************************************************** ***
- Расскажите, каким он был в детстве?
- В детстве? – Юнг Ки Чун странно посмотрел на девушку, выдерживая паузу и внимательно изучая ее, он все же продолжил, - был не спокойным и что-то постоянно ищущим мальчиком.
- И?
- Он был мальчишкой и этим все сказано. Как и все - проказничал, не слушался, частенько приходил домой в подранной одежде. Но - это нормально. И страшно не любил…
- Что? – Марисобель раздирало любопытство, а отец Джи Хуна остановился на самом интересном, наблюдая за ней, прищурив интригующе глаза, – так что именно не любил?
- Мне иногда трудно было его понять, хоть и сам когда-то был ребенком, но когда становишься взрослее, забываешь о том, что сам когда-то был таким…упрямым…гордым…горячим…и временами бесшабашным и бесстрашным… И что нравоучения родителей кажутся ужасно нудными и не нужными… У моего сына есть одна черта, которая проявлялась еще с самого детства – страшная упрямость… Это у нас семейное.
Марисобель не смогла сдержать усмешки от такого откровения, тем более Юнг Ки Чун сам улыбнулся ей. Во внешности отце Джи Хуна было что-то такое аристократическое, что ей внушало робость. Она и не могла мечтать о том, чтоб он дал ей интервью, а ведь у нее столько было вопросов к нему. Но судьба распорядилась так, что он сейчас сидел перед ней, ожидая прихода Джи Хун-щи.
- Скорее даже упертость. Он ужасно не любил, когда с ним разговаривали, как с ребенком…Временами он был просто неуправляемым. Это сейчас он такой гибкий, а раньше был только единственный способ его направлять в чем-то и контролировать. Да-да контролировать - для вас я не открою секрет, ведь всем родителем иногда приходится прибегать к контролю, ведь по-другому нельзя…правда у каждого это проявляется по-разному. В моем случае это было осуждающий обед молчания, который никто не мог нарушить. Это действительно помогало – мой сын никогда не любил одиночества, и на него молчание всегда угнетающе действовало. И он старался найти выход из создавшейся ситуации. Вот так по-своему я его направлял…жаль только…
- Только… что? – Марисобель тихо переспросила, стараясь не нарушить ту маленькую нить доверия, которую к ней только что протянули.
- Моим детям не всегда было легко…И в самый трудный для них момент…меня не было рядом…
- А где вы были? Ведь вы имеет в виду вашу поездку в Южную Америку? Почему вы уехали и оставили своих детей и жену одних? – Марисобель старалась спрашивать со всей мягкостью в голосе, - Когда им было тяжелее всего без вашей поддержки, почему не вернулись во время?
- Что? – Юнг Ки Чун опешил от таких вопросов, - кто дал вам право? Что вы знаете обо мне и моей семье, чтоб задавать такие вопросы? Захотелось покопаться в грязном белье? – он старался сдерживать себя и не кричать от возмущения, но переполнявшие эмоции и нахлынувшее чувство вины, брали свое, - У вас ничего не выйдет.
Развернувшись, он быстро пересек комнату, направляясь к выходу. Юнг Ки Чун понимал, что он где-то не прав, но боль терзавшая его сердце, на протяжении уже не одного года, после ее вопросов стала острее, сжимая его словно тисками. Не замечая ничего перед собой, даже столкнувшегося с ним в дверях сына, вылетел из квартиры, стараясь даже не слышать его: «Отец».
- Отец?..отец… - Джи Хун удивлено проводил взглядом своего отца, который, казалась, даже его не заметил и не услышал. Молниеносно пересекая квартиру в несколько шагов, он увидел ошеломленную Марисобель, - что? Что произошло?
- Не знаю… - она старалась не смотреть ему в глаза.
- Как не знаешь? Почему мой отец…
- Я его попросила рассказать о тебе, а потом…потом…
- Что потом? – Джи Хуна, казалось, что он сейчас просто взорвется, если не узнает причину.
- Потом я спросила где он был, когда вы больше всего в нем нуждались, почему его не было рядом, когда…
- Кто тебе дал право об этом спрашивать моего отца?
- Что? – Марисобель от неожиданно холодного тона Джи Хун-щи аж дернулась, - я…
- Вам всем журналюгам только покопаться в грязном белье, не думая о чувствах других – дай только сенсациюоткапать.
- Что? – она не верила своим ушам, каждое слово било словно бичом, - я не …
- Впредь, если тебя что-то интересует - спрашивай у меня.
И не дожидаясь ее ответа, вылетел из квартиры, безуспешно пытаясь на ходу дозвонится отцу.
У Марисобель было такое чувство, как будто ее окатили холодной водой. Первые несколько минут она простояла в полном ступоре. В голове отдавалась только одно слово: «Журналюга». Она никогда не считала себя журналистом, а скорее писателем, но его презрительное «журнальга», заставило ее почувствовать себя человеком второго сорта. Он не кричал, но его тон, голос были настолько холодными, что могли заморозить даже солнце.
«Лучше бы он кричал!!! Он не дал даже вставить хоть слово…»
Глаза нестерпимо жгло от непролитых слез, а в груди так все сжалось, что ей казалось, если она хоть еще одну минуту проведет здесь – просто задохнется. Быстро собрав свои записи и ноутбук, Марисобель выскочила из квартиры.
*********************************
Плюхнувшись на диван, Джи Хун устало протер глаза. Поговорив с отцом, когда тот немного пришел в себя, он узнал, что Марисобель получилось разбередить давнюю рану. Он сам виноват в случившимся. Если бы он сразу ответил на ее вопросы о своем отце, то не было этой опять нахлынувшей боли. Если кого и стоило винить в случившимся – то его самого.
Джи Хуну было очень неудобно, что он так вспылил. Он давно так не выходил из себя, но эта женщина будила в нем такие чувства, о которых он порой даже не подозревал. Он не знал, как посмотрит Марисобель в глаза.
Джи Хун узнал самое главное – она не за что не осуждала его отца, а он ей такого наговорил. Чувствуя, что разговора все равно не избежать из-за гложевшего его чувства вины, он решительно встал, направляясь к ее комнате. Глубоко вдохнут и выдохнув, он не смело постучал в ее дверь. Ответом ему – было молчание. Подняв руку он собирался еще раз постучать, но остановив себя на полпути, опустил ее.
«Так даже лучше. Она еще скорее всего обижена на меня. Утро вечера мудренее».