играть на фортепьяно, тем более не знала, что он делает это так хорошо.

Играл «Красные цветы лилии». Цзяци не думала, что эту песню можно исполнять на фортепьяно. Сначала мелодия звучала спокойно и мягко, как касание весеннего ветерка, как лёгкие облака над Лёссовым плато* в начале лета. Кульминационная часть была подобна волне ликования, что вздымалась всё выше и выше. Каждая нота непринуждённо соскальзывала с клавиш, как ветки лилии одна за другой распускаются вокруг ручья, образуя облако красных цветов. Грозди теснятся насколько хватит взгляда. Каждая алеет так, что режет глаз. Океан цветов, заполнивший горы и долины. Как багровые облака, спустившиеся с неба на землю, огненно-красные, пылающие как огонь.

Она ничего не знала об аппликатуре и технике исполнения, было ощущение, что сцена превратилась в лодку, гонимую ветром в потоке цветов, как по реке. И есть только она, наблюдающая эту иллюзию.

Финальная часть – новый разворот. Всё миновало, небо снова покрыто лёгкими облаками, на равнине спокойное безветрие, только одна чахлая, но ещё пламенеющая ветка красной лилии колышется под ветром долины.

После того как музыка затихала, наступила долгая пауза, и только потом она зааплодировала.

Звук одиноких аплодисментов эхом отдавался в пустом зале. Он поднялся и с улыбкой поклонился, как положено артисту после выступления.

В просторном зале они стояли слишком далеко. Улыбнувшись, она повысила голос:
- Ты умеешь играть на фортепьяно. Почему я не знала?

Он с середины сцены тоже громким голосом, чтобы она могла услышать, произнёс:
- У меня есть ещё множество достоинств.

- Я знаю, знаю, – ответила она и, не сдержавшись, рассмеялась.

Он снова повысил голос:
- Цзяци, ты согласна стать моей женой?

Цзяци никогда не сможет забыть тот маленький зал. Чернильная темнота, в ушах ещё звучит мелодия фортепьяно, а перед ней на пустой сцене он. В круге света черты лица очень отчётливы, каждая линяя - детально и подробно. В ослепительных лучах прожекторов всё выглядело настолько чётким, что казалось нереальным. Даже он сам казался иллюзорным, ненастоящим. Похоже на сон, как в мире грёз всё нереально прекрасно.

Он спросил:
- Цзяци, ты выйдешь за меня замуж?


Примечания к главе 8.
Вылавливать (из воды) луну - в знач.: делать напрасные попытки, заниматься неосуществимым делом.
Дяоюйтай - резиденция для почетных гостей в Пекине.
Хуадяо - лучшее шаосинское рисовое вино.
Лёссовое плато – плато в провинции Шаньси, Шэньси, КНР.

9.
У Цзяци за всю жизнь это было первое кольцо. Тоненькое, белого золота, без узора, очень простое и скромное. Бренд не известный, да и к тому же в то время золото было дешёвым, поэтому вряд ли стоило больше нескольких сот юаней. Мэн Хэпин купил его на свою стипендию. После обеда пошёл и купил. Надел ей на палец. Её пальцы оказались слишком тонкие. Продавец в ювелирном магазине посоветовал Мэн Хэпину размер, кто знал, что всё-таки будет немного великовато.
- Давай, я поменяю, - предложил Мэн Хэпин. - Продавец сказал можно обменять.
Цзяци покачала головой:
- Я хочу это. Обмотаю ниткой и нормально.

- Будет некрасиво.

Цзяци широко улыбнулась:
- Я не хочу, чтобы красиво, я хочу это.

Она плотно обмотала то кольцо красной ниткой. Смотрелось не очень красиво, похоже на золотое кольцо старушки. В родном городке Дунпу Цзяци частенько видела пожилых людей, сидящих в плетёных стульях на солнышке на берегу реки, прищурив глаза, они слушали по радио развлекательные программы Шаосиня. У старушек были морщины и седые волосы, на пальцах потемневшие золотые кольца, обмотанные шерстяными нитками, шерсть за долгие годы пропиталась потом и пылью. Но Цзяци очень нравилось. Долгие как небо и постоянные как земля, сквозь многочисленные войны, страдания, смуты, по-прежнему хранимые и превратившиеся со временем в воспоминания, подобно вечности.

Цзяци не знала о сложностях в отношениях Мэн Хэпина с семьёй. Ей было только известно, что он поменял место практики, много работал и почти не имел времени на отдых.

Один раз, она к слову спросила:
- Почему ты не ездишь в Шэньян?

Мэн Хэпин ел лапшу быстрого приготовления, в последнее время его щёки совсем опали. Цзяци в глубине души обливалась слезами, а он только утыкался в тарелку:
- Устал, лень мотаться туда.

Он действительно уставал. Занимался техническим трудом, работал сверхурочно и постоянно крутился, как белка в колесе. Два месяца назад снова сменил работу. Не стал заключать официальный договор, зато оклад получился немного выше. Из-за того, что уже окончил университет, он не мог жить в общежитии. В результате арендовал квартиру в многокомнатном доме рядом с работой.

В субботу при переезде на новую квартиру Цзяци помогала с уборкой. Они сделали себе шапочки из газеты, чтобы не попадала пыль. Цзяци отвечала за наведение порядка в мелочах, Мэн Хэпин за чистоту стен, стоя на табурете, веником выметал золу из углов. Цзяци услышала, как с его стороны доносится мелодия. Он насвистывал «Я маляр – штукатур». Цзяци вспомнила, что учила эту песню в детском саду, не выдержав, сжала губы и тихо улыбнулась.

За два дня они устали до невозможности. Когда с наведением порядка в квартире было покончено, физические и душевные силы оказались на пределе. Цзяци, упав на диван, вздохнула:
- Не хочу подниматься.
Вот только голод, от которого заурчало в животе. В обед они съели лишь по булочке и продолжили дальше работать. Сейчас от голода грудь прилипала к спине.

Несмотря на усталость, при взгляде на блеск напольной плитки и небольшую, но готовую к работе кухоньку, Мэн Хэпин испытал огромное воодушевление:
- Я приготовлю тебе тушёную лапшу.

- Не надо! – отказалась Цзяци.

В прошлый раз он заварил ей лапшу, в результате вода не закипела, и лапша была совершенно жёсткая. После этого Цзяци отвергала его попытки что-нибудь приготовить. Она, сдерживая ноющую боль в коленках, сама пошла на кухню, готовить лапшу. Приправы были не все, лапша получилась бледной. Поставила кастрюльку на стол, повернулась, но Мэн Хэпин уже крепко спал на диване.

Он был такой красивый, когда спал. Прямая переносица, только между бровями малюсенькая складка. Осторожно протянула руку и погладила переносицу. Неожиданно он приподнял лицо и поцеловал её пальцы. Оказывается, он уже проснулся. Ей нестерпимо захотелось рассмеяться, он обнял её и поцеловал.

Лапша была жёсткая, но он покончил с ней несколькими большими глотками. Ещё нахваливал:
- Вкусная лапша, моя жена хорошая хозяйка.

- Кто это твоя жена? – недовольно пробурчала Цзяци.

Он уверенно улыбнулся:
- В будущем непременно, и уже навсегда.

Хотя они были постоянно заняты, время от времени она готовила для него, убиралась в квартире, время, проведённое вместе, было бесценно. В августе компания Мэн Хэпина организовала мероприятие для служащих, выезд на природу с барбекю. Каждый мог взять одного члена семьи. В автобусе было шумно, много молодёжи, как весенняя поездка учеников начальной школы, атмосфера горячая и живая. Экскурсовод автобуса темнокожий парень, молодой с довольно скудной речью, когда он растягивал губы в усмешке, обнажались белые зубы, как будто негр рекламирует зубную пасту. Проехав недолго на большой скорости, повелись на красивый вид с дороги спецназначения и свернули. К несчастью, в это время года там велось строительство, поверхность дороги вся в ямах, автобус сильно трясло, кто-то ругался:
- Эта дорога как будто рябая: маленькая рытвина – большая рытвина, у меня скоро кишки наружу вылезут.

Гид с улыбкой выдавил фразу:
- Господа и дамы, дорога, по которой мы сейчас едем, на самом деле знаменитая дорога с очаровательными ямочками.
Не успел он закончить, как колесо налетело на большой камень, раздался тоскливый звук, автобус снова как следует тряхнуло, кто-то спросил:
- Тогда это что?

Гид, не изменившись в лице:
- Это прелестный маленький клык.

Все в автобусе расхохотались, Цзяци тоже засмеялась. Мэн Хэпин, отвернувшись, смотрел в окно. Косые лучи летнего солнца падали ему на лицо, покрывая длинные ресницы слоем пушистого золота. Решил воспользоваться случаем и украдкой поцеловать её, в результате автобус снова налетел на камень и он заехал ей по носу. Она, не сдержавшись, рассмеялась, он прошептал:
- Прелестный маленький клык.

Его дыхание щекотало ухо, обдувало шею.

В тот день была хорошая погода. Цзяци думала, вот бы вся жизнь была похожа на этот день, солнце, безоблачное небо, и Мэн Хэпин рядом с ней отныне и навсегда держит её руку.

Пока жарили барбекю, все перезнакомились. Её называли «член семьи Мэн Хэпина», других она тоже называла членами чьих-то семей. Компания членов семей жарила на речной отмели кукурузу и говядину, ещё было огромное количество куриных крылышек. Цзяци не могла вообразить, что поджаренные Мэн Хэпином крылья, вопреки ожиданиям, окажутся очень вкусными. Она полагала, что он человек, которому совершенно не дано умение готовить. В тот день Цзяци сгрызла несчётное количество куриных крыльев и выпила очень много пива, чем в результате произвела впечатление на всех сослуживцев МэнХэпина. Даже прошедший «испытание алкоголем» менеджер маркетингового отдела господин Лю был потрясён и дал ей кличку «член семьи пива».

Уже через много лет представился случай встретить этого менеджера Лю на застолье по поводу сделки. Он с первого взгляда узнал её:
- Эй, ты та самая - «член семьи пива». Сегодня я не буду пить, не могу. Рядом с таким не имеющим себе равных мастером я не могу пить.

Цзяци улыбнулась. Представитель заказчика был опытный человек. На банкете за бокалом вина вёл задушевные беседы, но кроме этой фразы, не поднимал близко лежащие темы, тем более не говорил о Мэн Хэпине.

После того дня Цзяци почувствовала, что, на самом деле, очень скучала по данному в тот день имени «член семьи».

Из-за того что тогда было всё хорошо, из-за того что тогда был Мэн Хэпин.

Мэн Хэпин очень её любил. Называл глупой девчонкой. Постоянно многое продумывал за неё наперёд. Даже Сюй Шифэн не мог понять: «Мэн Хэпин – хороший парень. Цзяци, почему ты его бросила?»

Цзяци улыбалась и с неясным выражением лица смотрела на деревья за окном. Теперь зелень не та, что прежде, к тому же и деревья не такие. Как люди выдерживают?

Сюй Шифэн переживал и докучал вопросами:
- Цзяци, может у тебя с Мэн Хэпином какое-то недопонимание?

Не было никакого недопонимания. Когда на Новый год он провожал её домой, прихватил маленькие и большие сумки для вещей. Праздничные дни, в поезде тесно, как сардинам в банке, пока доберёшься мучиться несколько десятков часов. На лице у Мэн Хэпина не было даже следов усталости, одна забота, когда она выйдет с багажом на станцию, чтобы всё было в правильном порядке.

Он всё делал очень тщательно. В тех делах, где он участвовал, Цзяци постоянно чувствовала, что могла положиться на него и не волноваться.

Мэн Хэпин захватил для первой встречи с Ю Минюанем подарок – две пачки сигарет. Цзяци увидев, как он их достаёт, стало забавно:
- Это что за сигареты? Почему нет никакого товарного знака? Пачка - белый лист бумаги?

Мэн Хэпин улыбнулся:
- Хочу показать дядюшке. Один друг привёз специально для меня с табачной фабрики, говорят хорошие сигареты.
Ю Минюань посмотрел на сигареты, посмотрел на Мэн Хэпина и, не произнеся ни звука, принял.

В предновогодний вечер все втроём готовили еду. Поначалу Ю Минюань не позволял им заходить на кухню, но Цзяци настойчиво уговаривала отца принять их помощь. Хэпин тоже, улыбаясь, повязывал фартук. В итоге готовили все вместе, Ю Минюань был шеф-поваром, а Цзяци и Хэпин подручными. Цзяци очень быстро нарезала зелёный лук, кухонная доска «бум-бум», «бам-бам», отдавалась эхом. Хэпин улыбнулся:
- Выглядит довольно устрашающе.
Цзяци, не поднимая головы:
- Разве твоя игра на фортепьяно не так же леденит кровь.

Занятый приготовлением новогоднего печенья из риса Ю Минюань машинально переспросил:
- Хэпин умеет играть на фортепьяно?

-И даже очень хорошо, - ответила Цзяци, - по крайней мере, по моим представлениям.

- Когда был маленький, - рассказал Хэпин, - ненавидел уроки фортепьяно, из-за того, что постоянно надо было играть гаммы, скучно и монотонно. Мама порой думала также, но считала, что старается ради моего блага.

Цзяци спросила:
- Разве тётушка не певица? Зачем заставлять тебя учиться игре на фортепьяно?

- Не мог же я постоянно с ней петь «Пришёл февраль». Мама говорила, что мужчина должен уметь играть на фортепьяно, это воспитывает характер.

Ю Минюань неожиданно замер с кухонной лопаткой в руке. Новогоднее печенье скворчало на сковороде, дым от масла поднимался вверх. Цзяци, не удержавшись, спросила:
- Папа, что случилось?

- Всё в порядке, - ответил Ю Минюань и занялся печеньем.
Потом жарил другие овощи, занимался то тем, то этим.

На новогодний вечер как повелось приготовили много разных закусок, включили телевизор для пущего веселья. У Мэн Хэпина был хороший аппетит. Он съел гору тушёной свинины с консервированными овощами. Цзяци учила его есть солёные стебли амаранта. Самое вкусное – мякоть в середине стебля, типа желе, надо с силой втянуть в себя, очень хорошо сочетается с рисом. Мэн Хэпин тренировался, «буль-буль», звук высасывания мякоти стебля, забавное ощущение. На троих выпили два чайника отличного вина. Ю Минюань, не известно почему, говорил мало. Цзяци подумала, папа, наверное, немножко перебрал с алкоголем. Обычно после выпивки он был довольно молчалив.

В двенадцать часов уже отовсюду раздавался звук петард. Как говорится, «раньше запустишь хлопушки, раньше разбогатеешь», народная примета. В доме Цзяци тоже запускали петарды. Брали длинную бамбуковую палку, плотно обматывали, высовывали в окно и поджигали. Мэн Хэпин отважился поджечь первым. Цзяци закрыла уши и высунула голову посмотреть. Было холодно, непроглядная тёмная ночь, ветер чувствительно морозил лицо. В доме через ручей из окна тоже запускали петарды. Во мраке виднелись небольшие кружочки золотых огоньков, искрящиеся вспышки вспарывали сумерки, со всех сторон слышался оглушительный стрекот.

Это были новые ощущения для Мэн Хэпина, будто возвращение в детство. Такого красочного и впечатляющего Нового года давно не было. В одной руке он сжимал бамбуковую палку, другой, как и она, затыкал уши, при этом беззвучно жестикулируя губами. Она вглядывалась и, наконец, поняла три слова, что он произнёс. Улыбнулась и тоже одними губами прошептала три слова. Петарды оглушительно барабанили, он, не соглашаясь, повысил голос:
- Эй, для меня только фраза «Счастливого Нового года»?

Её голос тонул в шуме хлопушек:
- В Новый год надо говорить «Счастливого Нового года», разве ты сказал не эти три слова?

- Не эти.

Цзяци прикинулась дурочкой:
- Как не эти? Как раз эти.

Утром после Нового года ели фуцзяньские мандарины, ярко-красные, холодные и кислые. Цзяци чистила кожуру, брызгавший сок наполнял комнату ароматом. Во второй половине дня надо было спешить на поезд. Ю Минюань собирал сумку для Цзяци. На самом деле, собирать там особо нечего, так немного продуктов. После окончания университета уже не было каникул, время побыть дома совсем мало. Цзяци с детства жила с отцом, они постоянно помогали и поддерживали друг друга. Сейчас ей тоже стало грустно. Она тихо сказала:
- Пап, не надо.
Ю Минюань вздохнул, нащупал сигареты и меланхолично закурил.

Мэн Хэпин подумал, что он не уверен в нём, поэтому сказал:
- Дядюшка, пожалуйста, не волнуйтесь. Я позабочусь о Цзяци, - его лицо было полно искренности. - Сейчас мы оба окончили университет, найдём хорошую работу, пройдёт немного времени, купим квартиру и поженимся. Дядюшка, я буду хорошо относиться и любить Цзяци, не позволю, чтобы её обижали. Подарю жизнь полную радости и счастья.

Ю Минюань ничего не сказал.

Цзяци тихонько окликнула отца. Ю Минюань затушил сигарету, нежно коснулся её лица: «Глупая девчонка».

Ладонь отца широкая и тёплая, с большими мозолями, кончики пальцев пахли табаком и дымом. Цзяци было грустно, из-за того что заставляла отца волноваться за неё.

Мэн Хэпин всё время отказывался съездить к себе домой. Цзяци убеждала его несчётное число раз, но он постоянно отмалчивался. Перед Новым годом Цзяци уговаривала его, непременно заехать домой, как-никак Новый год. Мэн Хэпин сказал:
- Я провожу тебя в Шаосин.
- Сначала загляни в Шэньян, встретишь Новый год, и я приеду.
Мэн Хэпин не слушал. Цзяци почти сорвала голос, но, так и не переупрямив его, сказала:
- Поедем со мной в Шаосин, но перед этим съезди в Шэньян. Ты должен навестить дядюшку и тётушку. Как можно так несправедливо поступать с родителями?
Мэн Хэпин как и прежде промолчал. Цзяци настаивала и, в конце концов, разозлилась:
- Не съездишь в Шэньян, не поедешь со мной в Шаосин.
Мэн Хэпин вздохнул:
- Вернёмся из Шаосиня, съезжу в Шэньян, договорились?

Он выглядел очень измотанным. Цзяци не смела настаивать, чтобы он ехал сначала в Шэньян, ничего не поделаешь. К счастью, когда возвратились из Шаосиня, она прямо на станции заставила Мэн Хэпин сесть в поезд до Шэньяна.

Только Цзяци никак не ожидала, что столкнётся с мамой Мэн Хэпина. У здания общежития её компании остановилась машина.

Только с поезда, она, держа кучу пакетов и свёртков, измученная тяготами путешествия, увидела, что из машины выходит мама Мэн Хэпина. На мгновение перепугалась, но всё-таки вежливо обратилась:
- Тётушка.

- А где Хэпин?

- Он вернулся домой.

Мама Мэн Хэпина безразличным голосом произнесла:
- А… Полгода носа не показывал, даже на Новый год не заехал, а сегодня вдруг решил вернуться.

Цзяци промолчала, мама Мэн Хэпина продолжила:
- Садись в машину, я хочу тебе кое-что сказать.

Цзяци ответила:
- Тётушка, если у вас есть что сказать, говорите.

Мама Мэн Хэпина холодно спросила:
- Ты знаешь, где сейчас твоя мать?

Сердце Цзяци свело судорогой, удобные пакеты в руках налились тяжестью, еле успела удержать, чтобы они не выскользнули из пальцев. Мама Мэн Хэпина слегка приподняла подбородок и приказала презрительным тоном:
- Садись в машину, я расскажу тебе кое-что.

Цзяци набралась мужества и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
- Тётушка, спасибо за ваши добрые намерения. Хотя я никогда не видела мою маму, но, полагаю, сейчас не самый подходящий случай. Я совершенно не беспокоюсь за её жизнь, так же и вас прошу за неё не волноваться. О наших отношениях с Хэпином она ничего не знает, всё это её не касается. Мы с Мэн Хэпином ни в чём не виноваты. Я вам не нравлюсь, возможно, из-за того что не слишком хороша и не отвечаю вашим требованиям. Но мы с МэнХэпином очень любим друг друга, и я приложу все силы, чтобы понравится вам, не ради чего-то другого, а потому что вы его мама. Вы бескорыстно любите Хэпина, я точно также люблю его. Надеюсь, вы сможете дать нам шанс и позволите быть счастливыми.

Прошло некоторое время, мама Мэн Хэпина только усмехнулась:
- Говоришь, как поёшь, приятно слушать. В этой жизни даже не надейся. Счастье? Думаешь, можешь дать Хэпину счастье?

Цзяци ответила с достоинством:
- Он любит меня, я люблю его, быть вместе для нас это счастье.

Мама Мэн Хэпина всё-таки скупо улыбнулась:
- Может, для тебя это счастье, и ты продолжаешь цепляться за Хэпина. Но знаешь, Хэпин сдал экзамен на стипендию, однако, отказался от планов поехать учиться за границу. Его отец очень разозлился. Почему за полгода Хэпин поменял три места работы? Всё из-за тебя. Любишь его? Это твоя любовь, не впутывай его. Заявляешь о своей любви, но что ты можешь сделать для него? Ты знаешь, что за человек твоя мать? Она родила тебя и сразу бросила, сбежав с малолетним извращенцем. Потом снова разошлась и вышла замуж. Не хочешь встретиться с ней. Разве ты не знаешь, что она сейчас из себя представляет? Целыми днями путается с шайкой наркоманов, ради наркотиков, что ни сделаешь? Реабилитационный центр лечения наркозависимых, постоянный гость полицейского участка. Сколько раз туда попадала, сколько выходила, департамент Гуандуна* хорошо с ней знаком. Одним словом, совсем потеряла стыд и совесть. Я не удивлюсь, если ты пойдёшь по её стопам. Хотя вы, мать с дочерью, не виделись более двадцати лет, но одного поля ягода, только и думаете о своей собственной выгоде.

Цзяци дрожала всем телом, то ли от холода, то ли от волнения. Она и не знала, что её мама все эти годы живёт такой ужасной жизнью, полагала, что та счастлива. Цзяци никогда не ненавидела мать за то, что та её бросила. Если это сделало её счастливой... Слова мамы Мэн Хэпина были как острый нож, кромсающий сердце.

Голос дрожал, однако в глазах был странный блеск:
- Тётушка, если вы пришли таким образом пристыдить меня, то вы ошиблись. Я не испытываю никакого стыда. В этом мире есть много несчастных людей, многие живут так, что невозможно вынести, но на всё есть причины. Возможно, они сделали что-то неправильно, но вы, разве вы никогда не ошибались? Я не знаю, чем Хэпин пожертвовал ради меня. Он никогда не говорил о стипендии, но какое бы он ни принял решение, у него есть на это свои соображения. Я люблю его, доверяю ему, не имеет значение, что он будет делать, я во всём поддержу его.


Примечания к главе 9.
Гуандун - провинция в КНР.

Первый ясный день.

10.
Как-то ходили в бар и Чжоу Цзинань сильно напилась. Держа в руке стакан пронизанного светом сияющего Jack Daniels*, она, вздыхая, жаловалась Цзяци:
- Когда я была молода, ничего не было, но был кураж.

Каждый раз вспоминая давно ушедшее, Цзяци чувствовала, что эти слова Чжоу Цзинань одновременно и огорчали, и поддерживали.

Прошло совсем немного лет, но некоторые вещи уже остались в той жизни. Цзяци и сама чувствовала: упорство, настойчивость, всё уже в прошлом. Жуань Чжэндун как-то сказал:
- В тебе есть своего рода мужество и самоотверженность.

Проще сказать, она глупа.

После той утренней щекотливой ситуации они долгое время не виделись. Жуань Чжэндун постоянно то появлялся, то снова исчезал, но это было привычно. Цзяци позвонила ему в полдень. Сразу стало понятно, что он ещё не вставал, голос сонный. Похоже, её звонок стал для него неожиданностью:
- Это ты?

Цзяци ответила:
- На самом деле, нет никакого повода, просто хотела поблагодарить – спасибо, что помог найти ключи и потрудился передать их мне.
Он промычал:
- А…из-за этого.
Её слегка мучила совесть:
- Я так рассеяна, ключи нашлись в твоей машине?
Он не ответил, а лишь рассмеялся:
- Так как ты планировала отблагодарить меня?

Цзяци почувствовала головную боль, снова он собирался грабить её средь бела дня.

Вечером Жуань Чжэндун заехал за ней. В преддверии выходных работать закончили раньше. Цзяци, посмеиваясь, открыла дверь машины и сразу спросила:
- Куда едем?

Жуань Чжэндун окинул её взглядом:
- Хорошее настроение. Влюбилась?

- Где там, - сказала Цзяци со смехом. – Наконец решилось дело с крупным клиентом. Босс доволен, на радостях выдал премию за квартал.

Жуань Чжэндун отнёсся с неодобрением:
- Любишь деньги?

Цзяци прицыкнула и сказала:
- Когда я, как и ты, буду иметь деньги, то тоже начну любить не деньги, а людей.

Жуань Чжэндун усмехнулся:
- Когда станешь такой как я, боюсь, даже людей любить не сможешь.

Цзяци сказала «Ха» и смерила его взглядом:
- Это вроде как самокритика? Кто-нибудь ещё может критиковать тебя?

Жуань Чжэндун оставил её выпад без внимания. Сумерки выходных, пробки - не проехать, зажатые в потоке машин они продвигались вперёд буквально по шагам. Цзяци удивлялась:
- Куда мы едем?

- В супермаркет.

Стало ещё удивительней:
- Что там будем делать?

- Купим продуктов, вернёмся, приготовишь мне.

Она пристально уставилась на него:
- С какой стати?

- Сегодня у меня день рождения, - не спеша, объявил он.

Она не поверила. Освободил руку, держа двумя пальцами, протянул удостоверение личности, взяла посмотреть, оказалось и правда сегодня. Цзяци возмутилась:
- Твоя стерильная кухня, как со страниц рекламного журнала, где там можно готовить?

- Купим, чего не хватает, и всё будет в порядке.

Ох уж эти замашки богатого барчука.

В результате они купили полный комплект кухонных ножей «Золингер», серию кухонной посуды, различные тарелочки с пиалками, еще кухонные доски со специальными тряпочками. Администратор супермаркета искрилась улыбками:
- Новобрачные готовятся к свадьбе. Мы как раз проводи акцию, при покупке кухонной утвари более чем на две тысячи юаней в подарок супругам подушечка «Сладкий поцелуй».

Цзяци чувствовала себя безумной транжирой. Только режущих инструментов было куплено более чем на две тысячи юаней, а ещё множество фарфоровой посуды. Всё такое красивое, как говориться, так нравится, из рук не выпустишь. Жуань Чжэндун с серьёзным видом поинтересовался у администратора:
- А если больше четырёх тысяч юаней, тогда что в подарок?

Женщина слегка растерялась, но ответила:
- Две подушечки.

Когда покупали продукты, Цзяци обнаружила, что Жуань Чжэндун очень разборчив в еде: это он не ест, то не любит. Толкал тележку с продуктами перед длинными рядами холодильников с видом императора древних веков, придирчиво выбирающего среди трех тысяч красавиц. Цзяци не обращала на него внимания:
- Так или иначе, нас только двое. Пожарим овощи и порядок. Будешь есть мясо? Говядина с острым перцем, пойдёт?

И не дожидаясь ответа, нагнулась выбрать кусок мяса. Прядь волос выбилась из-за уха и скользнула вниз. В профиль были видны её длинные изогнутые ресницы, как маленький веер. Нежный, красивый изгиб подбородка, такой, что невозможно вообразить. Уголки рта сжаты, выражение полной сосредоточенности и внимания. Похоже, что молодая жена зашла после работы купить овощи для семейного ужина. Рука Жуань Чжэндуна толкнула тележку, и видение сразу ушло.

- Что ещё будешь есть?
Она выбрала мясо и повернула голову, спрашивая его.

Он не ответил. Схватив её за руку, потащил за собой, другой рукой толкал тележку, спеша побыстрее уйти. Цзяци удивилась:
- Эй, ты что делаешь?

- Купим салатную капусту*.

В супермаркете полки с овощами всегда выглядят отлично. Ярко - зелёные симметричные листья, в оранжевых лампах подсветки ряды овощей и фруктов красочные и нарядные, как в рекламе, всё радует глаз. Даже капуста при таком освещении похожа на изумрудный жадеитовый букет. Он выбрал самую большую и мясистую, положил в тележку, но она вернула обратно:
- Эта слишком старая, - со знанием дела поучала его, - надо выбрать помоложе. Проводишь ногтём по кочерыжке, если царапины не остаётся, значит старая.

На самом деле, в этой жизни ему вряд ли представится случай или появится желание снова покупать овощи. Она нагнулась, выбрала два кочана и положила в тележку. Листы только-только обдали водой, несколько капель попало ему на тыльную сторону ладони, прохладно. Изумрудно-зелёная капуста была обмотана красными пластиковыми нитями, сплетение красного и зелёного - цвета инь и янь, очень красиво. Так красиво, что кажется, они искусственные.

Цзяци настаивала, надо купить торт. Их готовили прямо в пекарне супермаркета, точно свежие. В очереди стояло много людей, сладкий запах свежеиспечённых тортов витал в воздухе. Она повернулась к нему, улыбаясь:
- Со взбитыми сливками?

Её улыбка тёплая и мягкая, как сладкий аромат торта.

Снова обратилась к нему:
- С фруктами наверху: немного манго и питайя*.

Он не отвечал, она, шутя, протянула руку и помахала у него перед лицом:
- Босс, очнись, я хочу манго, хорошо?

Он улыбнулся, чтобы скрыть своё настроение:
- Не лучше ли тогда пойти купить манго.

- Отдельно неинтересно, - Цзяци снова отвернулась и с вожделением рассматривала торт со взбитыми сливками и фруктами. - Мне нравится тот, на верхней полке с манго.

Как ребёнок, он невольно снова улыбнулся.

Потом когда большие и маленькие пакеты загрузили в машину, Жуань Чжэндун сказал:
- Никогда не думал, что на кухне нужно столько вещей.
Цзяци вздыхала по другому поводу:
- Никогда не думала, что будет так дорого.

Они накупили кухонной утвари более чем на восемь тысяч юаней и в результате получили четыре подарочных подушечки. Цзяци обхватила пару:
- У, мягкие.

- Нравится – забирай, - сказал он, - всё равно мне не надо.

- Тогда я возьму две, а две другие оставлю тебе.

Ему понравился такой метод распределения, делить что-то с ней пополам.

Машина медленно пробирались в потёмках первого зимнего месяца. По обе стороны дороги ослепительные огни, похожие на пару нитей жемчуга, которые, блестя и извиваясь, исчезали вдалеке. Ласковые сумерки как гладь воды, в машине слишком тепло, лицо щёки Цзяци неожиданно раскраснелись.
- Когда учились в университете, - рассказывала она, - если не было дел, во время заката садилась одна на 300-ый кольцевой маршрут. Сидишь в автобусе, ни о чём не думаешь, только наблюдаешь, как небо постепенно темнеет.

- Оригинальничала, - прокомментировал он.

Она подумала и кивнула головой, признавая:
- Я иногда оригинальничаю.

Он промолчал, из-за того, что чуть не ляпнул, что она оригинальничает очень мило.

Готовила она тоже очень мило. Важно, как командир, указывала ему принести то, другое. Нужно было помыть овощи. Он стоял в дверях кухни, не соглашаясь войти и протестуя:
- Благородный муж держится подальше от кухни.
В тот момент она резала помидоры, даже головы не подняла:
- Тогда не дождёшься, когда сможешь поесть.

Он не хотел долго ждать, пришлось подчиниться приказу.

Когда настала пора класть овощи в котёл, выяснилось, что кое-что важное они не купили – фартук.

Цзяци заохала:
- Надо обжаривать в масле, с моей одеждой можно считать покончено.

Он сказал:
- Подожди, - пошёл в спальню и принёс свою футболку. - Вот, повяжи это.

Взглянула на бренд и присвистнула:
- До чего докатились!
В одной руке у неё была тарелка, в другой палочки для размешивания говядины, он, не раздумывая, обмотал длинные рукава футболки вокруг её талии. Талия тонкая и мягкая. Жуань Чжэндун вспомнил фразу «талия на один обхват руки».

С трудом пересилил себя, чтобы не обхватить эту талию.

Из рисоварки вырвался белый пар, говядина с острым перцем тоже была готова. Она прихватила палочками кусочек мяса, чтобы попробовать, он запротестовал:
- Не ешь втихаря!
Она пристально посмотрела на него, только и оставалось, что протянуть кусок ему. Действительно очень вкусно, ароматно, нежно, кусок мяса, как проскользнул. Он никогда не пробовал такой заглазурованной говядины, только чувствовал, что очень вкусно.

Приготовили два главных блюда и суп: говядину с острым перцем, жареные овощи и суп с яйцами и помидорами.

Он подогрел шаосинское вино, сказал, подарок друга. Цзяци знала в этом толк, понюхала и сразу разахалась:
- Это же тридцатилетняя выдержка. Твой друг не прост. Такого вина нет и на официальных приёмах, так как количество его ограничено, рассчитано лишь на руководителей.

Он не ожидал:
- Как ты узнала?

- Я из Дунпу в Шаосине, мой отец работал на винной фабрике.
Глубоко вдохнула и воскликнула:
- Какой аромат!

Выпили на двоих полбутылки. Жуань Чжэндун никогда не думал, что Цзяци в выпивке почти равный по силе соперник. В итоге съели очень много, Цзяци даже взяла вторую плошку риса, объелись. Цзяци привалившись к спинке стула, вздохнула:
- Купили так много вещей, а сделали лишь несколько блюд, чересчур расточительно.

Он тоже чувствовал себя мотом, в нынешней ситуации это было расточительно и роскошно. В лёгком тумане хмеля, действительно, роскошно.

Загадывали желание на свечках. Цзяци выключила свет, лишь пламя свечей колыхалось на торте. Улыбнулась сладко, как на рекламе:
- Загадывай желание!

Он чувствовал, что пьян, шаосинское вино тридцатилетней выдержки постепенно давало о себе знать, в лёгком головокружении хихикнул и задул свечи.

Сразу наступил мрак.

Глаза постепенно привыкли к темноте. Мало-помалу можно было различить её силуэт на другой стороне дивана. За панорамными окнами холодные сумерки, бледно серый лунный свет проникал в комнату, позволяя смутно разглядеть её тень. Черты лица совершенно не различимы, но это она, ясно, что это она.

Повернулась к нему и, смеясь, спросила:
- Что загадал? - Но сразу спохватилась. - Не говори, не сбудется.

Он и не собирался говорить. Непонятно почему она почувствовала тревогу, сказала:
- Я включу свет.

Прошла мимо него, оставив лёгкий аромат неизвестных духов. Он не разобрал каких, только глубоко вдохнул, чувствуя необъяснимую сентиментальность.

Лампа уже светила, она сказала:
- С днём рождения!
Вытащила маленькую коробочку, возможно, только что купленную в супермаркете. Когда он стоял в очереди, чтобы расплатиться на кассе, она отлучалась ненадолго, думал, что ходила в туалет, оказывается, покупать подарок.

- Что это?

Лукаво улыбнулась:
- Открывай.

Это была пара серебряных запонок очень простого фасона. Грустно сказала:
- Потратила больше двух тысяч юаней, не подумай, что плохие.

Он примерил, дал ей взглянуть, похвалил:
- Отличный вкус.

Скромно похвасталась:
- Я помчалась в специальную секцию, сказала, что хочу самые дорогие, они дали эти.

По выражению лица Жуань Чжэндуна нельзя было понять, рад он или нет. Она сказала:
- Эй, осталось ещё полбутылки. Такое хорошее вино, не пропадать же ему.

Налущила тарелку арахиса, добавила немного соли, неожиданно оказалось, очень вкусно похрустеть. Она не пользовалась палочками, Жуань Чжэндун тоже брал арахис руками, оба хихикали и чувствовали себя пьяницами. С арахисом незаметно для себя выпили по два стакана вина, оба захмелели и полностью расслабились. Цзяци, решительно усевшись на пол перед журнальным столиком, перебирала его ДВД:
- Эй, здесь несколько отличных дисков, возьму посмотреть.

Жуань Чжэндун сказал:
- Хорошо, – и неожиданно предложил, - давай сыграем на пальцах.

Цзяци развеселилась:
- Идёт, выигравший рассказывает анекдот, проигравший выпивает.

Жуань Чжэндун не согласился:
- Рассказывать анекдоты не интересно, давай правдивые истории о себе, проигравший выбирает тему.

В результате в первый раз выиграла она, Жуань Чжэндун выпил стакан и задал тему:
- Расскажи о самом радостном событии.

Она подумала:
- Самом радостном? Самым радостным была поездка на реку. Тоже много выпили. Впрочем, тогда было пиво. Погода жаркая до невозможности, все быстро обгорели до такой степени, что кожа слезала. В тот день ели вкусные куриные крылышки…
Откинула голову на диван, на диване лежала куча тех подушечек, обхватила их, поверхность рыхлая и мягкая, подоткнула вокруг себя, очень удобно. Он спросил:
- А дальше?

- Дальше ничего не было.

Он засмеялся:
- Так не считается, разве это весело, не считается.

- Тогда думала, это самое радостное событие.

Как будто даже всхлипнула, на самом деле, всё уже в прошлом, то время, такое хорошее и красивое, осталось только в воспоминаниях.

Во второй раз она снова выиграла, он загадал:
- Расскажи о твоём самом любимом человеке.

Она пристально посмотрела на него, он расхохотался:
- Хватит сверлить меня взглядом, кто просил выигрывать.

Рассказала ему об отце. Когда была маленькой, отец уходил на работу, а она одна запиралась в доме. Как-то перевернула кастрюлю кипятка, ожог на половину тела. Так плакала, даже горло осипло. Соседка, бабушка Чэнь, услышала, позвала людей. Залезли через окно, чтобы открыть дверь, отвезли её в больницу.

Потом в больнице она в первый раз видела, как плачет отец. Большой мужчина, а слёзы капают, не переставая, «кап-кап», и только зовёт её детским именем:
- Наньнань, не плачь. Наньнань.

На самом деле сам он плакал ещё горше, чем она. Когда в больнице накладывали лекарство, плакал, как ребёнок, который сделал что-то неправильно, так виновато, так грустно, так беспомощно.
- У папы была только я, поэтому всеми силами я старалась быть весёлой, старалась, чтобы у меня все было хорошо, потому что это делало его счастливым. Но до самого конца… Я всё-таки не смогла…
Она опустила голову, сжимая в руках фарфоровую чарку, простую и старую, но с очень красивой глазурью, «оливково-зелёный юэский обжиг* собрал изумрудную зелень вершин». В детстве отец учил её стихам Лу Гуймэна*. Расскажет наизусть, получает поощрение. На самом деле, только пару кусков пряного копчёного тофу, но тогда лакомств было мало, кусок пряного тофу она могла растянуть на долгое время, чем дольше жуёшь, тем вкуснее. Ребята во дворе завидовали из-за того, что отец баловал её. Мог поехать в Ханчжоу и, потратив пол зарплаты, купить ей самую красивую юбку, ещё мог попросить сослуживца из Шанхая привести для неё шоколада. В то время она было маленькой принцессой. Что с того что нет мамы, отец слепо и горячо любил её. Она была самой большой гордостью отца. Соседи, если речь заходила о ней, всегда хвалили:
- Дочь мастера Ю, такая послушная, и учится хорошо.

Когда она поступила в тот университет, это была сенсация на весь переулок. Даже соседи через ручей знали, дочь мастера Ю сдала экзамены в самый престижных университет. Профсоюз винодельни поощрил её пятьюстами юанями. Деньги хоть и небольшие, но отец был очень рад, из-за того что его дочь такая выдающаяся.

Но всё это упорство, на самом деле, не принесло пользы.

Он помолчал немного и только потом спросил:
- Где сейчас твой отец?

- Умер.
Через столько лет она, наконец, могла спокойно и даже как бы мимоходом говорить об этом болезненном событии, похоже, в конце концов, осознав и приняв этот факт:
- Инсульт, два приступа подряд, ушёл очень быстро, не мучился.

Влажный налёт слегка туманил глаза, она взяла пару орехов и положила в рот, рассыпчатые и хрустящие, потом продолжила, как ни в чём ни бывало:
- Давай ещё.

В этот раз, наконец, выиграл Жуань Чжэндун. Она неторопливо выпила стакан, свет лампы отражался в глазах, как от поверхности воды:
- Расскажи ты мне о самом любимом человеке, не вздумай врать.

Он сказал:
- Такого нет.

Она не приняла ответ:
- Обманщик, обманщик, как это нет? В романах постоянно пишут, в сердце плейбоя всегда есть тайная возлюбленная. Поэтому они и становятся плейбоями. Рассказывай, я слушаю. Послушаю и, ручаюсь, сразу забуду.

Он улыбнулся:
- Правда, нет.
С немного сонным выражением, жуя арахис, снова выпил стакану. Вообще-то он не должен был пить, так как в этот раз выиграл. Цзяци чувствовала, что он пьян, поэтому только улыбалась, он тоже улыбался:
- Если я выдумаю историю, чтобы обмануть тебя, ты ведь даже не узнаешь?

Она великодушно предложила компромисс:
- Тогда расскажи о человеке, который тебе нравился в прошлом.

Он поднял лицо вверх, подумал и сказал:
- Когда я был маленький, ну не таким уж маленьким, пятнадцать лет, мне нравилась одна девочка, моя одноклассница.

Она захлопала в ладоши:
- Это здорово! Увлечение детства, если уж любишь, то искренне и просто.

- Тогда я был горд и высокомерен, никогда с ней не заговаривал, только наблюдал издали. Ещё боялся, что она заметит.
Цзяци захихикала:
- Подумать не могла, такой человек, как ты, способен тайно любить кого-то.

Он тоже улыбнулся:
- Немного глупо. Потом мы с моим близким другом напились, были очень пьяны, и разговор зашёл об этом деле. Он был поражён, так как даже не догадывался, что мне нравится та девочка.

Она развеселилась:
- Почему же ты не рассказал ей?

Он слегка улыбнулся, опустив голову к фарфоровой чашке, разглядывал янтарную жидкость, густая, как мёд, аромат так и шибает. Тридцать лет, такой долгий срок необходим, чтобы вызрел подобный аромат. Если ферментировать то нагромождение тайных желаний, они тоже могли бы постепенно породить подобного рода терпкую, вяжущую остроту. Когда пьёшь, не ощущаешь, а потом по ниточке из горла в желудок, тяжело и приятно, обжигающее чувство медленно распространяется, вызывая лёгкое головокружение. Возможно, это предопределение.
- Она не любила меня, я не мог позволить ей узнать.


Примечания к главе 10.
Jack Daniels – виски.
Салатная капуста – речь идёт о капусте полевой (Brassica campestris L.)
Питайя – или питахайя, фрукт дракона.
Юэский обжиг - марка синего фарфора. В тексте приведён отрывок стихотворения эпохи Тан, восхваляющее фарфор округа Син.
Лу Гуймэн – поэт, рождение неизвестно∼ 881год

11.
В тот день было выпито слишком много вина, так что, в конце концов, оба не заметили, как уснули.

Цзяци проснулась на диване, укрытая одеялом. В комнате было тепло из-за включенного отопления. Жуань Чжэндун спал на другом диване. Похоже, вчера он тоже напился и уснул, не дойдя до спальни. Спал без одеяла, одна рука свешивалась к полу. Его шёлковая рубашка давно помялась, под головой кое-как подложенная диванная подушка, в объятьях другая. Всегда такой аккуратный, даже в пижаме способный произвести впечатление, сейчас он выглядел немного комично, будто другой человек.

Цзяци осторожно поднялась. Жуань Чжэндун не проснулся, постояла в нерешительности, но всё-таки не стала будить его.

На кухне осталась вчерашняя посуда, сложила её в посудомойку, сварила котелок каши. Увлечённая хлопотами вдруг заметила мелькание света и тени, обернулась, оказывается, Жуань Чжэндун.

Он был всё в той мятой же шёлковой рубашке, обеими руками упирался в косяки двери. Цзяци вздохнула про себя, даже растрёпанный этот мужчина не выглядел хуже. Можно было подумать, что это своего рода свободный стиль. Взглянула и отвернулась. Он улыбнулся:
- Девушка-улитка*, я собираюсь спрятать твой панцирь.

Цзяци, недолго думая, ответила:
- В этом нет необходимости. За полторы тысячи юаней в месяц, гарантирую, управляющий домом сможет найти для тебя очень работающую улитку с почасовой оплатой.

Рассмеялся и пошёл в ванную. Когда вернулся, Цзяци ещё трудилась. Засучил рукава:

- Я помою чашки, а ты отвечаешь за завтрак.
Цзяци удивилась:
- Ты умеешь мыть чашки?

- Я был в армии! – возмутился он
Не поверив, переспросила:
- Что, правда, был в армии?
- Во флоте. В подчинении деда, который в то время был адмиралом. Мой отец попросил его, как следует вправить мне мозги. Держали под полным контролем, слишком жестоко. В жизни не было такого ужаса, - он тяжело вздохнул. - В то время моей маме даже не позволяли говорить со мной по телефону. Вот уж действительно «народ отвернулся и родственники покинули».

Она не могла сдержать смех. Солнечный свет проникал в окно, чистый и прозрачный, как её глаза.

Каша получилась ароматная, белый рис с поджаренными полосками теста. Цзяци сказала:
- Ещё бы тарелочку солений и было бы идеально.

Жуань Чжэндун рассмеялся:
- Уже очень хорошо, – потом помедлил и сказал. - Идеальней не надо.

Он переоделся в свободную белую футболку и белые штаны. Редко кто, одетый во всё белое, мог выглядеть так хорошо. Как говорится, «Ветер Юйшу»*, очень популярное выражение. Но Цзяци никак не могла выкинуть из головы другой образ.

Тогда была суббота. Позавтракав, он собирался пойти поиграть в сквош и попутно забросить её домой. Но на полдороге Цзяци позвонили с работы, ситуация требовала выйти сверхурочно.

Жуань Чжэндун отвёз её в офис. Как нарочно выходящая из такси Чжоу Цзинань это увидела. В лифт они вошли вдвоём, Чжоу Цзинань расплылась в улыбке:
- Вот значит как, быстренько съехались. Эта компания слишком бесчеловечна, спозаранку вызывает людей работать сверхурочно, бессовестно тревожит сон мандаринок, приходится вылезать из постели, заводить машину, ай-яй-яй…

Цзяци закатила глаза к потолку:
- От плохого человека не жди доброго слова. Кто это с ним живёт вместе.

- Тогда последнее время он так любезен, время от времени подвозит. Посмотри, как он улыбается, глядя на тебя, в глазах прямо электрическая дуга, «джи-джи», не поверю, что ты этого не чувствуешь. Сегодня с утра пораньше привёз тебя, у обоих на лицах весна буйным цветом, будешь утверждать, что между вами ничего нет, тогда даже брат Цзинь может превратиться в Ян Го*. Убей меня, не поверю.

От такого заявления Цзяци опешила, потом хорошенько подумав, почувствовала, что зашла с Жуань Чжэндуном слишком далеко. Так продолжаться не может, надо найти удобный случай, сказать, что им больше не следует встречаться.

Он не из тех, кто не умеет держать себя в руках, но ситуация с покупкой подарка разозлила его, заставив потерять контроль. Когда он поцеловал её, она растерялась, не зная, как поступить. Столько силы, думала, ей никогда не вырваться. Но в итоге он отпустил руки и только смотрел на неё, бормоча: «Как возможно, что это ты?»

В тот момент он выглядел усталым, в глазах непонятная тоска. Смотрел, как смотрят на незнакомца, которого в первый раз видят.

То ли от нервозности, то ли от смущения её глаза наполнились слезами, вот-вот хлынут потоком.

Затем они просто перестали видеться, до того момента пока она ни пришла в больницу.

У Цзяци возникло ощущение нереальности происходящего. Та встреча с Мэн Хэпином в больнице – совершенно немыслимо. Казалось, это только её воображение, потому что все эти годы она много раз мечтала, вот если бы снова встретиться с Мэн Хэпином, если бы можно было ещё раз увидеть его.

Из-за того что столько раз представляла эту сцену, в тот момент, когда в конце концов она действительно столкнулась с ним, казалось, пространство и время перевернулись, и всё стало похожим на сон.

Даже почти начала бояться новой встречи с Мэн Хэпином. Он оставил её слишком давно и больше не принадлежит ей. Довольно жестоко снова появиться в её жизни, оставляя её при этом сторонним наблюдателем.

Никак не думала, что превратится в страуса, но ничего не могла с собой поделать.

Чжоу Цзинань спросила её:
- Почему это не пойдёшь в больницу? Богачи раньше оказывали тебе внимание, ты не можешь быть такой неблагодарной.

Цзяци долго набиралась решимости, чтобы снова навестить Жуань Чжэндуна.

У ворот больницы ужасная пробка, в воздухе смрад выхлопных газов такси, сирены зажатых машин скорой помощи, как несмолкаемый гул мирской суеты. Цзяци стояла перед дверями цветочного магазина, хозяин, пользуясь случаем, энергично рекламировал свой товар:
- В больницу? Купите букет, свежие цветы - очень уместно. Вот красные лилии только сегодня срезаны.
Цзяци, вспомнив корзины с цветами, заполнившие полкоридора, невольно усмехнулась. Вдруг в середине прекрасного разноцветия увидела вкрапление белого. Протянула руку, извлекла тонкую ветку, из-за длинного стебля она выглядела ещё более сиротливо.

Спросила:
- Сколько стоит?

Продавец принялся отговаривать:
- Для визита к больному - неудачный выбор. Эти цветы не подходят для подарка пациенту. Купите букет красных лилий, красиво смотрятся, хорошо пахнут.

Ненадолго задумалась, но снова сказала:
- Это не для больного, сколько стоит?

- Десять юаней.

Уже много лет она не покупала цветов имбирной лилии*, хотя раньше бывало частенько. Когда ходили с Хэпином на рынок за продуктами, попутно брали две или три ветки. Никогда не думала, что сейчас это стоит десять юаней.

Жуань Чжэндун, увидев цветы, неожиданно очень обрадовался:
- Это мне?

Её хорошее расположение сразу испарилось:
- Придумаешь тоже, это я для себя, поставлю в вазу.

- Жадина, – веселясь, слегка прищурил глаза. - Каждый раз приходишь с пустыми руками, хорошенькое дело!
- Полкоридора заставлено подаренными тебе цветами, ещё не достаточно.

Кто-то постучал в дверь не сильно и не слабо, три раза. На самом деле, она была открыта. Жуань Чжэндун повернул голову, в дверях стояла Жуань Цзянси. Её высокая фигура издалека смотрелась, как стебель индийского лотоса, чистая и уравновешенная красота. Но улыбка очень приятная, глядя на них двоих, она только улыбалась.

- Ты почему пришла? – спросил Жуань Чжэндун.

- Секретарь Чжан сказал, мама собирается навестить тебя после обеда, поэтому просил меня тоже зайти. Вижу, я рано. Войду пока?
Жуань Цзянси поздоровалась с Цзяци, по-прежнему улыбаясь:
- Цзяци, - она даже оказалась в курсе, как её зовут, - очень красивые цветы, как они называются?

- Имбирная лилия.

- А… В нашем саду есть похожие, только красного цвета. Напоминают бабочек, действительно, очень красиво.

Жуань Чжэндун возразил:
- В саду маки, а это лилии.

- Нет же, там лилии, - настаивала Цзянси, – ты как давно не был дома? Небось уже забыл, в какой стороне дом.

Пока разговаривали, зазвонил телефон. Жуань Чжэндун поговорив, бросил взгляд на Цзяци и сообщил сестре:
- Секретарь Чжан с мамой пришли.

Цзяци почувствовала себя неудобно. Из-за того, что пришла мама Жуань Чжэндуна, неизвестно почему она испытывала смутную тревогу, поэтому сказала:
- Боюсь, мне надо идти, ещё есть дела в офисе.

Вышла из лифта, навстречу человек, окружённый группой врачей в белых халатах, они толпились, как звёзды вокруг луны, чуть не столкнулись с Цзяци. Она тогда не обратила внимания, в сумочке зазвонил телефон, руки были заняты цветами, отвлеклась, чтобы достать его и ответить.

Вечером Цзяци и Чжоу Цзинань пошли поесть баранины в котелке. Они частенько приходили в эту закусочную. Здесь вкусно готовили, поэтому всегда многолюдно, не протолкнёшься. Котелок бурлил, аромат баранины, душистого лука, чеснока… дымящийся бульон. Чжоу Цзинань любила эту закусочную, говорила, ещё даже не начал есть, только взглянул и сразу теплее. Цзяци тоже любила бывать здесь, ей была важнее приподнятая атмосфера, повторяя за Чжоу Цзинань, посмотришь и сразу теплее. По телевизору как раз передавали новости, за гулом голосов не разобрать, о чём говорят. Цзяци подцепила палочками баранину, случайно подняла глаза и бросила взгляд на телевизор. Баранина слишком горячая, обожглась, поморщившись, спросила Чжоу Цзинань:
- Эй, кто тот человек в новостях?

Чжоу Цзинань, мельком взглянув на экран, сказала:
- Похоже, это чья-то жена, – и переспросила. - А что такое?

Цзяци покачала головой:
- Ничего, обозналась.

Вечером неожиданно раздался звонок от Жуань Чжэндуна. Было уже поздно, он снова звонил без особого повода. Цзяци немного устала, лёжа на кровати под светом бра листала роман, слушала, как он слово за слово, трепался, рассказывал о красивой медсестре. Цзяци не могла сдержать улыбку, даже в больнице не угомонится, обхаживает медсестёр.

- Кто сказал, что я обхаживаю медсестёр, - возразил Жуань Чжэндун, - это они меня обхаживают.

Цзяци над ним подтрунивала:
- С чего это ты заговорил, как Бай Ян?

- Бай Ян - это кто? – переспросил Жуань Чжэндун.

- Не скажу.

Он помолчал немного и спросил:
- Это мужчина?

- Да. Очень хороший человек, – сказала Цзяци, сама еле сдерживая смех. - Это по телевизору, не воображай себе, что попало.

Произнеся это, сразу пожалела, и впрямь он развеселился:
- Кто это воображает, я никогда ничего не воображаю, - и снова спросил. - Чем занимаешься?

Цзяци корила себя, что ляпнула лишнее, вздохнула:
- Читаю книгу, собираюсь спать. Тебе тоже надо отдыхать, ты же болеешь, ложись пораньше. Пока.
И не дожидаясь, что он скажет, быстро повесила трубку.

На самом деле она не могла уснуть. Потянулась с постели к словарю испанского языка, стала повторять перевод слов. Эта привычка осталась у неё ещё со времён учёбы. Однажды, страдая бессонницей, взяла толстый словарь, начала переводить слова, повторяла – повторяла да и задремала. Ночь тиха, а она сидит, поджав ноги, и бормочет себе под нос. Прямо как Тансэн*, еле сдерживала смех. Когда дошла до слова «bailar»*, зазвонил телефон, она взглянула на номер – Жуань Чжэндун. Как-то странно, но всё-таки взяла трубку.

- Ещё не спишь? – спросил он.

- А?

- Можешь спуститься?

В голове мешанина слов и значений, сразу даже не поняла и глуповато переспросила:
- Куда спуститься?

- Вниз.

Вздохнула, спрыгнула с кровати и раздвинула шторы. Холодная ночь первого месяца зимы, даже уличные фонари жужжали уныло, единственное такси стояло у подъезда.

Слишком высоко, не разглядишь кто в нём, лишь неясный силуэт.

Наспех накинула пальто и спустилась. Войдя в лифт, обнаружила, что всё ещё держит в руке телефон и одета в домашние тапочки, но не стала придавать этому значение. Вышла и сразу увидела Жуань Чжэндуна, который стоял, прислонившись к такси. В тонком чёрном кашемировом пальто, обе руки в карманах, вид возвышающегося над суетой красивого барина, казалось, что опирается о собственный Майбах.

Она смешалась:
- Ты что здесь делаешь? Как сбежал из больницы? Жить надоело?

Улыбнулся, изо рта вырывался пар:
- Садись в машину, поговорим, очень холодно.

Действительно холодно, в машине водитель радостно напутствовал с переднего сидения:
- Девушка, хорошенько поговорите. Парень за полночь прибежал, должно быть, искренен.
Наверное, думал, что они поссорившиеся любовники. Цзяци стало совсем тоскливо. Таксист, договорив, вышел из машины и закурил. Машину не заглушил, мотор гудел, тёплый воздух обдувал лицо, она спросила:
- Зачем приехал?

Жуань Чжэндун сказал:
- Ты вот ни чуточку не романтик, как чужой человек. Я среди ночи, неожиданно, больной приехал, кто бы ни растрогался?

Цзяци, не знала то ли радоваться, то ли плакать:
- Возвращайся быстрее, хорошо. Что-нибудь случится, я не могу взять на себя такую ответственность.

Он снова рассмеялся. Узкие и длинные глаза феникса со странным выражением счастья только блеснули в прищуре:
- Как, ты не хочешь взять за меня ответственность?

- Можешь быть немного посерьёзней? – обессилено сказала Цзяци

- Я никогда не был так серьёзен.

Цзяци почувствовала, что разбита в пух и прах:
- Как тебя отпустили из больницы? Надо скорее вернуться, ты же болен.

- В больнице не отпускали, - ответил Жуань Чжэндун, - но я использовал мужское обаяние, чтобы ввести в заблуждение дежурную медсестричку, и втихую сбежал. А тут ты с недовольным видом, легко ли мне?
Цзяци хихикнула, но сразу же сдержала улыбку:
- Ты всё-таки возвращайся, уже поздно, к тому же холодно, простудишься.

- Это ты так за меня волнуешься?

Цзяци поняла, что попытка не удалась, расстроилась:
- Да, да. Я очень волнуюсь за тебя. Хотел что-то сказать, позвонил бы. Ты пока возвращайся, ладно?

Он вдруг перестал улыбаться и холодно произнёс:
- Не пойдёт, – потом помолчал и снова продолжил. - Я хочу тебе кое-что сказать, скажу и уйду.

В салоне как будто разом стало тихо, лишь шорох потока тёплого воздуха из дефлектора кондиционера машины. У Цзяци внезапно заколотилось сердце, она с трудом улыбнулась:
- Что ты хотел сказать?

Он неожиданно расхохотался:
- Смотри, как напугал тебя. Думаешь, пришёл занять денег? На самом деле, хочу попросить тебя об одолжении, достань мне немного сигарет. В больнице не разрешают курить, Цзянси тоже не соглашается помочь. В конце концов, ведь речь идёт о моей жизни. Скажи, почему при гепатите надо отказываться от курения, это же не воспаление лёгких. Эти врачи, что один, что другой болтают чепуху.

Она, действительно, была напугана, так, что до этого момента даже сдерживала дыхание.
- Тогда может не надо. Раз врачи сказали не курить, значит, есть причины. Я не могу помочь тебе в этом.

Он рассердился, начал выговаривать ей:
- Где справедливость? Вроде мы с тобой друзья, а в такой мелочи ты отказываешься мне помочь.

- Ладно, что ты обычно куришь? – чтобы уже отделаться от него, спросила она. - Я завтра куплю.

На самом деле она знала, что он курит. Видела несколько раз, белая пачка, без названия и товарного знака. Такие сигареты специально доставляли из Юньнаня. В те годы Мэн Хэпин привёз пару подобных пачек её отцу. Поэтому каждый раз, видя как Жуань Чжэндун курит, она испытывала своего рода непонятное огорчение. Но это всё в прошлом, поэтому просто спросила его.

И впрямь, он задумался:
- Я привык к одному сорту, здесь, боюсь, такого нет. Помоги мне достать. Знаешь Жун Бо, я дам ему твой мобильный, завтра встретишься с ним, заберёшь.

Жун Бо? Она вспомнила, первый раз, когда играли в маджонг, он говорил, что она «что-то невиданное». Этот же президент Жун в прошлый раз одним росчерком пера помог им, и её начальник ещё называл его «младший Жун». Впрочем, человек с хорошими манерами и выглядит симпатично. Все друзья Жуань Чжэндуна - драконы и фениксы среди людей, безукоризненно одетые, ничего неподобающего. Она, вздохнув, сказала:
- Ты всё-таки не кури, даже здоровому человеку курить вредно, а тем более сейчас, когда ты болен. Раз уж врачи советуют не курить, то и не надо.

Он неожиданно рассердился:
- Не хочешь не надо. Что я не найду кого-нибудь, кто мне поможет? Вылезай из машины, не хватало ещё твоих поучений.

Цзяци растерялась и, не сказав ни слова, толкнула дверцу машины, чтобы выйти. Он болен, настроение то вверх, то вниз, она может отнестись снисходительно и не станет препираться. Но прежде он никогда не показывал свой норов, это в первый раз, даже непонятно, что спровоцировало его. Водитель, прятавшийся в деревьях от ветра, увидев, что она выходит из машины, бросил бычок и направился к ней. Улыбнулся:
- Поговорили?

Она слегка кивнула, с трудом улыбнулась в ответ. На самом деле это от холода, она не надела шерстяной свитер, пальто не спасало, ветер дул прямо в шею. От холодного воздуха она закашлялась и, спеша, направилась к дому.

Как вошла в лифт, зазвонил телефон. Взглянула - Жуань Чжэндун. Не хотелось брать трубку, но она всё-таки взяла.

В трубке долго молчали, можно было даже расслышать его дыхание и смутный гул мотора машины. Наверняка уже в дороге, чего снова звонить? В итоге не сдержалась:
- Что-то ещё?

- Цзяци, прости, - произнёс он.

Она заспешила:
- Всё в порядке, я уже забыла. Ты был не в духе, кинул пару слов, без проблем.

- Нет, я был неправ.

- Всё в порядке, - пыталась успокоить она его, - правда, всё в порядке. Я не придала значение, не принимай близко к сердцу.

- Нет, – упорствовал он, - то, что я сказал, было ошибкой, Цзяци, я неправ. На самом деле, я приехал сегодня не из-за сигарет, я хотел увидеть тебя. Цзяци, то, что я только что наговорил неправда, сам не знаю, что на меня нашло. Может, я не мог вынести, что ты так держишься со мной, притворяешься ничего не понимающей. Я не мог вынести…

Он остановился, голос стал ещё грустнее:
- Я люблю тебя.


Примечания к главе 11.
Девушка-улитка - аналог сказки о Царевне-лягушки; сказка о том, как мужчина принёс домой улитку, а она оказалась девушкой, которая втайне занималась домашними делами.
«Ветер Юйшу» - "яшмовое дерево на ветру", красивый талантливый человек.
«Я превратился в Ян Го» - интернет роман автора Чэнь Чэнь Сяо Тянь.
Имбирная лилия - гедихиум венценосный.
Тансэн - одно из имен Сюаньцзана, знаменитого китайского буддийского монаха, учёного, философа, путешественника и переводчика времён династии Тан
«bailar» - танец (исп.)

12.
Цзяци спала плохо, снилась больница. За дверями палаты среди ночи кто-то тихо плакал. Она вышла посмотреть. Юная девушка, возможно, лет двадцати, спрятав лицо, рыдала навзрыд. Хотела подойти, спросить, может, нужна какая-нибудь помощь, но ноги почему-то не двигались, только и оставалось стоять, смотреть сторонним наблюдателем. Потом, наконец, девушка подняла голову, слёзы размазаны по всему лицу. Неожиданно оказалась, это она сама.

В этот момент Цзяци проснулась в холодном поту, в темноте было слышно только, как стучит сердце, «тук-тук». Немного посидела, в потёмках пошла на кухню, выпила стакан горячей воды, сердце всё ещё прыгало, как ненормальное. Снова легла, но уснуть не могла, закрывала глаза и будто опять оказывалась в больнице.

Именно в то время она узнала, что означает «попасть в безвыходную ситуацию».

Деньги утекали как вода, скудные накопления отца – капля в море, больница каждый день направляла требования об оплате.

Очень тонкая бумага, держишь в руке – ломкая и хрупкая, шуршит, сплошь покрыта названиями необходимых лекарств и перечнем расходов. Сердце как огнём объято, во рту кровавые волдыри, но боли не чувствуется. Как тут почувствовать, два дня и две ночи не сомкнув глаз, в пустой желудок будто засунули громадный булыжник. Губы все в засохших струпьях, трескаются, кровят.

Мама Мэн Хэпина оставила карточку с пятьюдесятью тысячами юаней. Много раз она вставляла карточку в банкомат и снова вытаскивала.

Изо всех сил стучала по банкомату, ударяясь об острые углы, так что разбивала руки, кровь сочилась, размазывалась по глазам, ничего не видно, только сплошная краснота, медленно затвердевающая в коросту. Рука, цепляющаяся за холодный корпус банкомата, постепенно ослабев, соскользнула, будто из тела вытащили мышцы. Ледяной мрамор стены коснулся груди, холод, пройдя насквозь сердце и лёгкие, охватил лицо, похоже, только таким образом, можно было высвободить поток слёз.

Глубокой ночью перед бездушным автоматом, она сидела там одна и, молча, плакала.

В итоге всё-таки взяла деньги, на следующий день получила у стойки банка. Несколько толстых пачек розовых ассигнаций, половина старых, прошедших через множество рук, замызганных и грязных. Когда принесла в кассу больницы, кассир включил счётную машинку. Купюры, шурша, опрокидывались, образуя маленький розовый веер.

Наворачивались слёзы, вот также и жизнь одним движением перевернулась с ног на голову.

Но отец не дождался выписки из больницы. Сразу грянул второй инсульт ещё сильнее, чем первый. Кровоизлияние в мозг, один момент и руки разжались, дальше лишь бесконечная разлука.

После первой операции, он на короткое время пришёл в себя.

Уголок рта дёргался, фактически он уже не мог говорить. Цзяци наклонилась поближе, чтобы расслышать слабый голос.

Он произнёс: «Не…»

Только одно слово, но она сразу поняла, что он имел в виду. Слёзы падали на белое одеяло с серым штампом и медленно расплывались. Она услышала свой голос, слабый, но отчётливый:
- Пап, не волнуйся, я поняла.

Тонкая рука отца была утыкана разноцветными трубками. Такая худая, что вены выступали наружу. Она и не знала, оказывается у него повышенное давление.

В начальной школе несколько девочек третировали её из-за успехов в учёбе. Подговорили остальных не играть с ней, вдобавок обозвали её маму проституткой. Она подралась с ними, была побита до крови и не решалась идти домой. Болталась без дела с портфелем в руках, сидела на перилах моста, смотрела на реку. В узкую лодку грузили рис, навалили гору мешков. С пролёта моста спустилась вниз. Вода в реке глубокая и зелёная, поверхность медленно и беззвучно пенится белыми пузырями. Просидела там до темноты. В домах зажглись лампы, мягкий ночной ветер доносил из окрестных домов звук телевизионной программы CCTV, знакомо, но далеко.

В итоге отец отыскал её.

Совсем не ругался, молчал всю дорогу. Придя домой, дал ей горячей воды вымыть лицо и руки, даже не спросил, из-за чего случилась драка, почему не вернулась домой, только взял ватные палочки и стал смазывать ранки йодом.

Когда капал на царапину, было очень больно, она крепко сжимала губы, но не издала ни звука.

Отец тоже ничего не говорил. Потом принёс термос с кипятком, уже у двери обернулся и сказал:
- Поешь.

На столе зелёный марлевый колпак. Рана на тыльной стороне больно свербела. Медленно подняла синюшней рукой колпак, внутри оказалась тарелка с её любимым блюдом, креветками жареными в масле, белоснежные креветки уже остыли, но по-прежнему распространяли соблазнительный аромат.

Достала миску, села за стол и молча принялась за еду.

Отец, наконец, вернулся. Стоял, смотрел, как она ест. Потом подошёл, погладил её по голове, вытащил из сумки мандарин и дал ей.

Большой мандарин, ярко-красный.

Когда отец спокойно положил перед ней на стол мандарин, её рука, сжимавшая палочки, задрожала, а потом она разревелась.

Она не раз видела отца во сне. Снилось детство. Спозаранку морозным зимним утром встаёт на учёбу, напяливает толстые ватно-шерстяные рейтузы, руки не слушаются, очень холодно. На дверце старомодного платяного шкафа в овальном зеркале её отражение, с трудом завязывает пионерский галстук. Из окна вдалеке внизу виден отец, суетящийся у печки. Она спускается, закинув за спину ранец. В крохотном дворике дым колышется на ветру. Отец специальными щипцами подкладывает в печь угольные брикеты, отмахивается от дыма, кашляет. Такой знакомый звук кашля. Спустившись по лестнице, она идёт сквозь пелену удушливого дыма, но отец не замечает её.

Сердце колотится, просыпается посредине сна, всё лицо, оказывается, в слезах.

Она так и не знает, что мама Мэн Хэпина сказала тогда отцу.

Тем летом компания отправила Мэн Хэпина на объект в Гуйчжоу, пустынный приграничный городок, где даже телефон не ловит, чтобы позвонить, надо идти далеко на почту. Работа тяжёлая, но и оплата высокая. Мэн Хэпин всё время мечтал купить к свадьбе квартиру. Из-за этого проекта они не проводили отпуск вместе, Мэн Хэпин только звонил ей. У него постоянно текла кровь из носа. Когда звонил, в носу снова был засунут тампон, говорил хриплым голосом. Разделённые тысячей километров, Цзяци переживала до слёз, убеждала его оставить эту работу, мол, вернётся, найдёт другую, но он не соглашался:
- Через месяц всё закончится, и я вернусь. Навести отца, ему одному одиноко.

Из-за того, что у Мэн Хэпина не было прописки, они не могли оформить свидетельство о браке. Ещё Цзяци упрямо не соглашалась вступить в брак, не получив согласия родителей Мэн Хэпина, не хотела их обижать. В конце концов, они его родители, у них только один ребёнок, и противятся они тоже только потому, что любят его.

Но Цзяци никак не могла предположить, что мама Мэн Хэпина приедет в Чжэцзян. Тогда шёл третий день отпуска, отец с утра пораньше поднялся и уехал в Ханчжоу, сказал, встретиться со старыми товарищами. В итоге не возвращался до позднего вечера. Цзяци не спала, рассеяно смотрела телевизор, периодически подбегала к окну взглянуть вокруг. Наконец, увидев возвращающегося отца, невольно позвала: «Папа». Ю Минюань, не поднимая головы, ссутулив плечи, медленно брёл по внутреннему дворику. Шёл дождь, «бам-бам» стучали капли. Тусклый свет лампы из окна соседей снизу подсвечивал тонкие, как иглы, серебряные нити дождя, потом выхватил одинокую фигуру отца, он был без зонта, в слабом луче света мелькнула седая голова. Цзяци неожиданно разволновалась. Только зашёл в тёмный дом, а живущая снизу соседка тётушка Чжан уже пронзительно закричала:
- Цзяци! Цзяци, быстрее спускайся! Твой отец упал!

Рванула вниз, полились слёзы, тётушка Чжан поддерживала тело отца. Она только плакала, даже слова не могла произнести. Рука отца ледяная, одежда вся промокла, он крепко сжимал конверт.

В конверте только банковская карта с пятьюдесятью тысячами юаней.

Цзяци никогда не сможет узнать, почему отец взял эту карточку.

Она не узнает, какому унижению он подвергся.

Не узнает, какие оскорбления он снёс.

Отец навсегда оставил её. Рыдала, обнимая коченеющее тело. Никогда не сможет простить себе, что позволила причинить такие страдания единственному близкому человеку. Он всю жизнь гордился ей, но в итоге она принесла ему переживания и позор.

Он сказал лишь: «Не…» Слёзы текли ручьём, но она поняла, что хотел сказать отец.

Не позволяй людям смотреть на них, дочь и отца, свысока, не допусти, чтобы стыдили его любимую дочку, не позволяй, чтобы его любимую дочку заставляли страдать.

Глубокое чувство любви, невосполнимая утрата.

Цена, которую она заплатила, это их достоинство, это единственный любимый человек, это её обожаемый отец.

Она была вынуждена разжать руку, пусть даже расстаться не было сил, ничего не оставалось, как только отпустить.

У неё отобрали всё что было, всё во что она верила, она уже не могла отстаивать ту частичку любви.

Она не сказала Мэн Хэпину, что отец умер. Встречала его, когда через месяц он вернулся из Гуйчжоу. Всклокоченные волосы, щёки ввалились, футболка болтается, будто на размер больше, потянулся издалека и сразу обнял её. Ей хотелось заплакать, исхудал настолько, что прощупывались рёбра. Медленно обхватила руками за талию. Вспомнила встречу в начале года, его приподнятое настроение, как он курил рядом с танцплощадкой, спокойно наблюдая за всеобщей радостью и весельем. Жизнь для него высока, как небо, широка, как море, он не должен был влюбляться в неё.

Если бы не она, он мог бы быть счастлив.

Если бы не она, ему не нужно было бы так усердно трудиться.

Возвратившись домой, она первым делом приготовила ему поесть, он, как и прежде, имел волчий аппетит. Дула, остужая куриный бульон, миска постепенно опустела. Набрал полную ложку, расплылся в улыбке:
- Там каждый день говядина, баранина, овощи не едят. Цзяци, я так скучал по твоим овощам, думал, сойду с ума.

Он почернел и исхудал, белые зубы, обнажившиеся в улыбке, ещё более подчёркивали худобу, которая вызывала жалость.

Цзяци, сдержав слёзы, спросила:
- Скучал по еде?


Он снова улыбнулся:
- Ещё я скучал по тебе.

Действительно, скучал по ней, очень скучал, очень сильно.

К полуночи он, наконец, крепко заснул. Цзяци медленно поднялась, молча, села, обхватив колени, и смотрела, как он спит.

У него длинные ресницы. Спит, как ребёнок, одеяло сбилось. Шея, руки, ноги все сплошь в больших и мелких шрамах от укусов москитов. Как-то он случайно рассказал ей, комары там большие и злобные, укусят несколько дней боль и зуд, чешется нестерпимо, расчешешь, сразу гноится, ещё больнее, потом может остаться рубец.

И вот теперь он весь в шрамах и всё из-за неё.

Он ради неё выносит столько тягот, но она больше не может продолжать.

Если бы можно всё начать сначала, она предпочла бы никогда с ним не встречаться, позволить ему просто и счастливо продолжать жить в его мире.

Слёзы медленно капали, а он уже спал.

Она бросит его. Он не узнает, как сильно она любит его.

Постепенно перестала приходить домой, говорила ему, что задерживается на работе или что у неё дела. Мэн Хэпин тоже был занят. Уже довольно долго не виделись, когда он не сдержался и позвонил, спросил:
- Когда вернёшься домой?
Она ответила:
- Вечером не приду, задержусь на работе.
Он продолжал умоляющим тоном:
- Тогда я попозже заеду за тобой, хорошо? Обещаю, не буду мешать тебе работать. Я соскучился, уже десять дней тебя не видел.
Она, сдерживая слёзы:
- Коллеги зовут, я потом тебе перезвоню.
Вешала трубку, пряталась в туалете, плакала под шум текущей воды, так что глаза становились красными, а потом отключала телефон.

Попросила помощи у Сюй Шифэна. Тот недоумевал:
- Цзяци, Мэн Хэпин любит тебя, ты же видишь, он искренен. Если есть какое-то недопонимание, надо обсудить с ним.

Она была абсолютно измотана, голос звучал хрипло:
- Нет недопонимания, просто слишком устала. Мне тяжело, ему тяжело, у меня нет выхода, я не хочу так продолжать.

По взгляду Сюй Шифэна не разберёшь, возможно, понял или сжалился, но, в конце концов, только глубоко вздохнул:
- В молодости мы расстаёмся, полагая, что это не более чем кратковременное чувство, потом оказывается, оно на всю жизнь.

Она знала, ясно понимала, что значит отпустить руку, но у неё не было выбора. Сквозь слёзы смотрела на китайское зонтичное дерево за окном. Вся земля покрыта опавшей листвой. Осенью листья не могут остаться на ветках, пусть даже они очень сильно сожалеют, всё равно отрываются и падают вниз, всегда падают вниз, расставаясь.

Такова жизнь, она больше не готова продолжать, остаётся только спокойно отпустить руку, из-за того, что она не может себе этого позволить.

Другие очень красивые вещи, все они тоже ей не по средствам.

Пусть все скорби падут на неё, она хотела одного, только чтобы он был счастлив.

Она уже потеряла отца, сделала его несчастным. В конце концов отец ушёл так быстро, у неё не было возможности разделить с ним ношу. Но Мэн Хэпина она ещё могла отпустить, не впутывать его, позволить вновь вернуться в мир, которому он принадлежит.

До последнего не знала, как сказала ту ложь, про аспирантуру, про Сюй Шифэна. А Мэн Хэпин, глядя на неё, как на незнакомку, лишь произнёс:
- Я не верю.

Он не поверил, что она не любит его, не поверил, что она хочет его бросить.

Её сердце из камня, по слову, по фразе, одно за другим ранящие слова были произнесены, каждое как острый нож. А ей было всё равно, она колола в самые уязвимые места, понимая, он истекает кровью в непереносимой боли, смятение в глазах, но у неё уже не было сердца.

Постоянно пытался выяснить у неё:
- Мои родители что-то сказали тебе? Что-то произошло, пока меня не было?

Он совсем не глуп, но у неё уже не было пути к отступлению, только собравшись силами, обрубить всё разом.

В итоге она и Сюй Шифэн предстали прямо перед ним, дошло до того, что прямо у него на глазах она цеплялась за руку Сюй Шифэна. В конце концов, Мэн Хэпин сломался, не смог больше сдерживать себя и как следует вмазал Сюй Шифэну.

Удар пришёлся в глаз, Сюй Шифэн сразу согнулся от боли. Она в смятении от гнева и боли опустилась рядом с Сюй Шифэном. Глаз заплыл, он долго не мог произнести ни слова. Повернула голову и закричала:
- Мэн Хэпин, убирайся! Не хочу тебя больше видеть!

Он стоял там, одетый в старую ветровку, в которой выглядел ещё выше и тоньше, лёгкий, как тень. Крепко сжатые губы, на лице гнев и злость, но она не могла себе позволить отвести глаза, не могла отступить ни на шаг. Его взгляд постепенно заполнили огорчение и скорбь, в конце концов, он развернулся и ушёл.

Плакала очень долго, в итоге Сюй Шифэн отвёл её домой. Он не утешал её, позволяя вдоволь выплакаться.

Так тяжело, похоже, что самая важная часть её отсечена от организма.

Долго сидела у подъезда, в конце концов, поднялась. Поднялась и увидела, что Мэн Хэпин стоит вдалеке в тени деревьев и смотрит на неё, просто смотрит пустым взглядом, лишённым надежды.

В этот момент, она почти сдалась.

Он подошёл к ней, в голосе слышалась мольба:
- Цзяци, я неправ. Прошу, прости, я не могу без тебя.

Он не сделал ничего неправильного, но его руки слегка дрожали. Она никогда не сможет простить себе.

Скрепя сердце, оторвала его от себя.

Заставила оставить надежду. А после его ухода, сидела на тротуаре и горько рыдала над всеми горестями и печалями, почти все слёзы выплакала.

Разрывая сердце, наплакалась так, что не осталось сил подняться.

Она отказалась от той жизни, теперь все будут счастливы.

Отбросила всё. В дальнейшем переживания постепенно забылась.

Там и жила год за годом, думая, что уже всё забыто.